Амай 07.3 Беспощадность. Страшные грёзы. Кролики

Шан Ичжи удивленно посмотрел на Сюй Цзина. Сюй Цзин сузил глазки, погладил тощую бородку и с совершенно серьёзным видом сказал:

– Генерал думает о том, что такой дивной ночью рядом должна быть прекрасная дева, а не вонючий старик. Как жаль, как жаль...

Шан Ичжи ненадолго замер, а затем вдруг рассмеялся. Он смеялся всё громче и громче и никак не мог остановиться. Наконец, он упал на землю. Лежа на спине и продолжая смеяться, он сказал:

– Почтенный меня понимает.

Сюй Цзин больше не улыбался и спокойно смотрел на Шан Ичжи.

Шан Ичжи постепенно затих. Глядя в ночное небо, он вдруг спросил:

– Что почтенный думает об этом?

– О чем именно?

Шан Ичжи чуть улыбнулся и тихо сказал:

– Для чего почтенный пришёл ко мне?

– У генерала есть вопрос. У Сюй Цзина тоже есть вопрос.

– И какой же у меня вопрос?

– Скачут два кролика. Как разобрать кто из них самец, а кто самка?

Шан Ичжи ничего не ответил, а потом спросил:

– А какой вопрос у почтенного?

– Я не знаю, насколько генерала волнует его вопрос. Нужен ли ему ответ, или…

Сюй Цзин не договорил и молча смотрел на Шан Ичжи.

Через некоторое время Шан Ичжи с безразличным видом ответил:

– Самец или самка...Какое мне до этого дело?

Сюй Цзин улыбнулся.

– Раз генерал так считает, мне беспокоиться не о чем.

– Тем не менее, мне интересно другое. Откуда такой кролик взялся? И почему не очевидно самец то или самка? А еще, посмевший броситься в волчье логово кролик – такое ведь увидишь не часто. Что почтенный думает об этом?

Сюй Цзин опустил глаза и сказал:

– Не только посмевший броситься в волчье логово, но и сумевший выбраться из него живым. Как бы кролик ни выглядел, он может быть только самцом. А если не самец, то как к этому отнесутся другие люди?

Шан Ичжи кивнул. Сюй Цзин опять улыбнулся.

– Кролика следует хорошо приручить. Думаю, если его правильно кормить, со временем он может вырасти в тигра.

– Вот как? – Шан Ичжи приподнял брови. – И каким образом его следует приручать?

– Кролика не стоит держать при себе. Лучше... – Сюй Цзин нарочно остановился, с лёгкой улыбкой посмотрел на Шан Ичжи, а затем продолжил. – Лучше проявить твердость и опять отправить его к волкам. Или его там съедят, или он вырастет и сам съест их.

Шан Ичжи с удивлением посмотрел на Сюй Цзина, а затем они оба рассмеялись.

Их смех встревожил выбравшихся из своих укрытий ночных зверьков. Зверьки замерли, выпустили из лапок добычу и настороженно обернулись на звук. Смех донесся и до стоявшего в отдалении Чжан Шэна. Чжан Шэну стало интересно: что же такое обсуждают его генерал и почтенный Сюй, что это вызвало у них такое веселье?

Следующим утром, перед тем как армия снялась с лагеря, Тан Шаои и вправду прислал Амай штаны. Амай рассматривала их с радостным удивлением: штаны были армейского образца, пусть и не новые, но хорошего качества. Немного длинноваты, но что за беда, ведь можно и подогнуть.

Завершив утреннее умывание, вернулся Сюй Цзин, взглянул на штаны и тут же поинтересовался:

– Кто дал?

Амай радостно ответила:

– Старший брат Тан прислал! Как хорошо! Больше не надо носить эти, от которых осталась только одна штанина.

– Тан Шаои? – Сюй Цзин приподнял брови.

Амай кивнула и отложила штаны в сторону. Она собиралась надеть их после того, как придёт армейский врач и сменит повязку.

Сюй Цзин криво улыбнулся и с насмешкой сказал:

– Смотрю, вы стали очень близки. Настолько близки, что у вас уже одни штаны на двоих*.

Выражение «носить одну пару штанов» является метафорой очень близких отношений. Означает делить на двоих радости и невзгоды; прикрывать и выгораживать друг друга; придерживаться единодушной точки зрения по какому-либо вопросу; состоять в сговоре с кем-то.

Амай непонимающе посмотрела на Сюй Цзина.

Сюй Цзин объяснил:

– У интендантов сейчас туго с припасами. Форма рядовых солдат включает только одну пару штанов – утепленные, а офицерам полагается две пары – утепленные нижние и однослойные верхние. Одни для тепла, другие для красоты. Когда мы уходили из Юйчжоу, солдатам было приказано не брать с собой никаких лишних вещей. У каждого только та одежда, что на нём. Как ты думаешь, откуда эти штаны взялись? Наверняка, Тан Шаои отдал свои. Если не веришь, иди и проверь.

Уже началась зима. В открытом поле да на холодном ветру, верхом в одной паре тонких штанов и без плаща – наверняка ощущения были не из приятных. Амай немного помолчала, а затем отправила плащ обратно и велела передать, что в повозке он не нужен. 

Пришёл армейский врач, снял повязку и обнаружил, что рана Амай заживает очень хорошо. Для таких ранений отсутствие лихорадки – отличный знак, но еще более удивительным было то, что уже начали появляться струпья. Врач смотрел на Амай так, словно сомневался: человеческое она существо или какой-нибудь нелюдь? Врач сказал, что, если рана и дальше будет заживать так быстро, через несколько дней она сможет нормально двигаться.

Амай этому обрадовалась. Сюй Цзин какое-то время смотрел на неё, а потом улыбнулся и непонятно к чему сказал:

– Воля Небес, такова воля Небес...

Армия возвращалась на юг гораздо медленней, чем до этого шла на север. К счастью, они захватили обоз северян с провиантом и фуражом, так что недостатке в еде не было.

Амай несколько дней ехала в повозке Сюй Цзина. Рана на ноге заживала, а ехать было не слишком скучно: время от времени она задавала Сюй Цзину вопросы о военном деле, а он на них отвечал. Угодить Сюй Цзину было не просто, но к ней он относился хорошо. Однако, через несколько дней всё переменилось – Сюй Цзин стал каким-то беспокойным и нетерпеливым. Амай казалось, что он ждёт чего-то.

Вскоре рана на ноге совсем затянулась. Амай больше не хотела ехать в повозке Сюй Цзина, да только её лошадь погибла в лощине, а лишних лошадей в армии не было. Выбор у неё был небольшой: или ехать в повозке, или идти пешком с солдатами.

Сюй Цзин последнее время раздражался по любому поводу и был совсем не в духе. Услышав, что Амай собирается покинуть повозку, он закатил глаза и сказал:

– Амай, а ты попробуй подумать! Если не будешь спокойно сидеть в повозке, значит будешь напрягать ногу. Не боишься, что рана разойдется? Хорошенькое будет дело!

Он уже давно не закатывал глаза, и вот теперь от того, что он сделал так, Амай стало тепло на душе. Она будто вернулась в то время, когда они вдвоем ехали в Цинчжоу. Сюй Цзин тогда постоянно закатывал глаза и говорил с ней в манере «попробуй подумать сам».

Амай улыбнулась, похлопала Сюй Цзина по плечу и выскочила из повозки. Она решила, что первым делом надо сходить к Шан Ичжи. Как-никак она все ещё числилась в его охране, и теперь, когда рана зажила, ей следовало явиться к нему и доложить о себе. 

Был уже полдень, армия остановилась на привал. Солдаты каждого батальона разожгли под котлами огонь и готовили пищу. Когда Амай проходила мимо, все встречающиеся ей солдаты вставали и почтительно приветствовали её. Амай удивилась, но спрашивать, отчего они так себя ведут, было неловко. Поэтому она делала вид, что так и надо, и спокойно кивала в ответ.

Чжан Шэн вместе с двумя другими охранниками разводил огонь. Увидев Амай, он обрадовался, передал растопку охраннику рядом с собой и поднялся поприветствовать её. Чжан Шэн открыл рот и замер, не зная, как теперь обращаться. Звать, как и раньше, просто по имени? Теперь так будет неуместно. А как ещё? Служебный ранг у неё низок, поэтому «господином» звать не положено. Старший брат Май? Тоже не годится, ведь она определённо младше. Чжан Шэн закрыл рот.

Наконец, он несколько натянуто улыбнулся и сказал:

– Амай, что ты здесь делаешь? Как твоя нога? Тебе уже лучше?

– Всё хорошо, – сказала она и огляделась вокруг.

Чжан Шэн понял, что она высматривает Шан Ичжи, и с улыбкой сказал:

– Ищешь генерала? Он выехал вперёд осмотреться, скоро вернется. Подожди немного.

Амай смущённо улыбнулась и кивнула. Увидев, что Чжан Шэн вернулся к готовке, она присела рядом с ним и непринужденно сказала:

– Старший брат Чжан, позволь помочь тебе с огнем.

Чжан Шэн отмахнулся.

– Тебе не обязательно называть меня старшим братом. Если хочешь, зови меня стариной Чжаном.

Амай вспомнила о том, как странно вели себя солдаты, когда она проходила мимо. Она обернулась к Чжан Шэну и с простодушным видом спросила:

– О чем говорит старший брат Чжан? Амай не понимает.

Чжан Шэн посмотрел по сторонам, а потом придвинулся к ней и тихо сказал:

– Амай, ты действительно зарубил тогда столько северян?

– Сколько? – растерялась Амай.

– Говорят, что двадцать трёх. В армии все просто посходили с ума от этого. Ты теперь у нас знаменитость и первейший герой. Тебе даже придумали прозвище – Яньло c нефритовым ликом*. И ещё добавляют что, если на пути Яньло c нефритовым ликом встанет земной человек, он убьёт человека, а если встретится сам совершенный Будда, сможет убить даже его.

Яма / Яньло / Ямараджа – бог смерти, властелин ада и верховный судья загробного царства.

В китайских метафорах лексический компонент «нефрит» используется для описания чего-то лучшего, прекрасного, безупречного. 

Амай была так поражена словами Чжан Шэна, что какое-то время не могла ничего ответить и забыла положить в огонь дрова, которые держала в руках. Сидя несколько дней в повозке Сюй Цзина, она и представить не могла, что теперь считается героем армии Южной Ся. 

Порубила двадцать трёх северян? Она их не считала и не знала сколько их было, но полагала, что двадцать три – это очень сильное преувеличение, их никак не могло быть столько. Двадцать три? О чем говорят все эти люди? Они умеют считать? Они полагают, что северяне – это капуста, которую можно вот так запросто нашинковать? Да ещё и Яньло c нефритовым ликом! Яньло – он и есть Яньло, к чему добавлять про нефритовый лик?

Видя, что она сидит и долгое время не двигается, Чжан Шэн окликнул её:

– Эй!

Амай очнулась от мыслей и заставила себя улыбнуться.

– Старший брат Чжан, по правде говоря, я убил нескольких северян, но даже если удвоить их число, до двадцати трёх будет далековато.

Чжан Шэн шикнул на неё. Видя, что она не скрывает от него того, как всё было на самом деле, что ничуть не задаётся и по-прежнему относится к нему, как к старшему брату, Чжан Шэн был тронут. Искренне желая помочь, он тут же остановил её и тихо сказал:

– Амай, ты слишком честен и откровенен. Разве можно так отвечать? Это твой шанс прославиться! Зачем ты так глупо всё портишь?

Амай выглядела так, будто она не вполне согласна и хочет возразить. Только она открыла рот, как Чжан Шэн сказал:

– Если кто-нибудь будет тебя спрашивать, просто улыбнись и ничего не отвечай. Не надо ни соглашаться, ни отрицать.

Поняв, Чжан Шэн советует из добрых побуждений, Амай кивнула. Возражений по поводу двадцати трёх северян больше не было, но остались относительно Яньло c нефритовым ликом. Пока она размышляла об этом, позади вдруг послышался голос Шан Ичжи:

– Чжан Шэн, обед уже готов? Неси скорее.

Чжан Шэн тут же отозвался и начал доставать из котелка еду. Обед Шан Ичжи был почти таким же, как у солдат – лапша, да хлебец. Сверх солдатского пайка у него была только маленькая тарелочка с квашеными овощами.

Амай поднялась, обернулась и как должно приветствовала:

– Генерал.

– Амай? – Шан Ичжи равнодушно взглянул на неё и отвернулся к охраннику, который держал наготове воду для мытья рук.

– Твои раны уже зажили? – спросил он.

– Всё хорошо.

– Слышал, ты зарубил двадцать трёх северян.

Амай не знала, как лучше ответить. Пока она решала, стоит ли говорить Шан Ичжи правду, он продолжил:

– В армии есть правило: рядовой солдат, убивший пятерых врагов, повышается до десятника. Убивший более двадцати повышается до командира роты. Хоть ты и числишься у меня охране, тебя следует считать равным рядовому. И потому тебя надо бы повысить до командира роты, – Шан Ичжи ненадолго остановился. – Но ты не выполнил отданный тебе приказ и самовольно вступил в бой. Согласно уставу, за это полагается казнь. Наша армия сильна благодаря установленному в ней порядку: виновные должны быть наказаны, а отличившиеся получают награду. Ввиду твоих заслуг, казнить тебя мы не будем, но и без наказания оставить не можем. Поэтому твоё предыдущее повышение понижается на один уровень, до десятника. Возражения есть?

Амай так перепугалась, что покрылась холодным потом. Она торопливо ответила:

– У Амай возражений нет! Благодарю генерала за оказанную милость и отмену казни!

От того, как она напряглась, Шан Ичжи чуть заметно улыбнулся.

– Хорошо. Лю Ганэру сейчас как раз не хватает десятников, отправляйся к нему. Людей ты там уже знаешь, справишься.

Амай отозвалась согласием. Шан Ичжи начал есть и больше не обращал на неё внимания. 

Амай собиралась сначала переговорить с Сюй Цзином, а затем пойти доложиться Лю Гану. Ей было не понятно, что у Шан Ичжи на уме: он вроде как повысил её с рядового до десятника, но если так посмотеть, это было понижение, ведь её перевели из охраны в пехоту. Раз всё так складывается, ей надо быть очень осторожной и внимательной следить за каждым своим шагом.

Мысль о возвращении в пехоту пугала, но на этот раз она хотя бы была десятником, а не простым рядовым солдатом. Десятник – пусть и самый низкий ранг командующих, но хоть какой, и то неплохо. 

Возвращаясь к повозке Сюй Цзина, она услышала впереди шум: во весь опор, прямо через лагерь, кто-то скакал. Он подгонял лошадь и направлялся к шатру Шан Ичжи. Амай нахмурилась. Вот так мчаться верхом через лагерь было нарушением армейских правил. Что же произошло, почему такая спешка?

Сюй Цзин в этот время как раз обедал. Увидев всадника, он встал и замер. Выражение на его лице вдруг изменилось. Бросив на землю хлебец и забыв о еде, Сюй Цзин тоже поспешил к Шан Ичжи.

Амай столкнулась с Сюй Цзином и окликнула его. Сюй Цзину было не до неё, он торопливо отмахнулся и пошел дальше даже не оглянувшись. Амай удивленно проводила его взглядом. Что-то показалось ей странным. Сюй Цзин очень спешил, но на его лице не было никаких следов паники. Напротив, его глаза блестели так, будто произошло то, чего он давно ждал.

Амай усмехнулась: она всего лишь незначительный десятник, на военные советы таких не зовут, её дело – слушаться и исполнять то, что велено. Она качнула головой, обменялась несколькими словами с приставленным к повозке Сюй Цзина охранником, оставила Сюй Цзина сообщение и отправилась докладываться в пехотный батальон.

Лю Ган смотрел на Амай. Выражение на его лице было очень сложным. Лю Ган никак не мог понять, отчего мальчишке вздумалось вернуться в его батальон. Разве он не особый для генерала человек? Разве он не герой? Разве не его теперь называют Яньло c нефритовым ликом? Этот мальчишка никак не должен быть тут, в батальоне Лю Гана. К тому же, его назначили незначительным десятником. Как теперь прикажете обращаться с ним? Как с обычным десятником? Но мальчишка вовсе не обычный десятник. Как с молодым господином? Но он не сын знатной семьи.

Амай смотрела на Лю Гана с чуть заметной улыбкой. Видя, что он чувствует себя поставленным в затруднительное положение, она почтительно улыбнулась и сказала:

– Господин Лю, Амай пришёл доложить о себе.

Лю Ган подавленно кивнул.

– Вот как...

Некоторое время он не знал, что сказать дальше.

– Генерал снова не в духе? – прощупывая ситуацию, спросил он.

Он сказал «снова». 

Когда у Шан Ичжи было плохое настроение в прошлый раз, он отослал Амай в пехоту. Будучи простым солдатом, мальчишка зарезал отважного и искусного в бою командира роты. Теперь генерал отсылает Амай в пехоту десятником, кого мальчишка погубит на этот раз? Лю Ган не знал, что и думать. Сам он храбро сражался в бою, а в прочих служебных делах был осмотрителен и внимателен. Чем он провинился перед генералом? Армия Южной Ся велика, а десятники в ней – мелкие сошки. В одной только армии Цинчжоу таких десятников несколько тысяч. Генерал теперь занимается их назначением? У генерала нет других дел поважнее?

Лю Ган ничего не знал об истинных причинах возвращения Амай в пехоту. Рассудив и так, и эдак, он решил, что мальчишка опять навлек на себя генеральскую немилость и снова сослан на неизвестно какой срок. 

Лю Гану очень не хотелось видеть Амай в своём батальоне. Если мальчишка опять натворит каких-нибудь бед, он, Лю Ган, будет опять поставлен перед дилеммой: положено казнить, но казнить нельзя, наказать как-то надо, но трогать не следует. Вот ведь! Он мог бы оставить мальчишку при себе охранником и присматривать за ним. Но мальчишка был до этого в охране самого генерала. Что подумает генерал? Ох, что же делать?!

Лю Ган размышлял о множестве осложнений. Он был отважным воином, не боялся выходить в бой против многочисленного войска противника. Но сейчас, смотря на тонкую фигурку симпатичного мальчишки перед собой, Лю Ган чувствовал, что попал в настоящий переплет.

Амай наблюдала за Лю Ганом и тоже думала о всяком. Видя, что густые брови Лю Гана сходятся все больше и больше, она сказала:

– Амай не смеет говорить о делах генерала. Возможно, генерал отправил Амай под начальство к господину для того, чтобы Амай набрался опыта. Пусть господин не смущается и поступает как должно.

Лю Ган причмокнул, почесал затылок и несколько раз оглянулся. Наконец, он решился и сказал:

– Амай, я не могу оставить тебя при себе. Будет лучше, если ты будешь служить в батальоне. Я отправлю тебя в обратно четвёртую роту, её командира ты уже знаешь. Десятник ваш погиб в Волчьей лощине, вот его ты и заменишь.

Услышав о том, что краснолицый десятник погиб, Амай стало грустно. Она поджала губы и кивнула.

– Как господину будет угодно.

Видя, что мальчишка сговорчив и не пререкается, Лю Ган позвал солдата и велел ему отвести Амай в лагерь батальона. 

Амай сопровождал подросток пятнадцати-шестнадцати лет. Узнав о том, что это сам Яньло c нефритовым ликом, подросток вел себя очень почтительно и боязливо. Пока они шли, он то и дело украдкой поглядывал на неё. Амай от этого было не по себе. Когда они дошли до командира четвертой роты, она почувствовала больше облегчение. 

Фамилия командира четвертой роты была Ли, а имя Шаочао. О происходящем ему было известно не так много, как Лю Гану. Он знал о том, что Амай и командир второй роты повздорили, и дело дошло до убийства. Что удивительно, за убийство вышестоящего мальчишку наказали всего лишь двадцатью ударами. О чем это говорит? О том, что кто-то наверху мальчишку прикрыл. Поэтому, неожиданно получив Амай под своё начало десятником, Ли Шаочао не стал задавать лишних вопросов и повел её в восьмой отряд.

В бою у Волчьей лощины погибло более двадцати тысяч северян, но за них Южная Ся заплатила жизнями десяти тысяч своих солдат. Основные потери были среди пехоты. Батальон Лю Гана потрепало не так сильно, как другие, но всё равно в том же восьмом отряде было трое убитых.

Когда парни из восьмого отряда увидели, что их новым десятником будет Амай, они были и удивлены, и обрадованы. Ли Шаочао произнес несколько фраз и быстро ушел. Амай тут же окружили, Ван Ци спросил её:

– Почему ты вернулся в пехоту? Быть генеральским охранником – большая честь! Я бы не согласился заместо охранника стать десятником! 

Ван Ци украдкой дернули за рукав – надо же следить за своим языком и думать, о чем говоришь, ведь Амай теперь выше рангом и их начальник! Ван Ци раздраженно выдернул свой рукав и сказал:

– Да пошли вы! Амай – свой, он мой брат!

Амай рассмеялась и обратилась к солдату, который одернул Ван Ци:

– Старший брат Лю, не бери в голову. Мы и вправду все братья, а остальное не важно.

Лю смущённо кивнул, а Ван Ци довольно улыбнулся и сказал:

– Мы слышали о тебе и были за тебя рады! Я даже рассказывал всем о том, что спал с тобой рядом! Ты просто нечто! Кто бы мог подумать, что такой малец сможет зарубить двадцать трёх северян?! Как только думаю об этом, чувствую, что та наша драка того стоила!

Амай вспомнила совет Чжан Шэна, молча улыбнулась и продолжила слушать восторженную болтовню. Потом какое-то время говорили о том, что бой в лощине был очень жестоким: подумать только, двадцать тысяч пехоты против двадцати тысяч незнающей себе равных конницы Северной Мо! От одних только воспоминаний бросало в дрожь.

Амай вспомнила прежнего десятника и тихо спросила:

– Десятник… как он…

При упоминании прежнего десятника у всех на лицах появилось горестное выражение, все замолчали.

Тихо сидевший до этого Чжан Эрдань с трудом выговорил:

– Десятник... он из-за меня...

Чжан Эрдань не смог договорить, опустил голову и вытер покрасневшие глаза.

– Эрдань! Какой прок от твоих рыданий?! – Ван Ци ударил ладонью Чжан Эрданя по голове и выругался. – Раз знаешь, за кого он погиб, так дерись сильнее и убей побольше сраных северян! Отплати им за нашего десятника, а не рыдай! Зря тебя мамка Эрданем* назвала! Жуаньдань* ты!

二蛋 – èr dàn – [два / глупый] + [яйцо / родовая морфема бранных слов]

软蛋 – ruǎn dàn – [хрупкое, непрочное яйцо / диал. трус, слюнтяй]

Один из сидевших рядом солдат тихо рассказал Амай о том, как всё случилось. Они преследовали отступающих северян. Впервые оказавшийся на поле боя Эрдань увидел, как отрубают головы и хлещет кровь. В смятении он споткнулся о труп, упал и всё никак не мог подняться. Десятник же, не желая бросать никого из своих ребят, пошёл ему на выручку. Десятник зарубил северянина перед Эрданем, но сам при этом получил удар в спину. Если бы Эрдань не был настолько перепуган, он смог бы встать и прикрыл десятника, и тогда тот не погиб бы.

Солдат с презрением посмотрел на Чжан Эрданя и тихо добавил:

– Умирая, десятник велел, чтобы мы не винили Эрданя. Он сказал, что Эрдань ещё слишком молод и не видел, как убивают. Что потом он изменится.

Чжан Эрдань ничего не сказал на это, крепко сжал губы, поднял голову и под ругань Ван Ци вытер рукавом мокрое лицо.

Амай не ожидала, что жёстко обошедшийся с ними при первой встрече десятник, окажется таким человеком. На неё это произвело очень сильное впечатление.

Она отодвинула Ван Ци, крепко взяла Чжан Эрданя за плечи и сказала:

– Отмеренный тебе срок жизни десятник обменял на свой. Не плачь, это ничего не исправит. Постарайся как следует прожить отданные тебе годы. Только так ты сможешь утешить и успокоить дух десятника.

Она обвела взглядом свой отряд и громко сказала:

– Не только Эрдань, а все мы. Все мы должны жить дальше и убить как можно больше северян. Мы должны отомстить им за нашего десятника, за всех умерших ради нас братьев, за всех пострадавших людей нашей страны!

Она подняла руку и продолжила:

– Отныне и впредь я, Амай, готов жить и умереть ради своих братьев, разделить с ними радость побед и горечь поражений. Если вы готовы довериться Амай, дайте мне руку. Пусть мы разных фамилий, но все мы братья, и я готов отдать отмеренный мне срок любому из вас, и верю, что любой из вас готов разделить со мной жизнь и смерть.

Сказав это, она обвела всех взглядом. Кто-то нерешительно медлил, но большинство отозвалось с горячим воодушевлением. Протянулась и крепко сжала её ладонь одна рука, другая, третья...

Остался Чжан Эрдань, все обернулись к нему. Ван Ци смотрел сердито, а Амай ободряюще. Чжан Эрдань прикусил нижнюю губу и, сдерживая слёзы, тоже поднял руку.

– Я... – начал он и не смог продолжить.

Амай положила ему ладонь на лоб, слегка толкнула и сказала:

– И правда! Совсем ещё ребёнок!

Все рассмеялись. Чжан Эрдань смутился и покраснел ещё больше, непослушные слёзы текли по его щекам.

Амай спросила о семье десятника. Десятник был из провинции Цин, не женат, дома у него осталась мать, жившая на его армейское жалование. Амай несколько потемнела. Посовещавшись, они решили, что мать десятника надо сообща, всем вместе продолжать поддерживать, и что если кто-нибудь из них погибнет, то и его семью надо будет поддерживать тоже.

Говорили они долго. Отведенное на отдых время вышло, но сигнальные барабаны почему-то молчали. Это было замечено и вызвало у солдат удивление. Амай подозревала, с чем это связано, но ничего про то не сказала. Она велела всем отдыхать и ждать дальнейших приказов начальства.

Подозрения её были верны. Случилось нечто очень серьезное.

Из «Хроник Эпохи Процветания. Семь смельчаков»:

Главнокомандующий Май впервые отличился на втором году Эпохи Процветания в битве при Волчьей лощине. Он убил двадцать трёх вражеских солдат, был повышен до десятника и назначен служить в седьмой пехотный батальон армии Цинчжоу. В тот день в его отряде осталось в живых семь отважных воинов, все они поклялись главнокомандующему Маю. В дальнейших битвах они храбро сражались и были друг другу как братья. Когда Чэн Цзу взошел на трон и наступил мир, из них осталось лишь двое. В народе их помнили и почитали как «семерых смельчаков».

Окончание главы