Купленные в Цзилине видеомагнитофоны я привез в Ханчжоу, сейчас они были у меня дома. Но я не хотел, чтобы А Нин знала мой адрес, хотя она вполне могла его уже знать, поэтому отправил Ван Мэна к себе домой, чтобы тот забрал их и привез в магазин. Подключив аппаратуру к небольшому телевизору в зале, мы вставили первую кассету.
Как и в прошлый раз, сначала были помехи, затем на экране появилось помещение, судя по всему, какого-то старого дома. Я был удивлен, поняв, что это совсем другое место, не то, что мы видели на первых кассетах в Цзилине. Помещение это было гораздо просторнее, и обстановка другая. Но я не мог понять, где это.
Просмотрев в Цзилине вместе с третьим дядей присланные видеокассеты, мы так и не нашли никаких подсказок. Получив от А Нин новые, я надеялся, что ситуация хоть немного прояснится. Это обнадеживало и одновременно внушало опасения.
Ван Мэн заварил чай для нас, Толстяк бесцеремонно разлегся в моем кресле. Мне пришлось устроиться рядом на подлокотнике. Затем я отправил Ван Мэна на улицу, присматривать за магазином. При этом я старался держаться от А Нин подальше. Но она вдруг стала слишком серьезной, ее игривость, так надоевшая мне в ресторане, пропала без следа.
Помещение на экране было очень темным, с одной стороны, наверно из окна, падал пятнами свет. Кажется, окно это было деревянным, в стиле династии Мин или Цин(1). Четкость была плохая, изображение, как и на предыдущих кассетах, черно-белое. Но точно было видно, что в помещении никого нет.
Толстяк выразительно уставился на меня, видимо, его интересовало, похоже ли это на записи, присланные Молчуном. Я отрицательно покачал головой. Он удивился и стал внимательно смотреть запись.
Минут пятнадцать картина на экране не менялась, лишь иногда появлялись помехи, при появлении которых я рефлекторно вздрагивал.
У меня уже был опыт терпеливого просмотра, а вот Толстяк долго не продержался. Обернувшись, он спросил: "Госпожа Нин, вы привезли не ту кассету?"
Она ничего не ответила, пристально глядя на меня. А я затаил дыхание, понимая, что эта запись больше похожа на видеонаблюдение, поэтому отсутствие динамики нормально. Но, раз уж А Нин ради этой кассеты проделала такой путь, там точно что-то есть.
Не дождавшись от нас ответа, Толстяк заскучал. Сделав пару глотков чая, он собирался выйти на улицу, но я настоял, чтобы он остался. Он вернулся в кресло, почесывая затылок и всем своим видом выражая крайнюю степень нетерпения.
Я тоже горел желанием поскорее увидеть то, ради чего приехала А Нин, но держал себя в руках, терпеливо глядя на экран. Но и мои нервы не железные. Когда терпение оказалось на исходе, я собрался включить режим ускоренного воспроизведения.
В этот момент А Нин махнула рукой, призывая к вниманию. Мы с Толстяком выпрямились, как примерные ученики, и напряженно уставились на экран.
В глубине помещения появилась серая тень, медленно выходящая из темноты, покачиваясь, словно это был пьяный человек.
Я нервно сглотнул, у меня появилось несколько предположений, но я не был в них уверен, и сейчас сильно переживал из-за неизвестности.
Вскоре тень обрела более четкие очертания. Когда она оказалась наравне с окном, я понял, почему это показалось мне странным: было похоже, что человек с трудом ползет по полу.
Мужчина или женщина — непонятно. Одежда казалась неопрятной, похожей на траурную(2). Этот человек медленно, но упорно полз мимо камеры.
Мне было непонятно, почему он ползет: либо это инвалид, либо его избили. Я недавно видел в новостях, что в провинциальной деревне сельский житель запер свою психически больную жену в подвале. Когда ее нашли, она больше не могла ходить, только сидеть на корточках и передвигаться ползком. Движения человека на экране напоминали кадры с этой женщиной.
Мы молчали, наблюдая, как он ползет, не издавая ни звука, и исчезает из зоны видимости камеры. Затем на экране снова остался только слабо освещенный интерьер старого дома.
Все это длилось чуть больше семи минут. Отсутствие какого-либо звука сводило с ума. Жутко было смотреть, как в полной тишине по полу ползет человек.
А Нин взяла пульт дистанционного управления, выключила запись, вынула кассету и спросила меня: "Дальше ничего нет, только это."
"Что это было? — Толстяк ничего не мог понять и обратился ко мне. — Наивняшка, кто этот человек?"
"Откуда я знаю!" — подавленно буркнул я. Была надежда, что я снова увижу Хо Лин, но такого я не ожидал. Больше всего озадачивало, что эти пленки, скорее всего, прислал один человек. Значит, либо Хо Лин на записи, либо она эту запись делала. Может быть, здесь она настолько стара или больна, что не может двигаться? Даже встать не может, чтобы выключить камеру?
Толстяк в это время требовал у А Нин ответы: что происходит на записи, зачем это снимали?
"А ты как думаешь?" — ответила А Нин вопросом на вопрос.
"Это я тут задавать вопросы должен. Разве это не просто человек, ползающий по дому?" — Толстяк, как всегда, мыслил конкретно и объективно.
А Нин перестала обращать на него внимание и обратилась ко мне: "А ты что можешь сказать?" Она смотрела пристально, казалось, хотела услышать от меня какое-то признание.
Я в ответ посмотрел на нее в упор, глаза в глаза, и тоже загадочно ответил: "А разве не очевидно?"
Она явно была озадачена. Потом неожиданно прищурилась: "А у тебя... сердце не екнуло?"
Я удивленно посмотрел на Толстяка, тот уставился на видеокассету и хмыкнул. Качая головой я ответил А Нин: "Нет."
Она еще долго не отводила от меня взгляд, потом вздохнула и сказала: "Ладно, давай посмотрим вторую кассету. Ты только морально приготовься."
Вставив вторую кассету, А Нин не стала ждать, сразу включила перемотку минут на пятнадцать вперед. Затем, взглянул на меня, посоветовала: "Ты... дыши глубже."
Я уже начал было нервничать, но Толстяк разрушил всю атмосферу таинственности: "Не смотри на всех свысока! Даже когда не просят, наш младший товарищ У всегда в первых рядах, быстрее всех и на снежную гору заберется, и спустится, и врагу кузькину мать покажет. Эй, я не верю, что существует нечто, способное его напугать. И не устраивай здесь свои бабские инсценировки. Младший У, скажи, что я прав?"
Толстяку я не ответил и кивнул А Нин, чтобы включила запись. Не верю я, что в пустой комнате может быть что-то страшное.
Злобно посмотрев на Толстяка, А Нин включила видеомагнитофон. Помещение на экране было тем же самым, но камера дрожала, словно ее раскачивали. Минуты через две на экране показалось лицо человека, поднимавшегося снизу.
Сначала фокус был плохим, и я не мог рассмотреть, кто это. Но когда лицо почти вплотную приблизилось к камере, я уже понял, что это не Хо Лин, а мужчина. Лицо его было очень нечетким, он отодвинулся. Теперь было видно, что он одет в серое пальто, сидит на полу, трясет головой с растрепанными волосами, оглядывается по сторонам. Я все еще не мог разобрать черты лица.
В это время Толстяк испуганно вскрикнул и уставился на меня. Я внезапно почувствовал, как холодок пробежал по коже, и начал задыхаться.
Лицо человека на экране несомненно было мне знакомо, но мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: это был я!
Примечания переводчика
(1) При династии Мин и Цин часто деревянные окна были зарешечены. Самые простые решетки были обычными, в богатых домах делались изящные решетки, благодаря которым окна напоминали витражи.
(2) В Китае траурные одежды белого цвета. При некачественной съемке белый цвет кажется серым.
Окончание главы
отчет
|
Пожертвовать
Ой, этот пользователь не установил кнопку пожертвования.
|