Слэм Глава 100. Напутствия (часть 1)

Глава 100. Напутствия (часть 1)

И вот наступило «сегодня». Среда. День, когда мне больше не нужно было решать никаких вопросов. Важных вопросов. В ближайшее время я уже планировал вылететь в Батор, а там и вернуться к занятиям, и хоть чисто гипотетически, я уже мог бы бросить школу, но, во-первых, это было бы странно, особенно в глазах директора, который меня вечно в чём-то подозревает. Во-вторых, я и сам был не против получить официальное образование (когда-то же нужно, хах). В-третьих, и самое важное, это неплохое прикрытие: ходи, сиди, учись — наблюдай, провоцируй, веселись.

В связи с тем, что оставался последний день, то сегодня ближе к вечеру я решил навестить своих родителей: у них дома и в свободное от работы время (а не как во время приезда).

Мать называла меня Караак.

Отец называл меня Караак.

Фамилии у нас были разные.

Так как официально сына у них не имелось, то, в целом, ничего бросающего в глаза в наших отношениях никогда не было. Встреча имела исключительно «семейный» характер — все деловые вопросы с отцом я решил сразу по приезду.

Для мира же наше знакомство было прописано как «лечащий врач – пациент».

Правда, сейчас, сидя с ними за одним столом и набравши в рот воды, мне приходилось в каком-то смысле даже сожалеть, что никаких других вопросов, не считая бытовых, поднято не было:

…

— Не думала, что когда-нибудь скажу это, но: «мой сын — школьник», ха-ха-ха.

В тоне этой женщины, являющейся моей матерью, определённо были издевательские нотки. Хотя отношение отца было не лучше.

— Рано или поздно, но это должно было случиться, — сказал он.

— Не думаешь, что такими темпами у него скоро и семья появится?

— Вряд ли… Кресло качалка и плешивая кошка — это его потолок.

— Ну… Он, конечно, асоциален, но ведь не настолько?.. — мать говорила с видом наигранной неуверенности.

— Даже не знаю…

— Если родной отец не знает, то кто?

— Родная мать?

— Ха-ха-ха… Я?! Ну уж нет, для такого жизнь меня не готовила.

— А меня значит готовила?

— Ты же врач — вас ко всему готовят.

— А ты — медсестра…

— Медсестра — это подштанники врача, хах.

— Говорил же, я тогда пошутил… Не стоит мне каждый раз это припоминать.

— Пошутил?! — не унимала свой смех мать. — Если это ты, дорогой, то я не против такой формулировки.

…

Сидя напротив них, я молча попивал чаёк. Кроме него они мне ничего больше не предложили. Печенек у них не было априори, а идти готовить из-за такой незначительной мелочи, как мой приход, мать посчитала излишним. По правде, дело было в том, что питались они чётко по графику (режим, чтоб его, дня). Так сказать, излишки профессии…

«Сиди и помалкивай» — эти слова как нельзя лучше характеризовали моё отношение к происходящему. В общении со своими родителями я был «закалён боями — разукрашен шрамами», особенно, когда приходилось вести «дело» одновременно с обоими. Закалён настолько, что даже следующая фраза матери, адресованная непосредственно мне, не смогла хоть как-то вывести меня из равновесия:

— Ты, конечно, ребёнок отсталый, но ведь семью заводить планируешь?..

— …

Эх, мои любимые родители…

Я был рад увидеться с ними, а также «очень» рад дать им немного возможности «погнобить любимого сыночка»…

◊ ◊ ◊

Голодный, морально обессиленный и в то же время невероятно счастливый, я наконец-то ушёл восвояси. Счастлив я был не от того, что «повидал», а именно от того, что «ушёл». И, несмотря на то, что мать на самом деле была очень рада моему приезду и даже предлагала остаться у них, я попрощался с ними сразу, как только представился удобный случай.

Уже вечером-ночью я планировал вернуться в столицу, однако, придя домой, я застал кабанью тушку, сытую и сладко посапывающую на моей кровати. И хоть еда была не моя (а я помнил, что ничего не оставлял), вся эта ситуация мне всё равно напомнила сказку об «одной девочке» и трёх медведях. Только в отличие от них я был недоволен не тем, что она «сидела на моём стуле, ела из моей миски и спала на моей кровати», а тем, что она рылась в моих вещах, думала о каких-то пошлостях, не говоря уже о том, что сломала дверной замок. А теперь ещё и причмокивала, обняв подушку, как удав телёнка. И лишь моё невероятное терпение, а также оставленная на кухне еда, спасли это невежественное создание от извержения вулкана и массового геноцида.

На первое был сырный суп. Очень вкусный.

На второе были запеченное мясо с овощами. Очень вкусно.

На десерт были фрукты (вероятно, я должен был бы сказать: «Была Мишель», — но, как видите, я не сказал). Также после неё остался сваренный кофе, его было немного, и к этому моменту он уже остыл, но даже так напиток был замечательным. Вообще, я был удивлён, что она так крепко спала, учитывая, как много выпила.

К тому же, я бы не сказал, что совершенно не шумел, но Мишель продолжала сладко посапывать. Вероятно, оно и к лучшему.

На самом деле, я давно знал о прибытии своего гостя. Меня лишь смутила неожиданность таких действий: я не знал и, если честно, плохо понимал, что сподвигло её так поступить.

Да, я не спешил встретиться, отчего и вернулся довольно поздно. Сейчас были уже около восьми часов вечера, но ощущение странности от происходящего меня так и не покинуло: приготовленная еда, крепко спящая девушка. Нет, я не думал о каком-то «заговоре», даже беря во внимание недавнее время, проведённое с родителями и уймой их «наездов». Я являлся достаточно адекватным и зрелым, чтобы такая чепуха обошла меня стороной. Однако это не значило, что я совсем ничего не понимал… Вероятно, в жизни Мишель произошло что-то занятное.

Я посмотрел на кабанью тушку.

С мыслями: «Как интересно», — я погрузился в раздумья. Разбуди я Мишель, вероятно, можно было узнать всё сразу и, скорее всего, я бы так и поступил, если бы на её спящем лице не было такого сильного отпечатка усталости и грусти. Хотя, это мог быть и след от задравшегося покрывала, на котором лежала её голова (подушка сейчас «задыхалась» в её объятиях). Однако проверять что «истина», а что «лож» я не стал — оно того не стоило. Будить спящего — ужаснейшее преступление, если, конечно, будящий — не котик, которому скучно или хочется покушать.

Окончание главы