Записки расхитителя гробниц Часть 2. Глава 43. Осада

Бесчисленное множество птице-людей с застывшими лицами окружали нас, а сверху спускались еще и еще, приземлялись, застывали, как изваяния и не издавали при этом ни звука. Я внезапно вспомнил горгулий из фильмов ужасов, которые оживают ночью, а днем превращаются в каменные статуи. Может, те существа, что окружали нас сейчас, были прототипом монстров из древних сказок? Взгляд этих птице-людей, неподвижный и застывший, не казался бессмысленным, наоборот, в нем сквозила какая-то пугающая мудрость. И у меня крепло опасение, что окружили они нас с какой-то конкретной целью.

Мои догадки оказались верными. Над нами бесшумно пронеслась очередная тварь, и на землю с глухим шлепком что-то упало, забрызгав все вокруг кровью. Это оказался Е Чэн, шея которого была перегрызена до самого позвоночника. У меня перехватило дыхание, в глазах потемнело. Дело плохо и помощи ждать не откуда.

А сверху был сброшен еще один труп, но опознать его было нельзя, так как головы не было.

Очевидно, когда Чэнь Пи бросил нас и убежал в императорскую гробницу, на них тоже напала стая птиц. Без советов третьего дяди, которые передал нам Шуньцзы, люди четвертого господина были обречены. Получается, Шуньцзы своим обманом отправил их на верную смерть.

Я предполагал, что стая тварей принесла сюда всех, кто был с Чэнь Пи, но следующий труп оказался одним из тех, кто отправился вместе с Паньцзы к выходу. Очевидно, не всем сбежавшим повезло. Я с опаской присмотрелся к лицам падающих сверху тел, но, к счастью, не увидел среди них ни Паньцзы, ни третьего дядю. Это меня немного успокоило.

Толстяк, не занятый размышлениями, был серьезно напуган и спросил меня: "Что эти птицы собираются с нами делать?"

"Похоже, они просто приносят сюда свою добычу, — ответил я. — Не разбираюсь в орнитологии, и не знаю, зачем они это делают. У нас еще есть динамит? Похоже, нам придется повторить подвиг Дун Цуньжуя(1)"

Толстяк покачал головой: "Все ушло на короля Ваньну. Ты не сказал, что надо оставить."(2)

Это неприятная неожиданность. Но я ж не мог предположить, что динамит надо экономить. Придется закончить жизнь в окружении птице-людей. И никак не пробиться через их окружение, нет ни одного шанса сбежать. Неужели мой труп останется лежать здесь, в птичьем гуано?

Я застыл в растерянности, но меня растолкал Толстяк: "Нас почти взяли в кольцо. Но посмотри, вон там есть трещина в скале. Как раз на одного человека, но если потеснимся, оба поместимся. Выход проще будет заблокировать. Не самый лучший вариант, и мы, возможно, все равно умрем, но не отдадим свои жизни этим птичкам-обломинго задешево, заберем с собой столько, сколько сможем."

Я оглянулся: из дна расщелины выступали два высоченных каменных зубца, между которыми был узкая сквозная щель. Один человек там свободно может протиснуться. Вдвоем мы сможем контролировать обе стороны сквозной щели. Правда, двигаться там будет неудобно, но для обороны это первоклассное место.

Умереть сразу или какое-то время сопротивляться летучим тварям? Последнее предпочтительнее. Мы забрали с трупов все оружие и боеприпасы, до каких смогли дотянуться, и бросились в щель. Внутри места было очень мало. Мне хватало, чтобы повернуться, а вот Толстяку приходилось старательно втягивать живот. Зато птицам, чтобы добраться до нас, теперь придется постараться.

Толстяк многое повидал в жизни, и не раз бывал на волоске от смерти, потому сейчас выглядел спокойным и уверенным. Забравшись в щель, мы забаррикадировали выходы из нее камнями. Немного, но на первое время хватит. Толстяк заявил: "Они теперь могут подходить только по одной, убивать их будет проще, а затем вход можно перегородить их телами. Так дольше продержимся."

Горько улыбнувшись, я задумался. Патронов у нас не так много, когда они закончатся, мы погибнем. Но пока еще не время думать о смерти, у нас есть маленький, но все же шанс.

Пока я прикидывал запасы патронов, снаружи раздались возмущенные крики птице-людей. Осторожно выглянув, я увидел, как одна из этих тварей, которая казалась чуть крупнее остальных, открыла пасть. Открыла — слабо сказано. Скорее разявила так, что голову стало не разглядеть и, казалось, пыталась что-то отрыгнуть. Из этой непропорционально большой пасти, полной острых клыков вывалилось что-то вроде окровавленного внутреннего органа. Но это что-то двигалось, оно было похожее на макаку со снятой кожей. Существо оказалось довольно шустрым и ловким. Упав на землю, оно огляделось и метнулось к куче трупов, которые сразу же принялось грызть.

Остальные птице-люди тоже отрыгивали таких же "макак". Скоро на куче трупов началось настоящее пиршество, сопровождающееся бешеными драками за самые лакомые куски. В стороны летели брызги крови и куски мяса.

Хмурясь, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, мы с Толстяком наблюдали за этим безобразием, содрогаясь при мысли, что, помедли мы еще пару минут, сами бы оказались едой этих "макак". Ох, лучше о таком не думать.

Тварей было так много, что за считанные минуты куча трупов превратилась в гору обглоданных костей, в воздухе висел густой тошнотворный запах крови. Глаза Толстяка наливались красным от бешенства, мы понимали, что сейчас очередь дойдет и до нас. Достав флягу с рисовым вином, Толстяк отхлебнул глоток и мрачно пробормотал: "В натуре, жрут, как птички: ведро лапши и два яичка. Трупоклюйки чертовы, хотите Толстяка сожрать? А зубы железные вставили?"

Меня юмор Толстяка не ободрил, я отобрал у него флягу и тоже глотнул вина. Крепкая жидкость обожгла горло, внутри словно печку растопили. Вино — действительно хорошая вещь, с ним настоящий мужчина видит и чувствует мир иначе.

Одна из "макак" снаружи тщательно обыскивала кости в поисках остатков мяса и вдруг заметила наши осторожные движения. Она испустила громкий крик, другие обезьяны тоже обернулись, таращась на нас и с любопытством пошли к щели, где прятались мы.

Морды этих мелких тварей были мерзкие, губ не было, просто из ротового отверстия торчало множество мелких и острых зубов. Но меня привлекла не безобразная внешность: на шее каждой из "макак" болтались бронзовые шестигранные колокольчики, целые и поврежденные. Странным было то, что болтались они на "макаках" свободно, но не издавали ни звука.

В тот момент я был так напуган, что ничего не соображал. Но позже пришел к выводу, что эти бронзовые колокольчики имели непосредственное отношение к тайне бронзовых врат. Хотя, кажется, их создатели были не теми, кто соорудил огромные бронзовые артефакты в горах, и уж точно не чжурчжэни Восточного Ся или Ван Цзанхай.

"Макака", первой обнаружившая нас, какое-то время вела себя очень осторожно. Мы с Толстяком тоже не торопились атаковать, замерли у входа, держа оружие наготове, и ждали, когда твари подойдут поближе. Некоторые "маками" не были столь осторожными, как первая, они, забравшись на верхушку каменных зубцов, попытались напасть на Толстяка сверху.

Такое поведение оказалось для него неожиданным, но среагировал Толстяк быстро и снес выстрелом голову вцепившейся в него "макаке", труп которой отлетел в сторону и упал на кучу обглоданных костей. Кажется, руку Толстяка свело судорогой, он не отпустил курок, и пули веером прошили стаю напавших на нас "макак", которые заверещали, словно от ужаса, а несколько сразу же упали замертво.

Но теперь внимание всех тварей было обращено на нас. Ситуация постепенно выходила из-под контроля. Первая, самая крупная "макака", кажется, взяла на себя роль лидера и повела остальных к нам. Я судорожно сглотнул, понимая, что начинается кошмар наяву.

Я даже не успел вознести короткие молитвы Будде, когда на меня свалилась пара "макак", демонстрируя свою вонючую улыбку во всю пасть. Автомат был слишком большим, чтобы отстреливаться внутри щели, потому первую "макаку" я просто пнул в морду и вышвырнул наружу, а второй снес голову выстрелом, и ее кровь забрызгала мне лицо. Но следом за первыми двумя ко мне уже карабкалась еще одна психованная "макака". К ее появлению я не был готов и понял, что руку Толстяка не судорогой заклинило. Следующих тварей я сносил уже длинной прицельной очередью, потому что одиночной стрельбой с таким напором не справиться.

Минут пять у меня в голове была полная пустота. Я лишь видел нападавших сверху "макак", чувствовал отдачу в плечо и ощущал на губах привкус крови. Казалось, эти "макаки" просто свихнулись. Некоторые лезли в щель, попадая мне под ноги, я их просто давил и отшвыривал наружу. Но "макак" было все больше и больше, и они было крайне живучие. Можно было выстрелом снести половину мелкого мерзкого тельца, но вторая половина упорно продолжала двигаться вперед, пытаясь вцепиться в добычу. Это было ужасно.

Магазины у нас пустели быстро. Сначала я думал, что продержаться около часа не составит труда, но необходимость стрелять очередями разбила вдребезги все мои надежды. Полных магазинов у нас было много, но перезаряжать автоматы, пока эти твари прут такой плотной стеной, проблематично.

Первой замолчала эмка Толстяка. Кажется, у него крышу снесло, он отшвырнул автомат, выхватил нож и собрался драться врукопашную. Но такой возможности ему не дали: сразу пять или шесть "макак" набросились на него. Яростно крича, он сразу раздавил руками двоих, остальные вцепились ему в лицо.

В этот момент патроны кончились и в моем Тип-56. Какое-то время я безуспешно нажимал на курок, не понимая, почему автомат не стреляет. Когда понял, мое сердце замерло — и тут же перед глазами мелькнули несколько кроваво-красных тушек. Я даже не успел достать нож, как эти твари вцепились мне в плечи. Пара самых наглых повисла на ногах, почти возле промежности: этих я инстинктивно раздавил. Но остальные продолжали попытки прогрызть меня насквозь.

В голове у меня осталась одна мысль: я, У Се, и Толстяк Ван никогда не выйдем отсюда. Похоже, такова наша несчастливая судьба: навеки остаться в мрачном сердце Чанбайшаня.

Примечания переводчика

(1) 董存瑞 китайский солдат, коммунист, сражавшийся в рядах Народно-освободительной армии Китая во время гражданской войны. Известен тем, что подорвал себя, чтобы уничтожить гоминдановский бункер, защищавший подход к важному мосту в уезде Лунхуа (округ Чэндэ, провинция Хэбэй). Во время боя, добрался под плотным огнём до бункера, но не найдя подходящего места для укрепления взрывчатки, с криками «За новый Китай!», взорвал заряд, убив себя и разрушив бункер.

(2) Вот тут не поняла. У Толстяка на поясе было около десятка динамитных шашек. В рот Ваньну он засунуть мог максимум две-три. Куда остальные делись, не знаю.

Окончание главы