Записки расхитителя гробниц Глава 48. Укус змеи

Мне даже не было страшно, я лишь ощутил движение воздуха на щеке, а когда оттолкнул змею, место укуса начало нестерпимо жечь, и я отчетливо видел свою кровь на клыках фазаньей шеи.

Прикрыв место укуса, я все еще не мог в это поверить, но чувствовал, как онемение быстро распространяется по лицу.

Мне вспомнилась А Нин. Тогда это казалось неожиданным и нереальным, я и помыслить не мог, что тоже погибну от змеиного яда.

Вскоре онемение распространилось по всему телу, я смотрел перед собой и видел существо, застывшее там, словно смотревшее на меня в упор. И вдруг понял, что не так.

Этот взгляд. Это не цзунцзы, оно разумное?

Я медленно попятился, надеясь успеть описать эту ситуацию Цветочку прежде, чем умру.

Сделав несколько шагов назад, я на ощупь искал трещину и пытался крикнуть, но обнаружил, что язык и горло уже полностью онемели. Ноги подкосились, я упал, и последнее, к чему я прикоснулся, был глиняный черепок.

Это был тот самый треснувший горшок, на котором Цветочек испытывал прочность древней глины.

Я взял этот черепок и стал на земле царапать слова, пальцы пока еще слушались меня. Не помню, что именно я написал. В это время змея продолжала извиваться вокруг моей шеи, и у меня не было сил сосредоточиться. Чувства постепенно покидали меня.

Я умру от укуса змеи, и теперь А Нин будет смеяться надо мной. Это была последняя ясная мысль. Хотелось смеяться. В тот момент, когда, как мне казалось, мир вокруг меня должен исчезнуть, я вдруг услышал странный звук.

Голова сильно кружилась, я был в полуобморочном состоянии, мир вокруг меня, казалось, замер, а затем стал вращаться с бешеной скоростью.

Я не помню точно свое состояние в тот момент, лишь это сильное головокружение и неспособность думать. Один раз на долю секунды сознание вернулось ко мне и окружающий мир стал более отчетливым. Тогда я подумал: какого хрена я все никак не умру, мне же больно.

Наверно, прошло много времени, когда появилось ощущение чьего-то присутствия. Головокружение медленно проходило, я открыл глаза и обнаружил рядом с собой Цветочка и его людей.

Казалось, что у меня совсем нет тела, только голова. Но я не мог говорить, моргать и двигаться. Людей, окружавших меня, я видел через щелочки полузакрытых век. Но мир вокруг меня перестал бешено вращаться.

Почему я не умер? Когда мне помогли сесть, Цветочек заметил удивление в моем взгляде и пояснил: "Тебе повезло. Дело даже не в том, что помощь пришла быстро..."

"Мне повезло?" — удивленно подумал я.

"У тебя укус на щеке, должно быть, змеиный. Яда в кровь попало мало, но он быстро распространился по сосудам ротовой полости и гортани. Определенно, в ближайшем будущем речь твоя будет звучать ужасно."

Я дотронулся до щеки, там был пластырь. Ощупав шею, я понял, что там ничего нет.

"Змеи?" — с трудом спросил я.

Он огляделся: "Она все еще может быть где-то поблизости. Но я принес с собой травы и уже разбросал их везде, здесь должно быть безопасно. Ты пару часов был без сознания. Не разговаривай много, иначе рана на щеке разойдется и останется шрам." Я потянулся к бутылке с водой, он повернул меня на бок: "Пей понемногу. И не поворачивайся на другой бок, а то вода будет вытекать изо рта."

Я так и сделал. Удивительно. Всего два часа без сознания? Мне казалось, что это мучительное головокружение длилось по меньшей мере несколько дней. Не могу поверить, что прошло так мало времени.

Оглядевшись, я понял, что лежу на том же месте, где потерял сознание, здесь совершенно ничего не изменилось. Наверно, на самом деле прошло всего два часа.

"С тобой все в порядке?" — еле ворочая языком спросил я.

"Со мной ничего страшного, я же не обнимался со змеей. Вернулся обратно и увидел, что ты тут лежишь, а потом...— он указал на сожженный труп на другой стороне комнаты, — обнаружил это. Не знаю, что тут произошло, но ты однозначно крут. Я думал, что ты умер."

"Если я двину кони, то семья Се и семья У будут квиты." Я закашлялся, а потом он спросил, что тут случилось.

Я вкратце рассказал ему, что произошло. Закончив, я заметил чуть пониже цепей веревку. Один ее конец был привязан к шестерне, которая, вращаясь, натянула ее. Получилась примитивная канатная дорога, проходящая через трещину. Кажется, Цветочек успешно добрался до конца, закрепил другой конец там, вернулся и организовал возможность прохода над опасными горшками.

Похоже, он не бросился сразу ко мне, когда выбрался. Чтобы соорудить такую канатную дорогу, ему пришлось повозиться, не один раз пересекая трещину. И лишь закончив работу, он решил проверить, не умер ли я.

Никогда не чувствовал себя таким несчастным. Не знаю, безжалостность это или твердость духа, но очевидно, что он даже угрызений совести не испытывал. Кажется, я нашел небольшую разницу между нами.

Но своей обиды я не показал. Во-первых, сил не было, а во-вторых, не хотелось нарушить то молчаливое взаимопонимание, возникшее между нами. Мне известно, что в нашем деле нет традиции бросаться спасать товарищей сломя голову. Отправляясь в поле, каждый из нас всегда готов к смерти, на первом месте выживание. Спасая одного, другой обязательно подвергает себя опасности, в результате могут погибнуть оба. В принципе, такой жестокий подход правильный.

А может быть, дело в том, что Цветочек не сразу понял мое состояние. Но если бы на моем месте был он, я бы не смог сразу сделать выбор.

Снова мои мысли вернулись к Молчуну и Толстяку. Если бы они были здесь, этому мертвецу, обросшему черными "волосами", Молчун свернул голову до того, как тот дотянется до моей спины. А Толстяк, увидев меня без сознания, сломя голову прибежал бы, топча в пыль все эти глиняные горшки. Однозначно, это привело бы к серьезным проблемам, но они бы рисковали жизнью, спасая меня.

В этот момент осознание собственной беспомощности было сильным, как никогда. Хотя нас троих сейчас связывает многое, но я должен сам решать свои проблемы, к чему я совсем не привык. И вдруг я понял, почему Цветочек не испытывал никакой благодарности за то, что я полез его спасать. На его лице даже промелькнул гнев.

Он привык сам решать свои проблемы. Начиная любое дело, он исходил из того, что ждать помощи и поддержки не от кого. Он никого не будет винить в своей смерти. Но и чувство вины из-за чужой смерти его тоже мучить не будет.

Это традиции старых девяти семей? Моя обида постепенно ослабевала.

"Расстояние между концами веревки слишком большое. Как ее не натягивай, под весом тела она будет опускаться. И я не знаю, насколько хорошо закрепленные концы могут удержать такой вес. Не порвется ли веревка, когда кто-то будет на середине?" Он неуверенно осматривал дело своих рук, потом сказал: "Я постарался закрепить веревку именно здесь как можно выше, чтобы большая нагрузка приходилась на этот конец... тогда тот, кто будет наблюдать отсюда, сможет заранее узнать, когда нагрузка достигнет предела."

"Вот зараза, ты рассуждаешь, как сукин профи, — пробурчал я. — Что ты видел на том конце? Как выглядит помещение там?"

"Э-э-э, — лицо Цветочка приобрело странное выражение, — я не могу это описать. Ничего подобного раньше не видел."

Судя по его гримасе, он намекает, что я должен все увидеть сам и самостоятельно решить, что там такое. Вздохнув, я испытал невыносимое желание сразу встать и отправиться туда. Пытаясь приподняться, я почувствовал, как что-то больно врезается в локоть, и, опустив глаза, увидел глиняный черепок.

Он лежал на земле, а от него тянулась кривая надпись.

Я вспомнил, что пытался оставить сообщение Цветочку, перед тем как потерять сознание, собирался использовать черепок, чтобы нацарапать буквы на полу, но уже тогда соображал плохо. Я даже не помню, что писал и как это делал. Но видимо, что-то все-таки я написал.

Бегло пробежав глазами надпись, я был ошарашен.

Строка была длинная, но я помню, как успел написать всего несколько знаков.

Направив туда свет фонаря, я увидел длинную строчку цифр.

"1896528 02200059"

"Что это?" — спросил я Цветочка.

"Разве это не твое завещание? — ответил он. — Я думал, что ты мне оставил номер и пароль от своей банковской карты."

"Завещание?" — сказал я, ничего не понимая. Я не помню, что именно хотел написать. Но зачем я нацарапал какие-то цифры?

Я присмотрелся к почерку: точно мой, штрихи уверенные и глубокие. Правда, цифры очень мелкие, даже разобрать сложно, но это точно писал я.

Должно быть, царапая это, я был не в своем уме. Но что было в моей голове, почему именно цифры?

Окончание главы