Записки расхитителя гробниц Глава 44. Слинявшая мумия

"Откуда появился хвост? Почему я увидел его только сейчас? — мне казалось, что Толстяк шутит надо мной. — Сейчас не до шуток!"

"Разве это не так? — торжественно указал мне толстяк на нижнюю часть спины мертвеца.— У тебя прямо глаза экстрасенса(1). Ты не смог увидеть такую очевидную вещь?"

Я проследил за пальцами Толстяка и увидел, что на копчике сидящего мертвеца действительно был отросток длиной три дюйма и толщиной в два пальца, темный, такой же высохший, как и все тело, на самом деле похожий на засушенный коровий хвост, загнутый кверху. Мне это показалось странным. Я же внимательно рассматривал мумию, пытаясь доказать себе, что она — не цзунцзы, но этой штуки не видел. Может быть, она выросла, пока я тащил тело на себе? Хотя, стоит сделать себе скидку на нервозность: в состоянии нервной дрожи я мог и пропустить такую мелкую деталь. Тот факт, что я не помню, был хвост или нет, заставлял меня снова дрожать от неприятного чувства неопределенности.

Я постарался напомнить себе, что сейчас не время подробно изучать анатомию мумии. Тем более, что я не уверен, хвост ли это. "Не делай выводы сразу, — сказал я Толстяку, — почему это должен быть обязательно хвост? Может, это обычный член торчит, присмотрись повнимательнее."

"Да иди ты... — засмеялся толстяк — Хрен на жопе? Хотя тогда понятно, чего этот чувак помер... если у него вот так... выросло..."

Я знал, что он сейчас забросает меня своими ехидными шуточками, поэтому сразу перебил его: "Ой, ладно! Тебе не все равно, что у него на заднице и от чего он помер? После взрыва от него ни члена, ни хвоста не останется. Хотя можешь изучить подробнее, что, где и почему растет: тогда через несколько лет изучать в этой гробнице будут уже нас."

Толстяк меня понял, сообразил, что ему вообще-то тоже плевать на эту физиологическую странность мумии, и занялся делом. Я помог ему перевернуть тело, снял веревку, которую мы использовали при подъеме, и привязал мумию к колонне. Насколько сильным будет взрыв, рассчитать трудно. Но помню, как в детстве слушал рассказы о трех храбрых и пятерых смелых(2). Там с помощью десяти игральных костей соорудили бомбу, которой удалось разнести десять слоев твердой породы.(3) Проверяя прочность веревок, я переживал, что привязан труп не слишком хорошо, но вроде должно хватить на время до взрыва.

Долго возиться рядом с этим странным трупом да еще под потолком мне совсем не хотелось: я спешил проверить еще раз, убедиться, что все в порядке и заняться следующим этапом. Но стоило вспомнить, что приближается оптимальное время для взрыва, как меня снова затрясло. Одно дело — наблюдать работу взрывотехников со стороны, и совсем другое — участвовать в этом лично. Я просто молился и просил у богов благословения, хотел, чтобы все прошло гладко, и мы спасли свои жизни.

Я уже собрался спускаться, когда Толстяк схватил меня за плечо: "Погоди, мы еще не закончили."

Осмотревшись, я был удивлен: "Чего не хватает? Разве мы не сделали все, что требовалось?"

Но Толстяк настаивал, чтобы мы не торопились спускаться. Он повернулся к иссохшему трупу и заговорил: "Уважаемый предок с хвостом, человек ты или обезьяна — не важно. Ты уже добрался на Запад(4). Хоть эта вонючая кожа тебе уже не нужна, но все же мы совершаем плохое дело, превращая тебя во вместилище динамита — это уже слишком, но выхода у нас нет. Ты, многомудрый, не гневайся на нас. Скоро твой дух полностью освободится от бренного тела, от мирской суеты и запретов." Сказав это, Толстяк поклонился мертвецу, завершая свой символический обряд.

Я в ярости схватил его, чуть из трусов не вытряхнув, и потащил вниз, ругаясь: "Твою ж мать, нашел время шутки шутить!"

Съезжая по колонне следом за мной, он оправдывался: "Ты не понимаешь. Этот хрен засохший так злобно смотрит, нельзя гарантировать, что он потом когда-нибудь не найдет нас и не сделает какую-нибудь гадость. Сам подумай: сидел он тут в одиночестве и покое, весь такой довольный. И тут мы, молодые и красивые, схватили его и потащили взрывать. Вообще-то мы не правы, так что нужно хотя бы для видимости извиниться."

"Да ладно! — продолжал возмущаться я. — А когда ты таскал двенадцатирукий труп? Что-то я не заметил, чтобы ты ему земные поклоны отбивал. А этому достаточно было хвост отрастить, чтобы ты уважительно засуетился."

Вот так и возникли когда-то противоречия между Севером и Югом, можно сказать, это точный пример идеологических различий. Толстяк расстроился, услышав мои слова, фыркнул недовольно, отвернулся, чтобы не обращать на меня внимание.

Когда мы спустились, Молчун уже перенес А Нин в дальний угол и подзывал нас. Мы установили бронзовые зеркала в качестве щитов на случай, если взрыв окажется более мощным, чем ожидается. Я полагался на меткость Молчуна, надеясь, что, когда наступит время отлива, он точно бросит подставку от зеркала, чтобы запустить механизм детонатора в мертвеце. Помню, как он чуть не убил Толстяка, бросив через всю пещеру меч во дворце Лу Шан Вана. Сейчас для него сделать такой бросок — не проблема, потому другие варианты я даже не рассматривал. Оставалось только молиться и следить за временем.

Периодичность приливов и отливов в море всегда достаточно четкая: каждый день бывает по два прилива с интервалом в двенадцать часов. Самый высокий уровень воды держится обычно чуть более часа, потом начинается отлив, на пике которого может даже обнажаться морское дно. По расчетам самый низкий уровень воды будет через шесть часов после пика прилива.

Однако, мелей на этом рифе было мало, иначе тут крупные лодки, вроде нашего катера, не ходили бы. Но я надеялся, что глубина менее двух метров при отливе вполне вероятна. Единственное, чего я не мог точно просчитать — сколько продлится отлив, но вроде бы не так уж долго. Нам нужно будет еще дождаться, пока мощный поток воды схлынет, а потом нельзя будет терять ни минуты.

Я старался рассуждать оптимистически, но допускал возможность непредвиденных ситуаций, которые сложно просчитать, надо будет решать проблемы по мере возникновения. Вполне возможно, что мы снова попадем в безвыходную ситуацию, например, крыша рухнет целиком под напором воды. Но лучше не озвучивать это, чтобы не тревожить остальных. Тем не менее, глядя мне в лицо, Толстяк чувствовал мою тревогу: "Вы двое, скажите мне правду: вы ведь не уверены, что все пройдет гладко?"

Не зная, как ему ответить, я старался говорить максимально равнодушно: "Сложно сказать. Это как маятник: надо подождать, когда он остановится, тогда станет ясно, куда он указывает."

Толстяк вздохнул: "На самом деле, чем больше вы спокойнее вы говорите, тем больше я волнуюсь. Ты же говорил, что эта штука может не взорваться. И какой план на этот случай? Скажи мне, позволь мне тоже чувствовать себя спокойно."

"Есть способ, — ответил я. — Я ведь уже говорил: вернемся тем же путем, что и пришли. И посмотрим, не появится ли снова та комната, в которой осталось наше снаряжение. И есть третий вариант: оставаться здесь и ждать, пока явится группа с катера нас спасать."

"А если они не явятся? — продолжал расспрашивать Толстяк. — Сколько нам ждать этих спасателей? Всю жизнь? И станет эта гробница "могилой живых мертвецов" на морском дне Сиша, где мы так и не постигнем истину пути на сушу.(5)"

Я постарался утешить Толстяка: "Я хочу сказать: не важно, что все здесь зловещее и необычное, и не страшно, что мы можем не выбраться с первого раза. Но сразу не умрем же. У нас будет время придумать еще какой-нибудь план. Выход можно найти всегда. А кислород... ну, я думаю, на неделю хватит. Если больше спать и меньше двигаться, то можно сэкономить."

Толстяка мои доводы не убедили: "Воздуха, может быть, и хватит, но надо еще что-то есть. Это не лес и не горы, тут нет ничего съедобного. Не святым духом же питаться. Я лучше задохнусь, чем от голода умру."

"Нашел, о чем переживать, — рассмеялся я. — Ты давно на себя в зеркало смотрел? С таким слоем жира ты можешь неделями ничего не есть и не умрешь. Ну а если захочется деликатесов, то есть морская обезьяна. Когда доедим ее, то можем поймать цзинь-по, ее даже раздевать не надо, считай, уже готовое блюдо."

Толстяк повеселел, ему, видимо, нужно было только поболтать на волнующие его темы. Он похлопал меня по плечу и заявил: "Ладно, ты изложил все доходчиво и верно, а главное, в моем стиле. Чувствую, в тебе достаточно бесстрашия и революционного духа. Ты прям вырос в моих глазах."

Сам себе удивляюсь: с каких это пор я стал подобен Толстяку? Если так пойдет дальше, то мне тоже надо будет набрать вес, чтобы не отставать. Спорить дальше не стал, надо ведь за временем следить. Оставалось всего пять минут. Если все получится, то наши планы по выживанию в гробнице будут всего лишь веселым трепом. Я напомнил Молчуну, чтобы тот был готов, не пропустил нужный момент и точно попал в детонатор. Ведь мертвец привязан не прочно. Будет очень обидно, если труп упадет вниз и взорвется тут.

Молчун был готов, сжал бронзовую подставку в руке и кивнул. И тут Толстяк закричал: "Хотите, я вас сейчас напугаю до слез? Как насчет трупа?" Мы посмотрели вверх: мумии на месте не было! Первое, о чем я подумал: веревки все-таки не выдержали. Но внизу тело мы тоже не увидели. Я не мог не выругаться: это действительно было очень плохо. Такого исхода я не ожидал. Да, я был готов к неудачам, но как-то быстро они нас настигли.

"А ведь я говорил, что хвост у мумии не к добру, — кричал Толстяк. — Надо найти этот мешок с костями как можно быстрее."

Мы выскочили и сразу же увидели то, что искали: мертвец висел под потолком за колонной, вцепившись пальцами с длинными ногтями за резной барельеф. Черная кожа под лохмотьями потрескалась, ее куски падали вниз, обнажая кроваво-красную плоть. Что за тварь такая?

Я видел, что веревка все еще была привязана к его телу, теоретически она должна какое-то время удерживать тварь, но вот надолго ли? Толстяк, глядя на существо под потолком, орал: "Скорее, пока этот хвостатый не сбежал, давайте взорвем его!"

Молчуну явно команды не требовались: еще не успел закончить фразу Толстяк, как мимо нас просвистел кусок бронзы, сверкнув в воздухе синим светом, и попал точно в живот мумии.

Примечания переводчика

О названии: глава называется 脱皮, что буквально переводится, как "сбрасывать кожу", а метафорический перевод выражения "коварный, хитрый". По сюжету сбрасывающая кожу мумия еще и сбежала, поэтому я позволила себе многозначный перевод на русский язык.

(1) 神 — эпитет, которым Толстяк наградил зрительные способности У Се, буквально переводится, как дух, божество, разум, а также имеет значение "сверхъестественное" или "паранормальное". В данном контексте эпитет имеет элемент сарказма.

(2) Имеется в виду роман «Трое храбрых, пятеро смелых» создан на основании записи устных рассказов знаменитого китайского сказителя 19-го века Ши Юй-Куня. Первая редакция романа увидела свет в 1879 году. Некоторые правки были внесены в публикации 1883 года. Хрестоматийной стала редакция 1889 года. Действие романа переносит читателя в 11-ый век, во времена династия Сун. Известный своей мудростью и справедливостью, судья Бао-гун и группа странствующих воинов, каждый из которых владеет исключительным видом боевых искусств, ведут непримиримую борьбу с коррупцией и преступностью. «Трое храбрых, пятеро смелых» считается в Китае первым детективом, первым рыцарским и первым авантюрным романом.

(3) Не смогла перевести точно эту фразу. Пока оставлю так, почитаю упомянутый роман — тогда уточню.

(4) По китайской мифологии загробный мир находится на Западе. Теоретически это гора Кунлунь, где находится рай, владычицей которого была Си-ванму. В архаических текстах Си-ванму имеет черты зооморфности: хвост барса, клыки тигра, обитает в горной пещере. Она ведает небесными карами, насылает мор и болезни. Ей подвластна жизнь всех людей, кроме мудрецов, святых и даосов. В садах Си-ванму растут персиковые деревья, которые цветут и дают плоды раз в три тысячи лет. Си-ванму в свой день рождения третьего числа третьей луны угощает ими всех главных божеств и бессмертных сянь. В средневековом даосизме и фольклоре (цель адептов даосизма — обретение бессмертия) Си-ванму — хозяйка своеобразного рая бессмертных на горе Куньлунь, где растут персики бессмертия. Бессмертные регулярно съезжаются к ней на торжества. Она и ее муж хранят списки бессмертных, повелевают ими, награждают и наказывают.

Упоминая путешествие души на Запад, Толстяк делает мертвецу комплимент, практически утверждая, что тот был праведником.

(5) "Могила живого мертвеца" — история Ван Чунъяна, который по легенде оставил семью и ушёл в горы Чжуннань, где вырыл себе яму, названную затем «Могилой живого мертвеца», в которой практиковал около трёх лет. Затем он решил перебраться в хижину, забросал яму землёй и ещё около четырёх лет жил в отшельничестве в горах. Хижину Ван Чунъян назвал «Хижина Совершенной Истины (Цюань Чжэнь)», от чего затем пошло название основанной им школы даосизма Цюаньчжэнь (全真教 — Школа Совершенной Истины)

Окончание главы