Записки расхитителя гробниц Часть 3. Глава 13. Первая ночь– обострение конфликта

Кое-что мне казалось странным: даже приближаясь, исходящий от дерева звук оставался похожим на помехи рации, но, кроме него, не было слышно ничего другого. Никаких звуков передвижения. Такое ощущение, что эта непрерывно работающая рация беззвучно передвигается сама собой. Разве такое возможно?

С тех пор, как мы попали сюда, происходят настолько непонятные вещи, что я никак не могу уловить суть происходящего, чтобы проанализировать ситуацию.

"Эти большие червяки чертовски спокойные!" — одними губами произнес Толстяк.

Лучшее, на что мы могли рассчитывать — змеи были ошеломлены нашими действиями и не среагировали быстро, благодаря чему мы смогли пройти чуть вперед без неприятных сюрпризов. Но много хочешь — мало получишь. Хоть вокруг все оставалось замершим, я словно кожей ощущал скрытое движение. Не знаю, может быть, это реакция психики на стресс и напряжение, но мне это ощущение казалось очень реальным.

Вероятно, змеи были уже совсем близко. Если у них такой высокий интеллект, но они не нападают, очевидно, что это обычная осторожность при вторжении чужаков, они пока лишь держатся на расстоянии и предупреждают о своем присутствии.

Если это просто осторожность, то нам повезло, потому что оружия против них нет, и, если они внезапно передумают и решат напасть, мы даже увернуться от броска не успеем. Но есть вероятность, что они специально давят на психику. Такое поведение используют ласки, когда крадут цыплят. Я раньше думал, что скопировать этот трюк могут лишь люди, и такое поведение не свойственно змеям. Но, похоже, в этот раз ласки могут нервно курить в сторонке, глядя на продуманную стратегию местных гадов ползучих.(1)

Стараясь не шуметь и не делать резких движений, мы медленно и осторожно шли вперед. Но, не смотря на это, странные радиопомехи все приближались. Пот градом катился по моему лицу. И чем ближе был этот звук, тем быстрее я терял способность мыслить здраво.

Осознание собственной беспомощности заставляло меня паниковать еще сильнее. Толстяк, видимо, понял, в каком я состоянии, и ущипнул, чтобы привести в чувство. Я обернулся и увидел, что он тоже весь вспотел.

Однако от его щипка мне полегчало. Странный звук в это время звучал прямо над нашими головами. Опасаясь, что змеи могут напасть сверху, мы шли, опасливо поглядывая наверх.

Кажется, дело пошло быстрее: мы, осторожно двигаясь и замирая на каждом шагу, как марионетки, прошло метров десять. Но, когда волна надежды захлестнула мое сердце, внезапно до сих пор не прерывавшийся странный звук замолк, и все вокруг погрузилось в тишину, словно лес вокруг нас пропал. Эта тишина оказалась столь неожиданной, что мы вздрогнули и замерли на месте.

Толстяк среагировал быстрее всех. Он толкнул меня в спину, заставляя бежать, но я от неожиданности споткнулся и упал. Сходя с ума от непонимания происходящего, я поднялся, и в этот момент произошло нечто невероятное.

Я услышал, как задрожал полог окружающих деревьев, а потом кто-то тихо спросил: "Кто это?"

Мы в недоумении уставились друг на друга. Что происходит? Кто это говорит?

"Может быть, это люди третьего господина? — взволнованно предположил Паньцзы. — Черт возьми, это точно не змея. Змеи не умеют говорить. Мы зря беспокоились и сами себя напугали, — и он немедленно крикнул в сторону дерева, откуда раздался голос. — Это я, старший Пань. А ты кто?"

Оттуда не донеслось ни звука в ответ. Мы долго вслушивались в тишину, глядя друг на друга, затем Паньцзы снова крикнул: "Я спрашиваю тебя, кто ты?" И он поднял повыше факел и шахтерский фонарь.

Как только свет достиг верхних ветвей, листва на них задрожала, а затем тихий голос снова спросил: "Кто это?" На этот раз интонация стала другой, словно говорящему было больно. Причем, это точно был мужской голос.

Что-то в происходящем беспокоило меня, но сейчас мы уже не могли уйти, не разрешив эту загадку. Паньцзы уверенно заявил: "Я пойду и посмотрю."

Взяв в зубы рукоятку факела, он полез на дерево, а Толстяк прикрывал его, держа наготове ружье. Вытащив нож, я повернулся спиной к нему, следя, чтобы к нам не подкрались сзади. Паньцзы двигался очень быстро, и скоро был на самом верху, скрывшись среди ветвей. Я не рисковал смотреть в его сторону, наблюдая за его передвижениями лишь краем глаза.

Мне казалось, что он сразу сообщит нам, что увидел, но внезапно звуки его движения пропали. Я почувствовал, как слабеют от страха мои ноги. Виден был лишь слабый свет факела среди листвы, но никаких признаков борьбы или чего-то подобного.

Прошло еще какое-то время, теперь забеспокоился Толстяк. Обернувшись, он озадаченно посмотрел на меня. А что толку переглядываться, я тоже ничего не мог рассмотреть. Ясно одно: Паньцзы забрался наверх и больше не двигался.

И это было ненормально. Обливаясь холодным потом, я подумал, что, возможно, это змеиная ловушка. Может быть, Паньцзы уже укушен и умирает.

Толстяк коротко позвал: "Старший Пань!"

Ни ответа, ни движения наверху по-прежнему не было. Выругавшись, Толстяк протянул мне ружье, собираясь последовать за Паньцзы. Прежде, чем я дотянулся до оружия, мне на лицо упали холодные капли. Стерев влагу с лица, я обнаружил, что это кровь. И капала она с дерева.

"Твою ж мать!" — Толстяк забрал ружье обратно, щелкнул зажигалкой, бросил ее наверх и выстрелил.

После трех выстрелов подряд, звук которых походил на гром в безмолвном лесу, зажигалка ярко вспыхнула, а вся крона дерева задрожала(2). В дрожащем пламени сгорающего газа я увидел бесчисленные тела змей, скользящие по стволу.

Я был в шоке. Слишком поздно что-то делать. Извиваясь, подобно молниям, сотни красных фазаньих шей покрывали все дерево, словно кровь. Некоторые свивались в клубок, готовясь к атакующему прыжку.

"Бля-а-а, это змеиное логово!" — заорал Толстяк, выстрелив еще два раза. Но при таком количестве гадов ползучих пара выстрелов — просто ерунда. Потянув меня за рукав, он крикнул: "Бежим!"

У нас не было возможности определить, что случилось с Паньцзы. У меня от этого было тяжело на сердце. Но выхода не было, поэтому я бросился назад, с тоской прислушиваясь к шуршащему звуку ползущих змей, преследующих нас, как бесшумная волна.

Следуя маршруту, который до этого указал Паньцзы, мы отбежали метров на десять и оглянулись назад. Вообще-то в джунглях змеи не передвигаются быстро. Однако, фазаньи шеи оказались исключением, они красными молниями скользили за нами в траве и по лианам. Одна из них уже была рядом и, не дожидаясь появления своих отставших собратьев, уже приняла атакующую позу, собираясь броситься и укусить.

Змея была крупная, прямо король фазаньих шей. Еще мгновение назад она была на земле — и вот уже летит в мою сторону. В голове мелькнула мысль, что меня уже ничто не спасет. Толстяк, увидев, как я застыл в стопоре, отобрал у меня факел и отмахнулся от нападавшей змеи, бросив мне ружье с криком: "Перезаряди!"

Я вытянул руки, но не поймал брошенное оружие. Ствол упал на землю, я наклонился, чтобы поднять его, но фазанья шея, шипя, была уже рядом, и я отдернул руку в испуге.

У Толстяка была такое выражение лица, словно его вот-вот вырвет. Он бросился к змее и факелом ударил в голову, одновременно поддел носком ботинка ружье за ремень и швырнул его в мою сторону.

На этот раз я поймал, перезарядил и сделал два выстрела. И сразу же почувствовал холодок, пробежавший по шее. Прежде, чем я понял, что происходит, факел Толстяка оказался направлен на меня, и краем глаза я заметил, как мимо моего уха с шипением пролетела тонкая красная молния. Увернувшись, я выстрелил по ней.

Огонь факела опалил мне волосы и даже обжег щеку, я вскрикнул от боли. А Толстяк уже отобрал у меня ружье и выстрелил, убив еще двух змей, готовившихся к прыжку. Но из леса по телам убитых ползли новые.

Толстяк снова спустил курок, но выстрела не последовало: кончились патроны. "Сукин сын, — заорал он, — почему всего два патрона?!"

"Ты же отобрал ствол, не дав зарядить," — ответил я.

За нашими спинами оказалось большое дерево, отступать было некуда. Толстяк отчаянно размахивал факелом, отпугивая змей. Но я понимал: стоит ему хоть на секунду остановиться — и мы мертвы.

В тот момент, когда мы уже прощались с жизнью, через лес пронесся огненный шар и упал перед нами, взорвавшись горячим сиянием. К счастью, я успел зажмуриться, иначе точно ослеп бы.

"Сигнальная ракета!" — понял я. Но не успел открыть глаза, как почувствовал, что рядом взорвалась еще одна, и ногам стало горячо. На ощупь я дотянулся до стоявшего рядом Толстяка: кажется, его брюки горели.

Сигнальные ракеты — это не оружие. Но температура горения магния настолько высока, что при попадании даже топливный бак взорвет. При таком раскладе если она попадет в нас, то мы с Толстяком превратимся в плохо прожаренный бифштекс.

Секунд пятнадцать свет был так ярок, что проникал сквозь сомкнутые веки. И даже когда он потускнел, потребовалось еще немного времени, прежде чем мы смогли открыть глаза, перед которыми мелькали темные пятна, словно сетчатка была повреждена. Змеи, нападавшие на нас, сгорели заживо, пламя пожирало кусты и лианы вокруг, в нос бил сильный запах гари. Те фазаньи шеи, кому повезло не попасть под удар сигнальных ракет, отползли назад.

Все это произошло очень быстро, казалось, что мне повезло использовать свой единственный шанс из девяти(3). Едва держась на ногах, я огляделся, оценивая ситуацию вокруг.

Толстяк потушил тлеющую ткань своих брюк, гадая, кто же нас спас. В этот момент задрожали ветки куста неподалеку, откуда вывалился Паньцзы, держась за плечо. В висящей, как плеть, другой руке была ракетница. Увидев нас, он упал на землю.

Я был вне себя от радости: "Ты жив!" Он был весь залит кровью, наверное, сильно ранен.

Бросившись к нему на помощь, я увидел, как он изо всех сил пытается встать и бормочет слабым голосом: "Бегите!"

Я опешил: бежать? Зачем?

Внезапно за кустом, откуда выбрался Паньцзы, появилась огромная черная тень, схватила его за ногу и затащила обратно. Я услышал лишь его короткий крик.

Примечания переводчика

(1) Считается, что ласка, как и другие представители куньих, не сразу нападает на курятник. Сначала она его только ходит поблизости, сообщая о своем приближении и доводя кур до исступления. Хозяева курятников часто замечают, как после посещения ласки куры нервничают. Лишь затем ласка начинает воровать цыплят и кур, причем, не всех сразу, а по одной. Говорят, что ласка специально использует прием психологического давления на будущих жертв, чтобы при последующих посещениях они не могли полноценно сопротивляться. Но на самом деле это всего лишь обычная разведка осторожного зверя, в процессе которой хищник еще и метки оставляет, чтобы другие желающие полакомиться не зарились на выбранный курятник.

(2) Можно считать, Толстяк мастер зажигать зажигалки. Если выстрелить в газовую зажигалку, она не взорвется, если рядом нет открытого огня. Подразумевается, что Толстяк специально зажег ее заранее. Вот только, когда ее подбросили, гореть она должна была перестать. А значит, и вспышки огня быть не должно. Вероятнее всего, до того, как подбросить, Толстяк как-то заблокировал ее, чтобы огонь не переставал гореть.

(3) У Се использует идиому 九死一生 (на девять шансов умереть лишь один ― остаться в живых) значение которой чудом остаться в живых, спастись от верной гибели, глянуть смерти в лицо.

Окончание главы