Радость жизни Глава 64. Та женщина

Оба паланкина одновременно остановились, носильщики осторожно опустили передние балки и ровно так же, как при встрече Чэнь Пинпина и Фань Цзяня, беззвучно отошли на приличное расстояние. Верхняя часть паланкинов естественным образом наклонилась вперёд, и людям внутри наверняка стало очень неудобно, но, как ни странно, ни премьер-министр, ни человек во втором паланкине не вышли, чтобы увидеться.

Входы в паланкин стояли склонённые лицом к лицу друг к другу, словно два друга из вежливости кланяясь и справляясь о здоровье или как двое новобрачных перед тем, как войти в брачные покои, делали третий поклон друг другу.

— Жофу, не нужно слишком убиваться, — наконец послышался слабый голос из одного из паланкинов: оказывается, это старшая принцесса лично покинула дворец и пришла встретиться со своим бывшим возлюбленным, с которым не виделась уже много лет.

Услышав этот знакомый голос, господин премьер-министр во втором паланкине слегка нахмурился, похоже, он вспомнил о делах давно минувших лет, а потом равнодушно сказал:

— Старшая принцесса беспокоится о домашних делах подданного, подданный бесконечно благодарен.

Когда она услышала такие отчуждённые слова, тон принцессы сразу изменился на покорный и прохладный:

— Разве отношения между нами можно назвать отношениями между подданным и госпожой? Почему сегодня твои слова настолько разделяют нас?

Из паланкина премьер-министра послышался ледяной смех:

— Ваше Высочество, я не могу так, я не хочу стать безвольным куском теста в ваших руках.

В паланкине принцессы опустилось молчание, возможно, она и подумать не могла, что собеседник скажет настолько обидные слова. Прошло много времени, прежде чем последовал грустный ответ:

— Жофу, что это значит? Хотя Гун’эр не мой сын, но во время празднования Нового года и других праздников я всегда посылала ему подарки в ваше поместье. Я любила его не меньше, чем ты… я… я, я высокородная уважаемая принцесса, неужели я тебе девочка для битья? Полно, полно… сегодня у тебя плохое настроение, не будем об этом.

Линь Жофу внезапно ледяным голосом ответил:

— Сегодня я смог увидеться со старшей принцессой, чтобы сказать кое-что о свадьбе Чэнь’эр в десятом месяце. Я уже дал на неё своё благословение.

***

За оградой дворца стояла непроглядная тьма, и лишь оставленный рядом с паланкином принцессы фонарь тускло освещал всё вокруг. Длительного молчания было достаточно, чтобы разглядеть, что внутри паланкина казавшаяся слабой женщина сейчас испытала такое потрясение, услышав эти слова, что разгневалась. Прошло много времени, и чистый, ледяной как зимний ветер голос старшей принцессы снова раздался из-за занавеса паланкина:

— Это моя дочь! Я не позволю ей выйти замуж за этого мелкого ублюдка из дома Фань, — старшая принцесса и во дворце, и вне его всегда производила впечатление слабой женщины — кто бы мог подумать, что сейчас её слова прозвучат настолько резко и безжалостно.

— Вы… сможете переупрямить государя? — спросил Линь Жофу, и в его голосе невольно послышалось много самоосуждения, гнева на себя и разочарования в себе. — К тому же… император всему миру дал понять, что Чэнь’эр — моя дочь, а это сразу сделало её статус не самым блестящим.

Голос принцессы уже снова стал в высшей степени пронзительным, горестным и прекрасным:

— Ты действительно решился?..

Линь Жофу, сейчас услышав этот голос, испытал полное отвращение, с неприязнью он сказал:

— Если принцесса беспокоится о деле внутренней сокровищницы, то сейчас оно уже вне пределов моих интересов. Я не намерен думать об этом.

Принцесса дрожащим голосом сказала:

— Если ты не будешь об этом думать, то кто будет думать? Я — женщина, одиноко коротаю дни во дворце, считаешь, мне было легко все эти годы?

На лице Линь Жофу вспыхнуло раздражение:

— У меня есть дочь, но за эти годы мне ни разу не дали с ней увидеться. Только на больших праздничных банкетах во дворце у меня была возможность издалека бросить на неё взгляд. И мне пришлось быть ей таким вот отцом. Думаешь, это легко?

Старшая принцесса грустно попыталась объясниться:

— Здесь ничего нельзя было поделать, тогда я тайно забеременела и не решилась ломать тебе будущую карьеру. Сама в одиночку вырастила дочь, всё это время ради тебя во дворце присматривала за делами, тайно выделяла тебе средства из внутренней сокровищницы. Неужели ты не признаешь, что я помогала тебе?

Из паланкина премьер-министра раздался ледяной раздражённый голос, Линь Жофу тихо прорычал:

— Мою будущую карьеру? С тех времён и до сего дня, когда это я по своей воле желал добиться подобного будущего? Тогда я был бедным учёным, а сейчас уже стал премьер-министром, можно решить, что жизнь удалась, но есть женщина, с которой я не должен видеться, родной сын… прежде… — его голос дрогнул, — прежде меня погиб жестокой смертью. И где тут прекрасное будущее, где то, что я действительно желал? Это всё власть, которую желала ты, ты не хотела выходить за меня, потому что не хотела видеть своим мужем человека, которому, как мужу принцессы, никогда не видать блестящей карьеры и который просто безмятежно прожил бы полжизни. Неужели я должен за это благодарить тебя?

Старшая принцесса, услышав эти слова, сильно разгневалась и, заплакав, пронзительным голосом стала ругать его:

— Линь Жофу, но всё уже сделано, и теперь ты начинаешь нести эту бессмыслицу. Если ты действительно недоволен, то когда тебя тогда перевели в цензорат и назначили цензором, почему ты ничего не сказал? Когда тебе позволили учиться в академии Ханьлинь, почему ты не был против? Когда для тебя выбили должность в министерстве чинов, почему же тебя не мучила совесть? Шаг за шагом продвигаясь всё выше, ты не помнил о том, сколько я сделала для тебя, а теперь что-то пошло немного не так, как хотелось, и ты срываешь весь свой гнев на мне!

— Ладно, Жуй’эр, — заметив, что голос принцессы становится всё громче, Линь Жофу стал наоборот говорить всё спокойнее. Его слова были полны крайней ненависти: — Я предпочёл бы, чтобы ты вела себя, как сейчас, как сварливая фурия, нежели твой вечно скорбный и тоскливый вид. Знаешь ли ты, насколько он омерзителен?

Старшая принцесса настолько рассердилась, что слова застряли у неё в горле.

— Что касается свадьбы Чэнь’эр, то я уже решил. Я наблюдал за этим Фань Сянем, и, каким бы он ни был человеком, по крайней мере, он не позволит себя легко убить, — Линь Жофу ледяным голосом продолжил: — Мне не хотелось бы, чтобы наша дочь стала вдовой.

Старшая принцесса резко возразила:

— У тебя сегодня, видно, голова идёт кругом, Гун’эра погубили, а ты скорее поспешил перетащить на свою сторону дом Фань. Неужели ты действительно поверил в то, что сказал этот старый пёс Чэнь Пинпин, будто это кто-то уровня Сы Гуцзяня? Да разве пойдёт такой человек в столицу кого-то убивать? Скорее всего, за всем стоит Фань Цзянь.

Линь Жофу ледяным тоном ответил:

— Умер мой сын, а не чей-то ещё, думаешь, я не ходил, чтобы посмотреть на него в последний раз? Следы от ран замаскировать невозможно, меч Сы Гуцзяня стремителен и небрежен. Даже пусть я не могу его правильно опознать, у меня есть человек, который точно не ошибётся.

Видя, что не может переубедить собеседника, старшая принцесса снова пустила в ход мягкие увещевания и жалобно попросила:

— Подожди, пока я проведу расследование. Пусть тебе меня и не жаль, но не надо отдавать Чэнь’эр замуж в дом Фань.

На какое-то время повисло молчание, наконец, Ли Жофу сказал:

— У Боань предлагал мне план убийства Фань Сяня, но я не согласился. Не думал я, что он уговорит этого глупца Гун’эра.

Старшая принцесса продолжала молчать, понимая: уже очень сложно убедить собеседника, что она не имеет к этому делу никакого отношения.

— У Боань — твой человек, — голос Линь Жофу был невероятно ледяным, похоже, он хотел заморозить дрожащую на ветру занавеску паланкина. — Я всегда знал, что он твой человек, ты использовала его, чтобы следить за мной, но я и подумать не мог, что мой сын погибнет по твоей вине, поэтому сегодня закончим на этом.

Ночной ветер медленно принялся кружить у стен дворца, зелёный паланкин медленно подняли, и он скрылся во тьме. Выбившийся из сил фонарь погас. Рядом с ним одиноко продолжал стоять другой паланкин, и оттуда смутно доносились сдавленные звуки женского плача.

Дрожащий от ужаса евнух вышел вперёд, дворцовая служанка рядом снова зажгла фонарь, процессия медленно прошла вдоль дворца и зашла внутрь в угловые ворота.

Паланкин несли достаточно долго, пока не добрались до места временного пребывания принцессы — дворца Широкого Доверия. Занавеска приоткрылась, и из паланкина вышла старшая принцесса со следами слёз на лице. Несколько евнухов и дворцовых служанок тут же опустили головы, не смея поднять глаза и посмотреть на неё. Вся слабая и беспомощная, старшая принцесса поднялась по каменным ступеням и, наконец, вытерла слёзы с лица. Внезапно она кокетливо улыбнулась, словно искупавшаяся в росе ива, ставшая зеленее и пышнее. Застенчивым голосом она приказала:

— Всех убить.

Внезапно сверкнули отблески лезвий! Не успели несколько евнухов взмолиться о пощаде, как дворцовые служанки — личная охрана принцессы — вынули из рукавов короткие ножи и перерезали евнухам горло. В ночной тьме трупы с тихим звуком упали на землю.

***

Поместье премьер-министра вовсе не было самым большим в столице, но было самым роскошным. Как бы там ни было, даже поместье Цзинвана, который происходил из богатой и знатной семьи не в первом поколении, не могло сравниться с ним. В поместье премьер-министра на главных воротах даже имелся орнамент. На вид оно было не особо роскошным, но действительно разбирающиеся люди как только видели, с каким сдержанным изяществом организовано всё внутри, где были лишь самые лучшие диковинки и расставленные в произвольных местах стулья, сразу предполагали, что это с успехом может затмить садик в имении Цзинвана.

Конечно, при подобных сравнениях никто не брал в расчёт имение государя. С имением его родителей под названием императорский дворец естественно никто не посмел бы ничего сравнивать.

Линь Жофу смог за короткие двадцать с небольшим лет накопить столько богатства. Всем было известно, насколько он ненасытен и коварен, однако как бы то ни было, император всегда закрывал на это глаза, это у многих вызывало недоумение.

Пройдя через передний зал, где собрались приехавшие выразить свои соболезнования чиновники, он поздоровался с ними и с усталым лицом прошёл сразу во внутренние комнаты. Чиновники, понимая, что сейчас премьер-министр скорбит, не стали докучать и один за другим откланялись. Лишь несколько чиновников с неотложными делами вынуждено остались ожидать его. Линь Жофу, похоже, вспомнил о них и вернулся в зал, спросил, что случилось, и, насилу заставив себя разобраться с делами, помахал рукой, веля всем оставить его. Покидающие имение премьер-министра чиновники укоряли себя и одновременно были невыразимо тронуты: премьер-министра постигла такая беда, а он находит в себе силы ставить дела государства на первое место — действительно редко встречающийся оплот государства.

Войдя во внутренние комнаты и дойдя до кабинета, Линь Жофу сел за стол и долго сидел молча.

— Господин, сейчас гневать восточный дворец, возможно, время не самое подходящее, — самый близкий друг премьер-министра, он же его личный тайный советник Юань Хундао подал ему чашку чая. Сегодня на Юань Хундао была одежда бледных цветов. Он видел, что Линь Жофу насильно заставляет себя казаться бодрым. Невольно расстроившись, он сказал: — Пока не будем об этом. Господин, сначала отдохните немного.

Линь Жофу покачал головой. На его лице появилось много скорбных морщин, он тихо сказал:

— Раз уж так получилось, то ради сына и племянников, а ещё для всего рода Линь мне всё-таки нужно подготовить будущее.

Окончание главы