Записки расхитителя гробниц Часть 2. Глава 28. Навстречу оазису. Каньон

Картина, развернувшаяся перед нами, впечатляла, даже словами не выразить это великолепие. Мы просто застыли в изумлении. В своих записках Вэньцзинь описывала этот оазис, но мне он представлялся иначе.

Низина имела очень четкие очертания, Толстяк даже предположил, что это кратер. Глядя вниз, я видел только густой туман, из которого выглядывали верхушки деревьев. Этот туман скрывал все, что творилось внизу.

Должно быть, это и есть Тамуто. Но мы не ожидали, что так быстро найдем его. Это кажется слишком просто.

Паньцзы развернул машину и отъехал от края обрыва, а мы смотрели вниз через бинокли, пытаясь рассмотреть, что там, внизу.

"Кажется, мы стоим на том месте, где была Соляная скала, возле которой расстались Вэньцзинь и Чжома, — сказал Паньцзы. — И скалы на самом деле больше нет, эта возвышенность — все, что осталось. Не знаю, что случилось со скалой, но найти это место, следуя по руслу реки вполне возможно."

Поскольку в записках Вэньцзинь ничего о непрочности скалы написано не было, мне нечего было сказать. Теперь, когда мы обнаружили оазис, все были растеряны, и я спросил Паньцзы, что будем делать дальше.

Он сказал, что мы должны спуститься и посмотреть. Я уже рассказывал ему о записях, найденных в санатории, и о сообщении Вэньцзинь, которое передала нам Чжома. Как и я, он понимал, что Вэньцзинь может ждать внизу трех человек, которых она пригласила. Поэтому другого варианта, кроме как спуститься, быть не может. Кроме того, Вэньцзинь — его подруга, он так скучал по ней и искал ее, что промедление сейчас равносильно предательству. Ведь, по словам Чжомы, время у нас на исходе.

Мне подумалось, что Паньцзы прямо таки сошел со страниц "24 историй о сыновней почтительности"(1), но он был прав, время уходит. Десять дней уже почти прошли. Я спросил мнения остальных, но мне никто не ответил, похоже, решение было уже принято. Вот только как спуститься вниз?

В записках Вэньцзинь есть подробное описание маршрута: они попали в оазис через глубокий каньон. Но то ли я что-то не так понял, то ли рельеф сильно изменился, но каньона поблизости не было. Чтобы отыскать его, мы поехали кругом, и вскоре нашли то, что искали.

Паньцзы свернул в сторону от обрыва, и каньон обнаружился километрах в четырех от него. Часть каньона удалось проехать на машине, но потом дорогу нам преградил завал из камней.

Мы оставили внедорожник, забрав снаряжение, дальше пошли пешком и не останавливались до тех пор, пока не увидели впереди деревья. Тогда мы сделали привал, и я еще раз перечитал те записи Вэньцзинь, на которые не обратил серьезного внимания в санатории.

Внимательно изучив детали, я понял, что впереди нас ждет отнюдь не легкая прогулка. Вэньцзинь писала, что эта долина очень опасна. Каньон уходит вниз, условия долины отличаются от пустыни, там бушует тропическая растительность, а еще высокая влажность и заболоченная почва. В таком климате есть большая вероятность подхватить какую-нибудь заразу, во влажном воздухе трудно дышать, но это единственный вход в Тамуто. Я знал, что путь к царству Сиванму не будет легким, но описанное казалось слишком уж пугающим.

Но меня беспокоило другое: я не знал, как действовать, когда мы минуем каньон и доберемся до центральной части оазиса. Высокая влажность, образующая густой туман, плотный лиственный покров, болота — это практически настоящие джунгли. Искать в такой местности древний город — занятие практически безнадежное.

В тени каньона я подробно изучал маршрут Вэньцзинь по ее записям. Мы еще не углубились в джунгли, но уже были сбиты с толку. В записках были карты, но многие места были помечены вопросительными знаками без каких-либо пояснений. Что они означали? Эта неизвестность сильно смущала. Но у нас не было других вариантов, кроме как следовать этому маршруту.

Из всего этого можно было сделать только один вывод: нужно старательно экономить наши запасы продовольствия и сигнальных ракет. Пришлось аккуратно распределить все, что было рюкзаках: фальшфейеры, патроны к сигнальным пистолетам, спички, еду, лекарства. Мы собрали и упаковали все, что смогли найти.

Больше всего мы могли рассчитывать на опыт Паньцзы, который воевал во Вьетнаме и с джунглями был знаком хорошо. Еще осматривая оазис с обрыва, он предположил, что лес внизу очень похож на вьетнамские джунгли. А там самую большую опасность представляет болото. Даже сверху, сквозь густой туман было понятно, что растительность там богатая, кроны деревьев, широкие и густые, не должны пропускать вниз солнечные лучи. В таких условиях внизу нас ждут полчища комаров, пиявок и прочей гадости, вполне возможно, ядовитой. Там будет очень жарко и душно, но придется использовать одежду, максимально закрывающую кожу, иначе на нас живого места не останется.

А Нин поинтересовалась, есть ли у нас репелленты.

Но Паньцзы возразил: химия прогонит комаров, но может привлечь кого-то похуже. Сильные запахи в тропическом лесу — не самая лучшая идея. Даже если там нет какой-нибудь неведомой нечисти, обычные хищные звери по сильному запаху легко смогут нас выследить. Оружия у нас немного, даже если нападет один кабан, можем не справиться.

Еще он предупредил, что, добравшись до болот, не стоит лезть в воду и копаться в иле. Один из его сослуживцев, когда попал в засаду, увяз в болоте всего лишь одной ногой. Но когда вытащил ее, нога была похожа на решето. Кто именно его так покусал — только боги знают. В общем, такая беспечность в джунглях может оказаться фатальной. Иногда даже смерть по сравнению с таким происшествием покажется благословением.

Посмотрев в лицо Паньцзы, я понял, что он не просто пугает нас, мне стало не по себе. Я побыстрее заправил брючины в ботинки, застегнул прочно манжеты и воротник куртки.

На сборы ушло часа два, затем мы отправились вглубь каньона, подгоняемые Паньцзы. Он был замыкающим, а впереди шел Молчун, обрубая ветки и широкие листья, преграждающие путь. Вскоре небо снова затянуло облаками, словно опять собирался дождь. Природа не перестает меня удивлять. В самом центре пересохшей безжизненной Гоби и Цайдамской котловины обнаружился тропический оазис, где постоянно идут дожди. Поистине, этому творению богов свойствен эклектизм(2).

Каньон, по которому мы шли, не был похож на ущелья в городе Дьявола. Скалы в нем не были эоловыми образованиями(3), скорее, это результат тектонического сдвига. Дно каньона неровное, окруженное каменными стенами со следами разломов и острых сколов. Если честно, то я был согласен с Толстяком — эта долина сильно напоминала кратер, образовавшийся в результате падения метеорита. А каньон, по которому мы шли, скорее всего является рифтовой трещиной. Вероятно, в самом начале он был гораздо глубже, но со временем дно поднялось в результате намывания почвы и обвалов. Однако, если это кратер, то такой рифт тут должен быть не один.

Чем дальше мы уходили, тем шире становился каньон. Воздух сделался более влажным и жарким, мы сильно вспотели. Под ногами все чаще попадались переплетения огромных корней, грязь налипала на обувь. Казалось, мы идем по гигантской сети, после каждого шага оставались не следы, а заполненные водой воронки. Вверху кроны деревьев сплетались в густой полог, не пропуская даже слабого солнечного луча. Теперь мне казалось, что путешествие по Цинхай-Тибетскому плато — всего лишь фантазия, а на самом деле я где-то в девственных лесах Амазонки.

Я предполагал такое в центре оазиса, но мы еще даже не вышли из каньона. Что же нас ждет в самих джунглях?

Толстяк, перешагивая корни, уже тяжело дышал. Глядя вперед, он пробурчал, что в этих джунглях должны быть звери. Если не подстрелим парочку на обед, это будет несправедливо.

Паньцзы возразил ему, сказав, что здесь замкнутая экологическая система на небольшой площади, вряд ли тут водятся крупные животные. Скорее всего, основная живность — насекомые и земноводные. Ну, еще могут быть змеи.

Толстяк, не унывая, заявил, что змеи и насекомые тоже хороши. Он как-то пробовал жаренных скорпионов в Гуандуне. Тем более, что здесь эта живность будет свежей.

Я припомнил, что Вэньцзинь писала о змеях, которые не боятся людей. По-видимому, Паньцзы прав. И неизвестно, какого размера эти змеи. В голливудских фильмах показывали питонов толщиной со столетнее дерево, которые легко могут раздавить человека, но здесь, надеюсь, нет условий для появления таких монстров.

Здесь, как правильно заметил Паньцзы, закрытая экологическая система, этакий тропический остров среди пустыни. Извне сюда не могли попасть крупные животные, кроме птиц и людей. С другой стороны, здесь могла сохраниться фауна тех времен, когда Цайдамская котловина еще не была пустыней. Тогда тут были полноводные реки и густые леса. Возможно, в этом оазисе сохранились виды, которые уже вымерли во внешнем мире. Эти животные могут оказаться куда более ценными находками, чем все сокровища Сиванму.

Думая об этом, я чуть не закричал: "Нет". В легендах о Сиванму упоминаются синие птицы с человеческим лицом, охранявшие царицу. Должно быть, это неизвестная науке доисторическая птица, похожая на тех странных мозгоклюек, что нападали на нас в Чанбайшане. Лучше бы они полностью вымерли!

Растительность вокруг становилась все гуще, мы шли через каньон, где некуда было свернуть, приходилось пробиваться вперед, срезая толстые ветви и лианы. Это было очень утомительно. Толстяк и Молчун прорубали дорогу, сменяя друг друга, но мы все равно продвигались очень медленно. К счастью, со стороны обрыва все еще виднелась узкая полоска голубого неба, словно лазурная лента обвивалась вокруг густых крон деревьев. Прекрасный пейзаж дополняли водопады, струящиеся по каменным стенам каньона — результат прошедшего за последние дни ливня. Эти восхитительные картины сопровождали нас всю дорогу, не давая унывать.

Вскоре мы заметили, что скалы впереди сплошь покрыты гротами. Их были сотни, все покрытые густым мхом. Мне никак не удавалось рассмотреть, что вырезано внутри.

Я внезапно занервничал, и настроение любоваться красивым пейзажами пропало. Мы до сих пор не нашли никаких следов царства Сиванму. Но появилось чувство нереальности происходящего(4). И вдруг я замечаю эти гроты: мы действительно приближаемся к сердцу таинственного древнего царства. До сих пор я испытывал только азарт исследователя, но когда увидел все своими глазами, мне стало не по себе.

Собравшись с духом, мы решили обследовать скалы. Гроты были разных размеров: от совсем маленьких, до огромных, шириной с пару стоящих рядом Цзефанов, но высотой не больше половины человеческого роста. Они сильно отличались от пещер Дуньхуана(5). Здесь гроты были очень мелкими, неглубокими, можно даже заметить рельефы, вырезанные внутри, которые сложно было рассмотреть только из-за мха, густо покрывавшего их.

Я залез наверх, вынул нож и стал счищать мох. Постепенно перед моими глазами появился каменный барельеф.

Примечания переводчика

О названии главы. 28 и 29 главы имеют одно название помеченное "часть 1 и часть 2". Я не стала объединять их в оду, как в прошлый раз, так как в каждой из этих глава есть четкий сюжетный акцент, который я и добавила в название главы.

(1) 24 историй о сыновней почтительности (二十四孝) - памятник китайской литературы, создание которого приписывается Го Шоуцзину (郭守敬), китайскому астроному времен династии Юань. Это сборник коротких рассказов о 24 героях и известных людях, проявивших в своей жизни просто исключительную сыновнюю почтительность.

(2)Эклектизм — смешение, соединение разнородных стилей, идей, взглядов и т. п. Термин введён в употребление во II веке родоначальником философской школы эклектизма Потамоном. Эклектизм — направление в античной философии, соединяющее разнородные стили.

(3) Эоловые формы и рельефы — образованные в результате выветривания.

(4) У Се описывает состояние, похожее на симптомы дереализации: сначала погружение в окружающий пейзаж, вплоть до эйфории, затем резкое ощущение нереальности.

(5) Пещеры Мога́о — крупнейшая пещера раннебуддийского пещерного храмового комплекса Цяньфодун («Пещера тысячи Будд»), воздвигнутого в 353—366 гг. н. э. В 25 км от оазиса Дуньхуан, провинция Ганьсу, Китай. Цяньфодун, чаще называемый Могао по главной пещере, объединяет 492 святилища, которые украшались фресками и скульптурами на протяжении целого тысячелетия (IV—XIV вв.). Пещеры Могао, наряду с Пещерой тысячи Будд в Безеклике, — один из самых ранних буддийских храмов Китая. Его возникновение на восточной кромке пустыни Такла-Макан неслучайно: здесь проходили караваны с шёлком, вместе с которыми буддийские учения просачивались в Китай. В отличие от позднейших пещерных храмов вроде Лунмэня и Юньгана в убранстве Могао преобладает не скульптура, а фресковая живопись. Её площадь оценивается в 42 000 м². Многофигурные фризообразные росписи выполнены пёстрыми клеевыми красками по сухому грунту. Многие из них покрывают стену пещеры целиком, отличаясь динамизмом и жизненностью.

Окончание главы