Записки расхитителя гробниц Глава 7. Загадочная тень

Летний горный ветерок обдувал фонарь, висящий перед домом, и свет мерцал из-за огромного количества насекомых, круживших вокруг него. Поэтому тени даже возле дома постоянно двигались, и я подумал, что это просто обман зрения. Но когда ветерок затих и движение теней остановилось, силуэт человека все еще оставался там, где я его заметил.

В первый момент, когда я заметил эту тень, то ничего не почувствовал. Но чем дольше смотрел, тем сильнее покрывалась холодным потом моя спина. Может быть, там только что повесился кто-то из членов семьи Агуя?

Стараясь развеять наваждение, я сел прямо, протер глаза и еще раз внимательно посмотрел туда.

Тень исчезла, за окном ничего и никого не было.

Это все-таки обман зрения? Нахмурившись, я спросил Агуя, кто живет в этой комнате.

Агуй, проследив за моим жестом, ответил: "Это комната моего сына."

О! Его ответ, словно луч яркого света, навел порядок у меня в голове. Чувствуя легкое головокружение, я сообразил, что, должно быть, у окна стоял его сын. А я просто слишком много выпил, и обычная ситуация показалась мне ненормальной.

Было уже поздно. Окинув взглядом свой дом, Агуй сказал, что хочет вернуться и отдохнуть.

Но перед этим Толстяку пришлось заплатить ему обещанный гонорар за тридцать тысяч слов. Мы попрощались с ним и разошлись по своим комнатам. По дороге Толстяк подавленно бормотал: "Да чтоб меня демоны разорвали! Всего пара предложений, этот сын черепахи ничего дельного не рассказал, но получил за это триста юаней! Мудрость трудящегося народа поистине безгранична."

"А кто тебя за язык тянул рассказывать о своем богатстве? — ехидно спросил его я. — Изображать из себя успешного бизнесмена в провинции было глупо. Сам дурак, теперь сожалеть об этом нечего."

Толстяк обиженно обозвал меня лицемером, но у меня не было сил спорить с ним. Обычно люди, попадая в заброшенные деревни Гуанси, долго не могут заснуть из-за непривычной обстановки. Мы тоже несколько дней подряд не высыпались. Но сейчас, под воздействием алкоголя, я быстро расслабился и заснул. А утром, проспав часов до одиннадцати, чувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим. После обеда, которым угостил нас Агуй, его дочь проводила нас по адресу, который дал брат Чу. Идти пришлось всего минут десять.

Это было очень старое высокое деревянное здание, стены которого были обмазаны желтой глиной и отделаны черной плиткой. Но по сравнению с другими деревенскими домами, это здание казалось маленьким, может быть, потому что тут не было людей, а кругом все заросло лесом. Такое ощущение, что этот дом потерялся среди стволов высоких деревьев.

Дочь Агуя тоже была удивлена, что мы тут забыли. Пришлось делать вид, что мы старательно фотографируем старинное здание. Потом Толстяк дал ей немного денег и отослал. Дождавшись, когда останемся одни, мы, наконец, попробовали забраться внутрь.

Это деревянное здание было построено на склоне, позади него возвышалась гора. Все окна были разбиты, но двери плотно заперты. Каждая дверь была украшена дверными богами(1), и даже после двух сильных ударов створки так и не открылись.

"Глядя на этот дом, ты что-нибудь вспоминаешь?" — спросил я Молчуна.

Он прикоснулся к деревянным свайным столбам, покачал головой и вздохнул. Толстяк в это время выломал ставни одного из окон и махнул нам рукой: "Скорее сюда, тут можно забраться внутрь."

"Откуда такой опыт? — выругался я. — Похоже, ты не только гробницы грабил."

"Ой, а ты такой честный, просто рядом в это время стоял? Между ограблением гробницы и ограблением дома разница всего лишь в одно слово," — и он снова поманил нас, призывая поторапливаться.

Порыв ветра заставил нас оглядеться. Убедившись, что никто за нами не наблюдает, мы пролезли в окно и закрыли его изнутри. Сердце мое бешено колотилось, я никогда так не волновался. Перелезая через подоконник, я умудрился зацепиться за гвоздь и чуть не остался без штанов. В общем, я был в шоке: оказывается, вламываться в дом живого человека куда более волнительно, чем вскрывать гробницы.

Внутри было темновато, но обстановка оказалась очень простой. Мы оказались в большой комнате, такой же, как в доме Агуя, где его семья готовила еду. К одной из стен была пристроена печь, а на другой висело множество ржавых сельскохозяйственных инструментов.

"Брат, я чего-то не понимаю. Ты раньше был пахарем? — Толстяк снял со стены мотыгу и продекламировал. — В полдень пашет землю пахарь, кому мотыга, а тебе — полуденный отдых."(2)

Мы проигнорировали его поэтические познания и занялись осмотром. Одна из стен оказалась деревянной, за ней была комната. Та самая, которую, если верить сказанному, нашел брат Чу. Она вполне соответствовала его описанию.

Двери не было, только старая занавеска. Везде лежал тонкий слой пыли. Молчун хмурился, растерянно оглядываясь. Казалось, он не решался войти. Но замешкался он перед занавеской всего на несколько секунд и вскоре скрылся за ней. Я тоже волновался. Этот человек, который, казалось, жил в некоем вакууме, наконец, нашел свой дом. Но он его не помнил. Что за игры играет с ним мироздание? Но мои мысли были грубо прерваны Толстяком, который толкнул меня вперед.

Попав в комнату, я почувствовал затхлый запах, там было темно, мои глаза привыкли к полумраку не сразу. Демонстративно отвернувшись от Толстяка, я хотел открыть окно, но обнаружил, что ни одного окна в комнате нет.

Мы не ожидали подобного и не захватили с собой фонарик. Можно было лишь поднять занавеску у входа, чтобы сюда проникло хоть немного света снаружи. Тогда удалось хоть немного рассмотреть обстановку. В комнате было очень тесно, одна из стен полностью заставлена книжными стеллажами, покрытыми пылью, рядом с ними валялся мусор, разбросанные книги и коробки. Кроме этих стеллажей в комнате были еще письменный стол и деревянная лежанка в углу. Стол старый, такие лет десять назад использовались в университетских аудиториях. И все это тоже было покрыто слоем пыли.

Горный воздух очень чистый, видимо поэтому пыли в комнате скопилось не так много. В городе за столько лет ее было бы столько, что можно было в ней овощи выращивать, как в земле. Однако, слой пыли совершенно ровный, нетронутый. Значит, здесь давно никого не было.

"Это твоя комната?" — удивленно спросил я. Выглядело все вокруг таким обычным. Здесь на самом деле жил Молчун? Разве тут не должно быть чего-то странного, необычного?

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что не могу представить себе какой-то конкретный образ жилища Молчуна. Но в конце концов, он человек. А люди обычно спят в кроватях, а не гробах. И в качестве подсказок не оставляют надписи на стенах. Искать что-то надо среди обычной обстановки.

Толстяк сразу подошел к стеллажам и обыскал их, но ничего не нашел. "Ничего не понимаю, — пробормотал он. — Брат, ты был очень бедным пахарем?"

Хотя в комнате было немного вещей, но все они были в беспорядке: коробки раскрыты и перевернуты, книги разбросаны. Этот беспорядок мог учинить брат Чу, когда рыскал тут. Я взял одну из книг, валявшихся на полу: толстый переплет старого образца, когда листы еще прошивали нитками. Раскрыв ее, я заметил на страницах следы плесени, страницы были истонченные и текст совсем выцвел. Я даже не представлял, как эта книга до сих пор не рассыпалась у меня в руках.

Единственное, что было в относительном порядке — это стол и настил. Я немедленно направился к столу и стал искать фотографии, о которых говорил брат Чу.

Стекло на столе было покрыто пылью, сквозь которую рассмотреть снимки было трудно. Кажется, брат Чу мне не врал.

Примечания переводчика

(1) В старой легенде говорится, что когда-то на горе Ду Шо в Восточном море росло огромное персиковое дерево, его ветки простирались на несколько тысяч квадратных ли. Нижние ветви, вытянувшиеся на северо-восток, образовали Дверь дьяволов (гуй), через которую входили и выходили миллионы злых духов. Охраняли этот проход два духа, которых звали Шэнь Шу и Юй Лэй. Они хватали тех, кто совершал преступления против людей, и отдавали их на растерзание тиграм. Услышав об этом, император Хуан-ди повелел, чтобы изображения духов нарисовали на табличках, изготовленных из персикового дерева, и развесили над дверями, чтобы отгонять злых духов. Так на дверях домов появились небольшие фигурки или таблички с их изображениями. Со временем их стали заменять изображениями на бумаге и приклеивать на двери. На них рисовали духов, вооруженных луками, стрелами, копьями, Шэнь Шу был изображен слева, а Юй Лэй – справа.

Однако в более поздние времена боги дверей в народных верованиях сменились двумя министрами императора Тай-цзуна из династи Тан. Их звали Цзинь Шубао и Ху Цзиньдэ. Рассказывают, что однажды император заболел и ему показалось, что он слышит демонов, дерущихся у дверей его спальни. Когда министры решили узнать об источнике болезни, врач сообщил, что у его величества неравномерный пульс, он нервничает и его мучают видения и что его жизнь в опасности. Министры очень испугались. Императрица вызвала других врачей. Больной рассказал им, что днем он спокоен, а ночью слышит и видит демонов. Тогда Цзинь Шубао и Ху Цзиньдэ заявили, что проведут всю ночь у дверей, чтобы охранять покой императора. Надев доспехи и вооружившись, они расположились у дворцовых ворот и провели там всю ночь. Тогда император наконец смог выспаться.

На следующий день он от всей души поблагодарил своих придворных, и с того времени болезнь отступила. Однако министры продолжали охранять ночной покой императора, пока тот не заявил, что не позволит им проявлять подобное рвение и жертвовать своим здоровьем. Он повелел нарисовать их портреты в полном военном облачении и разместить на дворцовых воротах, чтобы отпугивать демонов. В течение нескольких ночей было тихо, но однажды у задних ворот снова случились беспорядки. Тогда министр Вэй Чжэн распорядился установить изображения верных помощников и у задних, и у передних ворот. Через несколько дней император снова почувствовал себя лучше.

(2) 锄禾日当午，

我是锄禾，

你是当午。

Толстяк перековеркал стихотворение Ли Шэня "Печалюсь о крестьянине". Первая строка процитирована как есть "В полдень пашет землю пахарь". А дальше какая-то абракадабра:"Кому мотыга, а тебе — полдень". Целиком стихотворение выглядит так:

悯农

锄禾日当午，

汗滴禾下土。

谁知盘中餐，

粒粒皆辛苦。

Перевод (автор перевода Ли Цзо).

В полдень пашет землю пахарь,

Солнце жарко печёт.

В этот час трудится он

До седьмого пота.

Знаешь ли ты, как в тарелке

Рис благоухает и белеет…

А каждое зерно зарабатывается

Нелёгкой работой крестьянина.

Окончание главы