Амай 08.2 Блокада. Мыслить шире. Присяга

В ночь на 12-й день одиннадцатого месяца армии Цинчжоу и Юйчжоу снялись с лагеря и без дальнейших промедлений отправились под стены Юйчжоу. На этот раз армия Юйчжоу шла впереди, а армия Цинчжоу позади.

Рана на ноге Амай зажила ещё не до конца, от быстрого марша она разошлась и болела. Но Амай была выносливой – за последние годы ходить ей пришлось много. Ела она мало, спала плохо, но организм у неё был крепким.

Тан Шаои несколько раз проезжал мимо. Амай встречалась с его беспокойным взглядом и покачивала головой, давая понять, что с ней все в порядке. 

Во время таких маршей огонь для готовки еды не разводят. Когда приходит время, солдаты останавливаются на отдых и достают имеющиеся при них сухие пайки. Если на пути им долгое время не встречаются источники с чистой водой, дополнительной проблемой становится нехватка воды.

Бурдюки нескольких солдат из отряда Амай уже опустели. Всухомятку есть тяжело, но что поделаешь? Есть надо, иначе не будет сил идти и достанется плёткой. 

Амай берегла воду, в её бурдюке оставалась более половины. Увидев, что другие давятся, она бросила им его. Бурдюк поймали, улыбнулись в ответ и начали один за другим прикладываться к нему. Зная, что воды мало, пить старались понемногу. Когда бурдюк вернулся к Амай, вода в нём ещё была. Она хотела сделать глоток, но заметила на горлышке прилипшие остатки чужой еды и не смогла пересилить себя. Улыбнувшись, она бросила бурдюк обратно и сказала:

– Допивайте, мне больше не надо.

Её губы истрескались, было понятно, что она говорит неправду, но ни у кого не возникло даже мысли о том, что это не великодушный отказ от своего ради блага ближних, а простая брезгливость.

Оставшись без воды, Амай ела свой сухой паек по чуть-чуть и с большим трудом проглатывала его. Давясь, она услышала, как командир роты зовёт её. Командир передал, что о ней спрашивает господин Лю. Амай убрала остатки еды в мешок и поспешила к Лю Гану.

Лю Ган тоже грыз свой паек, когда Амай подошла, он даже не удосужился поднять голову. Лю Ган молча указал ей на рощу неподалёку. Амай не поняла, что это значит, и осталась стоять. Лю Ган запил паек водой и хрипло сказал:

– Там капитан Тан, он ждет тебя. Сказал, что по делу. Сходи и быстро возвращайся, мы скоро уже уходим.

Когда Амай убежала, Лю Ган поднял голову, раздраженно посмотрел ей вслед и чуть слышно произнес:

– ***, о таком даже сказать людям стыдно! Они меня что, за сутенера держат?! И как такой, подобный девчонке, смог перерезать столько народу?...

Стоявший рядом охранник не разобрал слов и решил, что у капитана есть какое-то распоряжение.

– Что господин прикажет?

Лю Ган был совсем не в духе и продолжил ругаться.

– Да пошел ты! *** паёк! Его не пережевать даже!

Охранник был незаслуженно обижен, но ответить не смел. Он опустил голову и молча роптал: «У господина паёк ещё ничего, попробовал бы он мой! В моем зубы оставить можно!».

Амай добежала до рощи и увидела держащего в поводу лошадь Тан Шаои.

– Старший брат, зачем ты позвал меня? – запыхавшись спросила она.

Тан Шаои отвязал от седла бурдюк с водой и протянул его.

– Пей, до ближайшего источника тридцати ли. Ты так не дойдешь.

Амай неуверенно взяла бурдюк:

– А ты?

– Мы верхом, это совсем другое дело. У нас и запасов воды с собой больше, и передвигаемся быстрее. Для нас вода не проблема.

Услышав это, Амай не стала церемониться и вынула пробку. Пить действительно очень хотелось. Закончив пить, она увидела, что Тан Шаои всё ещё смотрит на неё. Она неловко улыбнулась, вернула бурдюк и спросила:

– Старший Брат, мы и вправду идём спасать Юйчжоу?

Тан Шаои ничего не ответил и стал привязывать бурдюк обратно. Привязав, он обернулся, какое-то время смотрел на неё, а потом вдруг спросил:

– Амай, а ты хочешь идти спасать Юйчжоу?

Она ненадолго задумалась, посмотрела ему в глаза и честно призналась:

– Нет, я не хочу в Юйчжоу.

Тан Шаои не смог скрыть своего разочарования и молча отвёл взгляд.

Амай тихо добавила:

– Но в особняке командующего остались барышня Сюй и маленький Лю Мин.

После того, как Сюй Сюэр и Тан Шаои добрались до Юйчжоу, Сюй Сюэр вместе с Лю Мином устроили жить во внутренних покоях резиденции. Как-то раз Амай с Тан Шаои ходили повидаться с ней. Эта встреча сопровождалась несмолкаемыми всхлюпываниями. Впоследствии, всё то время, что Амай жила в резиденции, с Сюй Сюэр она почти не встречалась. Во-первых, Сюй Сюэр была при супруге Ши Дачуня во внутренних покоях, куда посторонние мужчины не допускались. А во-вторых, Амай не хотела её больше видеть. Всякий раз, как они встречались, Сюй Сюэр становилась какой-то вздорной. А еще Амай казалось, что Сюй Сюэр постоянно украдкой подглядывает за ней. Как только Амай замечала на себе её взгляд, Сюй Сюэр тут же отворачивалась.

Амай горько усмехнулась и продолжила:

– Она звала меня старшим братом. Мы вместе спасались из крепости Хань и столько всего пережили. Как можно бросить её в беде? Так что идти надо. Даже если спасти невозможно, надо хотя бы попытаться и приложить все свои силы. А там как суждено, так и будет.

Время на отдых вышло. Офицеры покрикивали на солдат, велели им подниматься, строиться и идти дальше. Амай бросила взгляд на свой отряд и сказала:

– Старший брат, я должен идти.

Тан Шаои ничего не ответил. Амай не поняла, почему он молчит.

Увидев, что её рота уже почти построилась, она забеспокоилась и спросила опять:

– Старший брат? Если ты не хочешь ничего больше сказать, я должен уйти.

Когда она уже собралась бежать обратно, Тан Шаои вдруг очнулся и схватил её за рукав:

– Амай, мне поручили отдельное задание. После мы не сможем увидеться. Береги себя.

Амай стало интересно, что это за «отдельное задание», но времени на расспросы уже не было. Она коротко кивнула и посмотрела на свою роту – солдаты уже шли дальше. Однако, Тан Шаои еще не договорил.

– Послушай, если ты хочешь вести за собой людей, тебе не следует полагаться только на дружбу и хорошие отношения с ними. Нужно быть не только добрым, но и строгим. Иначе они начнут небрежно относиться к своим обязанностям и будут думать, что ты ими помыкаешь.

Чем дальше, тем более странным все это казалось. Тан Шаои редко вел себя так. Похоже, он хотел сказать что-то ещё, но по Амай было видно, что она встревожена и хочет поскорее вернуться. Он улыбнулся, покачал головой и махнул рукой.

– Ладно, беги.

Дождавшись этих слов и не успев ни о чем больше поговорить, Амай побежала обратно. Вернулась она с опозданием, Лю Ган встретил её долгим злым взглядом, но ничего не сказал.

Ван Ци отдал Амай её копьё и, видя, как она запыхалась, с любопытством спросил:

– Десятник, что случилось?

Амай ничего не ответила.

На 16-й день одиннадцатого месяца армия Шан Ичжи подошла к Юйчжоу. 

Конница Северной Мо преградила южанам путь, нанесла один удар и отошла. Армия Южной Ся смогла приблизиться к городу, еще немного и она прорвала бы окружение северян. Вдруг в Юйчжоу высоко вспыхнул огонь, тревожный столб густого чёрного дыма поднялся к самому небу. Вместе с этим над стенами поднялось несколько воздушных змеев, на которых было крупно написано: «ШИ ДАЧУНЬ – ПРЕДАТЕЛЬ», «ЭТО ЛОВУШКА».

От этого зрелища в армии Южной Ся нарушился порядок, но, как ни странно, 23-летний генерал Шан Ичжи встретил опасную ситуацию со спокойствием. Он невозмутимо отдал приказ перестроиться, авангард стал арьергардом, армия Южной Ся решительно двинулась на запад и ускользнула от войска Северной Мо, которое собиралось окружить её.

Чжоу Чжижень отдал приказ коннице начать преследование, но вдруг появилась конница Южной Ся и помешала этому. Никто ведь и подумать не мог, что Шан Ичжи прикажет устроить засаду именно там, на пути к горам. Закончилось все тем, что конница северян понесла большие потери, а армия южан успела отступить в Красные горы. Надо сказать, что в горной местности конница теряет свои преимущества, к тому же рельеф там сложен и опасен. У Чжоу Чжиженя не осталось иного выбора кроме как отказаться от преследования и вернуться к стенам Юйчжоу.

Армия Юйчжоу, которая сначала была авангардом, а потом при отступлении стала арьергардом, понесла большие потери, одних только погибших было семь или восемь тысяч. Армия Цинчжоу, напротив, почти не пострадала.

Углубившись в Красные горы, солдаты Южной Ся узнали о том, что на седьмой день осады хранитель Юйчжоу Ши Дачунь решил, что ситуация безнадежна, и предал свою страну*, перейдя на сторону врага и впустив войско Северной Мо в город. Дальнейшая осада Юйчжоу была обманом – Шан Ичжи хотели заманить в ловушку. Ему дали бы прорваться в город, а затем заперли там и атаковали со всех сторон.

Государственная измена, третья группа в списке «десяти зол» – наиболее тяжких преступлений. К этой группе преступлений относились измена императору правящей династии, измена государству, переход на сторону иностранного государства, желание покинуть осаждённый врагом город, перейти на сторону мятежников, бежать из своей страны. Сюда же относился побег в горы или на болота, оказание сопротивления правительственным войскам и отказ подчиниться приказу вернуться к своим занятиям. Эта группа преступлений наказывалось обезглавливанием, ответственность распространялась и на семью преступника. Как пишут, по законам династии Мин обезглавливанием карались деды, отцы, сыновья, внуки, братья виновных и лица, совместно проживающие с виновными, а также братья отца и сыновья братьев, достигшие 16 лет.

К счастью, в резиденции командующего был верный своей стране секретарь. Ему было невыносимо смотреть на предателя Ши Дачуня, и он жалел, что является всего лишь простым гражданским служащим и ничего не может поделать. Поняв, что на армию Шан Ичжи расставлена ловушка, этот секретарь придумал прекрасный план: поджечь казённые хранилища и запустить воздушных змеев с предупреждениями.

Солдаты и офицеры армии Юйчжоу были крайне подавлены. Они никак не могли поверить в то, что их генерал предал страну и перешел на сторону врага, открыл ворота и сам впустил войско Северной Мо, в то, что он помогал осуществлению замысла, который погубил бы их всех, и навлёк погибель на весь его род. Они ценой своей жизни хотели спасти Юйчжоу, а Юйчжоу предал и продал их. Как с этим жить дальше?

Офицеры собрались в шатре Шан Ичжи.

Шан Ичжи спокойно смотрел на них. На его лице была безмятежность. 

Офицеры Цинчжоу были возмущены. Они ничего не говорили вслух, но выражения их лиц были красноречивы и выразительны. 

Офицеры Юйчжоу посерели как мертвецы. На их лицах не было ни кровинки. Сами того не желая, они оказались по самые уши втянуты в это скверное дело, ведь именно они так горячо выступали за необходимость идти к Юйчжоу, именно из-за них вся армия чуть не погибла.

Офицеров Юйчжоу возглавлял заместитель Ши Дачуня генерал Чжан. Генерал Чжан стиснул зубы, откинул полы боевого кафтана и опустился на колени.

Шан Ичжи тут же протянул к нему руки, подхватил его и с беспокойством в голосе спросил:

– Генерал Чжан, зачем? Прошу генерала скорее подняться!

Генерал Чжан отказался вставать, другие офицеры Юйчжоу опустились на колени вслед за ним. Шан Ичжи подходил и протягивал руки то к одному, то к другому, казалось, что он уже и не знает как быть. Он крикнул стоявшим рядом:

– Чего вы медлите? Скорее помогите господам подняться!

Стоявшие на коленях отказались подниматься. Генерал Чжан сказал:

– Генерал, мы были с Ши Дачунем много лет и не могли даже представить, что он осмелится на измену. Если бы мы не видели всё сами, поверить в такое было бы невозможно. Мы просили спасти Юйчжоу и тем самым чуть не погубили всю армию. Нам нечего сказать в своё оправдание. Просим генерала освободить нас от службы. Мы проникнем в Юйчжоу, встретимся с Ши Дачунем лицом к лицу и лишим подлеца жизни. Затем, как и должно, мы примем смерть сами.

Шан Ичжи немного помолчал, а затем спросил:

– Генерал Чжан, вы и ваши люди служите Южной Ся или лично Ши Дачуню?

Офицеры в один голос ответили:

– Мы служим Южной Ся!

Шан Ичжи приподнял брови.

– Раз вы служите Южной Ся, то какое отношение вы имеете к Ши Дачуню? Разве вместе с Ши Дачунем изменила и вся армия Юйчжоу? При чем тут она? Мы с вами прошли тысячи ли, мы вместе сражались и делили невзгоды. Не будем упоминать о той дружбе, что уже связала господ и Ичжи, вспомним о нашем долге перед страной! Пусть армии и набраны в землях разных провинций, прежде всего все мы – дети Южной Ся. Мы служим Южной Ся, а не защищаем стены какого-то одного города. Мы стоим на защите всей страны, всех её рек и гор, государя и народа! Неужели из-за одного единственного Ши Дачуня провинция Цин должна презреть всю провинцию Юй? Разве стоящие тут и все те, кто погиб в бою, не праведные люди нашей Южной Ся?

От этих слов стоявшие в шатре прослезились. Губы генерала Чжана дрожали, он поклонился до земли.

– Услышав генерала, мы все готовы сложить свои головы в бою без сожалений.

Шан Ичжи помог генералу подняться, выразительно посмотрел на стоявших рядом с ним, остальных офицеров Юйчжоу тут же бросились поднимать.

Шан Ичжи сказал:

– Если генерал Чжан доверяет Ичжи, не стоит впредь делать различий между провинциями Юй и Цин. Из какой бы провинции ни были солдаты, все они служат Южной Ся, между ними нет разницы.

Генерал Чжан твёрдо кивнул.

Стоявший всё это время в стороне Сюй Цзин вдруг улыбнулся и сказал:

– Если между армией Цинчжоу и армией Юйчжоу нет никакой разницы и они едины, тогда их не стоит звать армиями Цинчжоу и Юйчжоу.

Один из офицеров Цинчжоу спросил:

– И как же тогда их следует звать?

Сюй Цзин погладил бородку, посмотрел на Шан Ичжи и улыбнулся.

– Как скажет генерал.

Шан Ичжи задумался и не решался ответить.

Офицеры Юйчжоу сложили руки в поклоне и сказали:

– Мы готовы следовать указаниям генерала. Просим генерала дать армии новое имя!

Шан Ичжи помедлил ещё немного и, наконец, ответил:

– Хорошо. Раз уж все господа хотят этого, пусть теперь она называется армией Цзянбэя. Больше нет ни армии Цинчжоу, ни армии Юйчжоу, теперь есть только армия Цзянбэя.

Офицеры согласно отозвались.

Шан Ичжи сложил руки, торжественно поклонился им и сказал:

– Возвращение утраченных земель нашей Южной Ся всецело зависит от собравшихся тут! 

Этой же ночью супруга Ши Дачуня принесла в кабинет мужа чашу с рисовым отваром. Ши Дачунь в оцепенении сидел за столом. Она поставила перед ним фарфоровую чашу и мягко сказала:

– Муж мой, съешь хоть что-нибудь. Что бы ни случилось, ты должен питаться.

Ши Дачунь медленно покачал головой. Глаза его супруги покраснели, она насилу сдерживала слёзы и тихо умоляла его:

– Муж мой, твоё тело не выдержит… Поешь хоть немного, хотя бы ради... Ты должен есть, ты...

Ши Дачунь немного пришел в себя. Он с опаской оглянулся на дверь и чуть слышно спросил:

– Что стало с устроившим поджог?

– Господин Цю... покончил с собой. Выгорели все архивы, огонь перекинулся на склады, сгорели все запасы зимней одежды и большая часть зерна.

– Проклятье!

В голосе Ши Дачуня была твердость, не соответствующая выражению глубокой скорби на его лице. Его тело трясло.

– Он сжёг важнейшие городские документы! Легко отделался!

Супруга положила руку на его трясущееся плечо и прошептала:

– Муж мой, я знаю, ты так страдаешь… Эта напраслина...

Ши Дачунь молча покачал головой. Ему ли жаловаться? Господин Цю отдал свою жизнь за правое дело, а он, Ши Дачунь, пока ещё жив. Теперь он для всех предатель, весь город ругает его последними словами, но он не жалеет об этом. Всё это сделано ради Южной Ся, и потому он будет терпеть. В этот момент он тревожился только о том, благополучно ли добрался до гор обоз с припасами, и смог ли Шан Ичжи подчинить себе офицеров Юйчжоу.

Спрятать армию посреди гор! Он бы до такого никогда не додумался. Разве сбежав в горы, солдаты не становятся разбойниками да бандитами? Смогут ли они вынести все невзгоды и продержаться? Смогут ли они отвоевать обратно Юйчжоу и весь Цзянбэй? Ши Дачунь не был уверен, но другого выбора у него не было.

Из «Записей Ся. Деяния императора Чэн Цзу»:

Зимой на второй год Эпохи Процветания Чэн Цзу увёл армию в глубь Красных гор и назвал её армией Цзянбэя. Сначала императорский двор был озадачен этим и резко отозвался: разве уведя армию в горы, он теперь там не сам себе господин, а солдаты не бандиты? Многие говорили об этом, а Чэн Цзу смеялся: «Как вам будет угодно!».

Окончание главы