Амай 23.3 Интриги. Любимая наложница. Выпьешь?

Сыновняя почтительность считается ключевой добродетелью китайской культуры, которая определяет, ограничивает или даже устраняет все другие добродетели. 

Сыновняя почтительность состоит из физической заботы, любви, служения, уважения и послушания; хорошего поведения не только дома, но и вне его; прославления своих родителей и предков; хорошего выполнения своей работы (желательно той же, которой занимались родители, чтобы выполнить их стремления). Дети должны стараться не опозорить своих предков. 

Сыновняя почтительность включает в себя благодарность к человеческому телу, которое дети получили от своих родителей, поскольку тело рассматривается как их продолжение. Повреждение или причинение вреда своему телу, самоубийство – недопустмы.

Классики конфуцианства не пропагандировали «глупую сыновнюю почтительность» – ребенок должен был отговорить родителей от совершения аморальных действий. Но если родитель не прислушивался к уговорам ребенка, ребенок должен был подчиниться воле родителя. Бунт и прямое неповиновение не одобрялись конфуцианской этикой.

В тот день уже наступило позднее время, темнело. Амай не привыкла читать при свечах, а потому собиралась умыться и лечь спать. Вдруг появился Гуй Шунь. Он поспешно вошел в кабинет, за ним проследовали две горничные с одеждой и украшениями.

– Быстро, быстро, быстро... – повторял Гуй Шунь. Амай удивилась, но до того, как она успела спросить хоть что-то, к ней торопливо подошли горничные. Одна начала развязывать пояс и снимать одежду, а другая подняла руки и стала распускать волосы. Амай отскочила в сторону и с беспокойством спросила:

– Что вы делаете?

Гуй Шунь тотчас объяснил:

– В резиденцию прибыл выпить вина Его Высочество второй принц. Он привел с собой для господина младшего хоу двух иноземных девушек. Старшая принцесса приказывает тебе появиться там и перевернуть всё вверх дном. Надо устроить сцену и потребовать от господина младшего хоу, чтобы он не оставлял в резиденции этих девушек.

– Почему я?

– Ты – любимая наложница господина младшего хоу. Об этом известно Его Высочеству второму принцу, а потому, конечно же, нужно, чтобы там появилась именно ты.

– Любимая наложница? Я?!

В другой момент над этим можно было бы посмеяться.

– В тот день господин младший хоу был вынужден сказать так из-за сложившейся ситуации. Я не наложница. Неужели дядюшка не знает этого? В резиденции, конечно же, найдутся настоящие наложницы, пусть они и идут.

Гуй Шунь с серьезным видом ответил:

– Я знаю. А Его Высочество второй принц не знает. Так что идти должна ты. Господин младший хоу так хорошо обращается с тобой. Неужели ты откажешь помочь в таком простом деле?!

Простое дело? Он сказал это так легко и буднично, что Амай поразилась и не смогла ничего ответить. Совершенно очевидно, что обратились не к тому человеку, от неё требуют невозможного. Она попыталась увильнуть и с озадаченным видом сказала:

– Я и в самом деле не могу: сделаю что-нибудь не так и только испорчу. Пусть лучше пойдет кто-то другой.

– Тут нет ничего сложного. Зайдешь, несколько раз ударишь тех девушек по лицу и крикнешь, чтобы они убирались. Господин младший хоу поругает тебя, а ты в ответ разрыдаешься, устроишь безобразную истерику. И на этом всё.

Объясняя, Гуй Шунь махнул рукой горничным. Горничные втолкнули Амай в соседнюю комнату и начали переодевать.

Амай помрачнела и молча всё проклинала. Горничные крутились вокруг неё и спешили. Мужское платье сменилось на дворцовый наряд, утяжка из льна – на шелковый лиф, а недостаточно длинные волосы, благодаря умелым рукам горничных, превратились в красивый узел.

Вплоть до того момента, как Гуй Шунь дотолкал её до павильона в саду, где принимали гостей, Амай не могла поверить, что на ней действительно такая одежа, и что от неё требуется устроить эту абсурдную и нелепую сцену. 

– Нет, я действительно не могу сделать этого, – она развернулась, намереваясь уйти обратно.

– Просто устрой сцену! Иди и поскандаль немного!

Сказав это, Гуй Шунь схватил Амай и втолкнул в зал павильона.

Банкет был в самом разгаре. На почетном месте сидел второй принц Ци Минь, а подле него – Шан Ичжи. По обеим сторонам от них были люди, которых Амай не знала. По их одеждам было понятно, что они происходят из влиятельных и богатых столичных семейств. 

Все с удивлением увидели, как в зал вдруг ворвалась красивая молодая женщина. Ранее её видел только Ци Минь. Уголки его губ дрогнули в улыбке, и он перевел взгляд на Шан Ичжи.

Отступать было уже невозможно, оставалось лишь не обращать внимания на чужие взгляды. Приняв гневный вид, Амай стремительно направилась к сидящему за столиком Шан Ичжи, но, подойдя, замерла, не зная, что делать дальше. Безобразная сцена? Она умела драться и убивать, а не устраивать истерики.

Шан Ичжи тоже не понимал, что происходит, а потому поднял голову и спокойно смотрел.

Тут Амай вспомнила, что ей велел Гуй Шунь: сначала надо влепить несколько затрещин двум иноземным девушкам. Однако, посмотрев на сидящих подле Шан Ичжи двух изящных красавиц, Амай не смогла сделать этого. В зале стояла тишина, все взгляды были направлены на неё. Начав краснеть, она стиснула зубы и опрокинула стоявший перед Шан Ичжи столик, а затем схватила его за рукав и потащила из зала.

Собравшиеся в зале поняли, в чем дело, и громко захохотали. Кто-то со смехом сказал:

– Где младший хоу выискал себе такую стерву? Теперь-то он получит сполна! Ваше Высочество, лучше подарите этих красавиц мне. Боюсь, младшему хоу не дадут насладиться ими.

Ци Минь улыбнулся и ответил:

– Они уже не мои. Проси у него, когда он вернётся.

Вокруг засмеялись.

Когда Амай и Шан Ичжи миновали идущую вдоль цветущего сада галерею, он тихо сказал:

– Не так быстро. Я много выпил, кружится голова.

Амай оглянулась и вдруг осознала, что всё ещё тянет его за рукав. Испугавшись, она тут же отпустила. Однако Шан Ичжи не стал сердиться, на его лице появилась легкая улыбка. Осмотрев Амай, он спросил:

– Почему ты в таком виде?

Услышав вопрос, Амай склонила голову и с ужасом обнаружила, что воротник платья почему-то вдруг глубоко распахнулся. Она сдержала готовый вырваться крик и попыталась собраться с мыслями. Пропустив вопрос, она с предписанным этикетом уважением ответила:

– Старшая принцесса приказала Амай передать главнокомандующему сообщение. Тех иноземных девушек ни в коем случае нельзя оставить в резиденции.

Договорив, она стояла, не поднимая глаз и не говоря больше ни слова.

– О... – с легким звуком выдохнул Шан Ичжи. Улыбка на его лице постепенно исчезла. 

Прошло долгое время, но он ничего больше так и не сказал, Амай не слышала даже звуков движения. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Должно быть, Шан Ичжи действительно выпил слишком много – выражение его глаз было неясным.

– Главнокомандующий, если распоряжений больше нет, с вашего позволения подчиненный уйдет и сменит одежду.

Шан Ичжи ничего не ответил и продолжал спокойно смотреть ей в глаза.

Амай подумала, что он слишком пьян и не вполне понимает официальный стиль речи, а потому надо говорить проще.

– Главнокомандующий, если на этом всё, то я пойду переодеться.

Выражение его лица, наконец, немного изменилось, медленно вернулась тихая улыбка.

– Иди.

Словно получив освобождение из заточения, Амай привычным движением сложила руки так, как принято у военных, и быстро откланялась, а затем развернулась и пошла прочь. Шаг её тоже был как у военных, без положенной женщинам деликатной плавности, и слишком быстр. От резкости и скорости рукава легкого шелкового платья взметнулись и летели следом.

Шан Ичжи прислонился к столбу галереи и смотрел куда-то далеко.

Амай шагала широко и быстро, и вскоре вновь оказалась на дальних двориках резиденции, среди садов, на извилистых, скрывающихся в темноте тропках. Она кружила по ним до тех пор, пока не поняла, что совсем заплутала. Она, не теряющийся в самой глуши горных лесов солдат, умудрилась заблудиться на задворках резиденции – в это невозможно поверить! Это... постыдно!

Однако, не стоит винить её в том, что она не смогла найти дороги обратно. Она жила в резиденции уже много дней, но всегда придерживалась правил: меньше болтать, меньше выходить, есть всё, что дают, рано вставать и рано ложиться, не шататься по резиденции без надобности. Когда они шли на банкет, Гуй Шунь чуть ли не тащил её за собой. Как тут запомнить путь?

Чтобы ненароком не оказаться там, где ей не следует быть, Амай присела на камень подле тропинки и принялась думать, как следует поступить дальше. Сетуя на случившееся, она вдруг заметила свет фонаря. Фонарь плыл в темноте, постепенно приближался и вскоре оказался поблизости от неё.

Амай пригляделась и поняла, что это всего лишь обычная горничная, которая шла по тропке и несла перед собой фонарь. Увидев, что кто-то сидит на камне, горничная не выказала удивления. Она подняла фонарь повыше, взглянула на Амай и улыбнулась:

– Это и в самом деле барышня. Господин младший хоу сказал, что барышня может не найти путь к кабинету, и велел недостойной сходить проверить.

Амай неловко ответила:

– Всё хорошо. Я гуляла, присела немного отдохнуть.

Маленькая горничная поджала губы и улыбнулась, а затем спросила:

– Барышня уже отдохнула? Ночью гулять неудобно, недостойная отведёт барышню к себе.

Амай чуть покраснела, поднялась с камня и привычно похлопала по одежде, сбивая приставший сор.

– Пошли.

Горничная улыбнулась и, освещая тропинку, повела. Амай заплутала не так уж и сильно – дворик кабинета был рядом, за увитой лозами оградой. Просто было темно, а тропка слишком извилистой. Если бы Амай узнала местность и перелезла через ограду, ей не пришлось бы сидеть на холодном камне.

Горничная отдернула занавес на входе в кабинет, Амай поспешила войти. Ей хотелось немедленно сменить эту неудобную одежду – было непривычно и несколько неловко в ней. Переодевшись, Амай позвала горничную и попросила вынуть шпильки и снять все прочие украшения. Не успела она завязать волосы обратно, как снаружи опять послышался голос Гуй Шуня:

– Барышня Амай.

Слышать эти два слова вместе было непривычно. Амай – это одно, а барышня – это что-то совсем другое. Никто раньше не соединял эти два слова вместе. Завязав пучок, на вышла на порог и спросила:

– По какому делу управляющий Гуй Шунь звал меня?

Услышав, как она назвала его, Гуй Шунь растерялся: похоже, никто никогда раньше не называл его так. Те, кто звали его по имени, никогда не добавляли «управляющий», а те, кто обращался в нему, как к управляющему, никогда не осмеливались добавить имя.

Маленькие глазки Гуй Шуня не мигая смотрели на Амай. Амай приподняла брови и смотрела на него в ответ.

Через несколько мгновений Гуй Шунь отвел взгляд и совершенно бесстрастно объяснил:

– Господин младший хоу уже проводил Его Высочество второго принца, но обе иноземные девушки остались в резиденции. Старшая принцесса очень недовольна. Она велела узнать, как ты выполнила данное тебе поручение.

Амай не сразу нашлась, что ответить. Неужели старшая принцесса совсем неразумна? Если сын почтенной госпожи падок до красавиц, почему госпожа перекладывает ответственность за это дело на неё? Амай посмотрела на Гуй Шуня и вдруг улыбнулась:

– Господин управляющий сам видел, как я опрокинула стол и вывела господина младшего хоу наружу. Нужные слова были переданы ему. Но если господин младший хоу настаивает на том, чтобы девушки остались, то что я могу сделать? Я состою в охране господина младшего хоу. То, что творится у него в спальне – не моё дело. Разве охранникам пристало влезать в такие дела?

Лицо Гуй Шунь осталось таким же бесстрастным, всё так же ровно он ответил:

– Господин младший хоу сидит в саду и пьет. Похоже, он сильно не в духе. Старшая принцесса желает знать, что именно ты сказала ему?

Амай удивилась.

– Я сказала ему то, что старшая принцесса велела передать: что иноземные девушки ни в коем случае не должны остаться в резиденции. Больше ничего.

«Плохо!» – подумал Гуй Шунь, – «Очень плохо, что ты больше ничего не сказала!».

Оставив свои мысли при себе, Гуй Шунь сказал:

– Тебе следует вернуться и проверить, все ли хорошо. Если ты передала слова старшей принцессы неверно, то в отношениях между матерью и сыном может случиться разлад. То будет твоя вина.

Амай вовсе не хотелось идти туда, но Гуй Шунь всё так сказал, что было не найти причин для отказа. Она опять последовала за управляющим, но на этот раз была внимательней и старалась запомнить дорогу. Попетляв по саду, они действительно увидели в галерее освещенную лунным светом фигуру в белом – спокойно и безмятежно Шан Ичжи пил вино.

Услышав звук шагов, Шан Ичжи обернулся. Когда он увидел, что Гуй Шунь ведет Амай, он почему-то вдруг нахмурился. Гуй Шунь от этого приуныл, а Амай обрадовалась – такой Шан Ичжи был знаком и привычен. Это опять был главнокомандующий армией Цзянбэя, постоянно придирающийся и выказывающий своё недовольство, лишенный всяких симпатий к ней.

Шан Ичжи отвернулся от них и, тихо покачивая вино в чаше из белого нефрита, сказал:

– Гуй Шунь, передай матушке, что у меня есть свои соображения по этому вопросу. Пусть она больше не беспокоится.

Гуй Шунь тихо отозвался и беззвучно скрылся, оставив Амай. 

Амай не знала, как ей быть: следует ли тоже уйти или надо остаться. Как будто прочитав её мысли, Шан Ичжи вдруг ответил:

– Подойди.

Она приблизилась на пару шагов, встала подле и, как предписано этикетом, спросила:

– Какие у главнокомандующего будут распоряжения?

Уголки его губ чуть дрогнули, а затем он обернулся и спросил:

– Пить можешь?

Амай растерялась, а потом согласилась:

– Да.

Шан Ичжи улыбнулся, взял стоявший на ограждении галереи кувшин, протянул его и спросил:

– Компанию составишь?

Коротко взглянув на него, она взяла протянутый кувшин и ответила:

– Составлю.

Оглянувшись вокруг, она не нашла больше чаш – была только та, что Шан Ичжи держал в руке. Затруднительная ситуация. Она колыхнула вино в кувшине – там оставалось более половины, одним глотком не выпьешь, тут явно не на неё одну. Она с недоверием взглянула на Шан Ичжи, он молча улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, подняла кувшин и, запрокинув голову, неспеша полила вино прямо в рот.

Когда в кувшине осталось около половины, Шан Ичжи забрал кувшин из её рук, улыбнулся и сказал:

– Мне тоже оставь.

С этими словами он забросил белую нефритовую чашу куда-то в сад и, как и Амай, запрокинул голову и полил вино. Амай не осмелилась забрать у него кувшин.

Когда вытекли последние капли, она с облегчением выдохнула. Ничего не говоря, она продолжала тихо стоять подле.

Ранее на банкете Шан Ичжи уже выпил немало, а сейчас выпил еще. Голова опять начала кружиться, его качнуло, и он схватился за ограду галереи.

Видя его состояние, Амай поспешно сказала:

– Я позову кого-нибудь, чтобы главнокомандующему помогли вернуться.

Шан Ичжи дотронулся ладонью до лба, но прежде, чем он успел ответить, послышался голос Гуй Шуня:

– Господин младший хоу, старшая принцесса велела принести вам немного легкого вина.

Амай разозлилась: этот Гуй Шунь вообще думает? Что он всё лезет?

Шан Ичжи издал тихий неразборчивый звук. Гуй Шунь поспешно поклонился, подошел и поставил на ограду миниатюрный кувшинчик и две чаши зеленого нефрита. Затем он снова поклонился и тихо ушел.

Похоже, что через некоторое время Шан Ичжи стало лучше, он снова обернулся к Амай и с вопросом посмотрел на неё.

Амай чуть скривилась, взяла кувшинчик и села на пол галереи. Раскупоривая кувшинчик, она тихо бормотала:

– Старшая принцесса слишком недооценивает людей. Так мало вина, разве этим можно напиться?

Она снова взглянула на Шан Ичжи и спросила:

– Тут очень мало. Главнокомандующий, как его пьют?

Шан Ичжи не ответил. Он отвернулся и какое-то время смотрел куда-то в глубь сада. Когда он обернулся обратно, лицо его было ясным. Держась за ограду, Шан Ичжи неторопливо сел на пол и тихо сказал:

– Его пьют медленно и с удовольствием.

– Хорошо! – отозвалась она и разлила вино в чаши из зеленого нефрита. Сначала она подала чашу Шан Ичжи, а потом подняла свою. Смотря на вино, она вдруг сказала:

– Главнокомандующий, я хочу вернуться в армию Цзянбэя.

Шан Ичжи в это время как раз отпивал из своей чаши. Услышав её слова, он остановился. Медленно проглотив отпитое, он посмотрел на неё и спросил:

– Шэнду не красив?

– Красив, – ответила она, а потом, чуть подумав, добавила. – Но мне тут не нравится.

Шан Ичжи какое-то время молча смотрел на неё. Пальцы, которыми она держала чашу, слабо заблестели от проступившего пота. Заметив это, Шан Ичжи, наконец, тихо улыбнулся, поставил свою чашу на пол галереи и сказал:

– Хорошо. Я отпускаю тебя обратно в армию.

Амай радостно улыбнулась, а затем вернула на лицо серьёзное выражение, подняла двумя руками чашу и с положенной по этикету почтительностью сказала:

– Май Суй из седьмого батальона армии Цзянбэя пьет в честь главнокомандующего!

Она не успела отпить, как Шан Ичжи вдруг протянул руку и плотно накрыл чашу. Она с удивлением подняла глаза. Уголки губ Шан Ичжи изогнулись.

– Это вино слишком слабое, оно не подходит твоему характеру.

Слыханное ли дело, что выпивка должна соответствовать тому или ином характеру? Гнилая отговорка, никуда не годится. Амай посмотрела на Шан Ичжи и снова перевела взгляд на чашу. Тонкие пальцы всё так же закрывали чашу и едва касались её рук. Его движение казалось мягким и легким, и в то же время, почему-то, твёрдым.

Пока она думала, Шан Ичжи уже забрал чашу из её рук.

– Возвращайся, – тихо сказал он. – Начинай собираться, через несколько дней можно будет вернуться в Цзянбэй.

В этот момент следовало изобразить ликование, но, почему-то, глядя на Шан Ичжи, она оказалась не способна на это притворство. Она медленно опустила голову, поднялась с пола и сложила руки в поклоне.

– Благодарю главнокомандующего. Его милость не будет забыта.

Сказав это, она не стала дожидаться ответа, развернулась и пошла прочь.

У галереи множество поворотов. Достаточно завернуть за первый, и скроешься от оставшегося позади взгляда. Амай сказала себе не оглядываться, но подойдя к повороту всё-таки остановилась и обернулась. Не поднимая глаз, она глубоко и со всей почтительностью поклонилась.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Окончание главы