Тёмный феникс в цветах вишни Глава 10

Он чувствовал боль.

Больно, больно, больно, больно, больнобольнобольно...

Удар за ударом обрушивался на его белую кожу, оставляя на ней отвратительные синяки и кровоподтёки. Сильная рука схватила Веньяна за волосы и потянула вверх, чтобы с размаху опустить лоб на дощатый пол. Сквозь острую боль юноша почувствовал, как горячая вязкая жидкость стекает по его лицу и липнет к ресницам, заставляя жмуриться.

Ему отвесили очередной пинок по рёбрам, и он сипло откашлялся, едва дыша. Запах крепкого алкоголя обволакивал всё вокруг, когда мучитель нагнулся, чтобы схватить чужой ворот сзади и резко встряхнуть. Захрипев, Цун Веньян попытался оттянуть врезавшуюся в шею ткань трясущимися пальцами.

Громко захохотав, проникая своим въедливым голосом прямо в чужой мозг, подонок протолкнул стопу в грязном сапоге под живот Веньяна и рывком перевернули на спину. Он что-то сказал — сказал, но Цун Веньян так ничего и не услышал, не отходя от гадкого смеха и звона в ушах.

Вес чужой ноги обрушился на ладонь. Цун Веньян открыл рот, не способный даже пошевелиться, и попытался выдернуть руку; по конечности распространился жар, словно его избили горячими прутьями, и юноша совсем потерялся в ощущениях. Казалось, совсем близко кто-то закричал, громко и страшно, словно целиком окунувшись в отчаяние от пытки.

Это был он?

Такой слабый! Он не мог скинуть чужую ногу, чувствуя, как ломаются его пальцы, не мог вскочить и дать сдачи, упав ничком и пытаясь хотя бы вытерпеть это, хоть немного продержаться, прежде чем подонку надоест мучить его.

Подонку не надоедало.

Цун Веньян плакал.

Один из кузенов снова побил его; такой щуплый мальчишка, как Веньян, не смог бы дать сдачи кому-то настолько крупнее него. Гадкий сын Гуан Фэнло — Веньян никогда не говорил об этом вслух, но он чертовски его ненавидел, — постоянно распускал кулаки, словно во всём мире не было ничего интереснее, чем побить беспомощного мальчика.

Защитить его было некому; с тех пор, как старшему брату исполнилось двенадцать, он перестал видеться с Веньяном; он-то перестал, в отличие от кого-то, забавляющегося издевательствами.

Как и сказала императрица Шу, её племянник был мелким придурком; иногда Цун Веньян ловил себя на мысли, что если бы он был старше и сильнее, он бы с радостью свернул ему шею.

Эх, мечты-мечты.

Цун Веньян всхлипнул и утёр лицо рукавом.

Всё будет хорошо. Он расскажет императрице Шу, и она даст ему целебную мазь; синяки надо прикрыть, чтобы матушка ничего не заметила.

Мальчик тяжело выдохнул. Рано или поздно это наконец закончится.

Запах благовоний окутал его, успокаивая тело и душу. Цун Веньян глубоко вдохнул, наслаждаясь ароматом лотоса, и едва не вскрикнул от боли, которая прожгла его рёбра. Юноша открыл глаза и, морщась, попытался повернуть голову на бок, чтобы осмотреться.

Он тут же наткнулся на растрёпанную макушку, лежавшую на его постели.

— А? — Гао Чжань зевнул и уставился на Цун Веньяна, до смешного широко вытаращив глаза. — Господин Цун! Вы проснулись! Боже, вы проснулись!

Вскочив, он тут же выбежал из комнаты, очевидно, чтобы кого-то привести.

Цун Веньяну потребовалось время, чтобы понять, что происходит. Паникующий Цзи Яо и управляющий ворвались в его спальню, чтобы начать причитать над ним, словно он умирал. Вскоре к ним присоединилась и Ло, молча предложившая ему воды и немного жидкой и совсем пресной каши. Веньян не отказался — он чувствовал ебя ужасно голодным.

Когда состояние Цун Веньяна сочли приемлемым для разговоров (почему-то без его участия), Ло собрала посуду и ушла, забрав с собой и управляющего. Гао Чжань и Цзи Яо остались — один всхлипывал, совсем испортив свои рукава, а второй сердито сопел не пойми на кого.

— Ну будет вам, — тяжело выдохнул Цун Веньян. — Мне не станет лучше, если вы будете меня оплакивать. Что случилось?

— Вы не помните? — удивлённо спросил Цзи Яо.

Парень подтянулся поближе к Веньяну и вгляделся в его лицо, будто оно могло что-то ему сказать.

Цун Веньян качнул головой. Чужая тревога отражалась в глазах. Он с трудом подавлял порыв погладить Цзи Яо по голове.

«Чёрт возьми, я слишком стар для этого, — Цун Веньян прикрыл глаза. — Сколько мне вообще лет?»

— Я помню, — наконец сказал он. — Некая совершенно отвратительная тварь избила меня. А что дальше?

— Тварь? Как монстр? — пропищал Гао Чжань. — Я слышал, в последнее время тут и там появляются чудовища...

Цун Веньян и Цзи Яо переглянулись, принимая молчаливое решение игнорировать этот комментарий.

— Я не имел в виду какую-нибудь нечисть... Не нужно понимать всё так прямо. Цзи Яо?

— Тот старикан, управляющий, сказал что служанки нашли вас таким утром прямо во дворе. Вам пока лучше не вставать. Лекарь сказал, что вам нужен покой и отдых.

— Отдых... — Веньян нахмурился. — Подожди, нашли утром? А где они были всё остальное время? Управляющий ведь ночует в пристройке!

Цзи Яо пожал плечами.

— Он сказал, что часа в три ночи ваш муж появился здесь и всех разогнал. Сказал проваливать куда угодно и не донимать его. Похоже, когда слуги вернулись, Его Высочества уже не было.

— Он был пьян, верно? — уточнил Веньян после недолгого молчания.

Цзи Яо пожал плечами.

Убедив неудавшихся телохранителей в том, что он не собирается умирать (или жаловаться на них Минь Фухуа; он же сам оставил их у Мэн Бохая!), Цун Веньян отослал их и наконец остался один.

Он откинулся на подушки, пытаясь расслабиться. Всё тело жутко ломило, и, стоило закрыть глаза, в голове тут же возникал образ Лю Сяолуна с его гладкой ухмылкой.

Цун Веньян ненавидел его.

Казалось, что жизнь стала лучше, стоило ему взять всё в свои руки. У него появились хорошие знакомые (где-то глубоко внутри покоилось слово друзья, которое Веньян всё никак не мог произнести), пара верных мальчиков на побегушках, которые должны его охранять. Он не был заперт! Он просто вышел, словно его ничего не держало!

Но Лю Сяолун пришёл, чтобы снова сломать его маленький счастливый мир.

Что это было, насмешка? Подонок пытается показать, где его место?

Цун Веньян до скрежета сжал челюсти. Да кем он себя возомнил? Четвёртый сын от какой-то наложницы? Вы посмотрите, сам император сыскался! Да ему место в помойной яме, раз уж он думает, что может срываться на Веньяне!

Резко разжав кулаки, Цун Веньян потёр отметины от собственных ногтей на ладонях. Он действительно был зол. Почти так же зол, как в день своей смерти.

Юноша и не заметил, как провалился в беспокойный сон. Казалось, вот он лежит в своей жестковатой постели, натянув одеяло до самого носа, а уже в следующую секунду бредёт куда-то в темноте. Вокруг был только странный густой туман и чернота, заставлявшая опасливо вглядываться в неё перед каждым шагом.

Цун Веньян вздрогнул. Боль отпустила его, но тревога и злость никуда не делись. Свет, показавшийся впереди, ударил по глазам, и он поспешил вперёд, чтобы оказаться перед странной сюрреалистичной сценой.

Улица, напоминающая бедняцкий рынок из тех, где Цун Веньян бывал с матерью, тоже была окутана туманом. Сквозь марево Веньян разглядел тени пустых прилавков, стоявших в бесконечном ряду.

Невыносимая тишина была даже пугающей.

Цун Веньян прошёлся туда-сюда, но так ничего и не нашёл. Это уже стало ему надоедать. «Если мой мозг хочет мучить меня кошмарами, в этот раз он почти не справляется,» — подумал он.

Внезапно заиграла музыка. Неприятная, режущая уши; прямо как в дешёвом игорном доме в подворотне, куда его однажды притащил Минь Фухуа. Тогда они оба были разочарованы, пока Фухуа и Мэн Бохай не нашли себе достойных конкурентов. Пришлось проторчать там всю ночь.

Цун Веньян быстро нашёл источник звука. Группа качающихся из стороны в сторону деревянных людей (желание сбежать было спрятано куда подальше в самую последнюю секунду) собрались вокруг какого-то стенда, над которым висели яркие бумажные фонарики.

Толпа быстро пропустила Веньяна, словно для него было подготовлено место в первом ряду. Оказалось, они сгрудились вокруг маленького кукольного театра с потрёпанной деревянной сценой.

Музыка словно стала тише, когда старческий голос объявил:

— Сказка о прекрасном принце!

— Принце! Принце! — вторили искусственные люди неживыми голосами; Цун Веньян вздрогнул от испуга.

— Матушкой прекрасного принца была старшая дочь богатого торговца. Очарованный красотой, молодой император забрал её во дворец и сделал своей наложницей. Она родила одного ребёнка, но не питала к нему особого интереса, пока не поняла, какое шаткое у неё положение при дворе. В одну ночь Его Величество с одной, в следующую с другой. Пока не поздно, она пыталась внушить сыну мысль, что он должен бороться за хорошее место...

Цун Веньян резко отступил. Что-то это ему напоминало. История Лю Сяолуна? Ну уж нет! Он не собирается это слушать!

Веньян не хотел, чтобы Лю Сяолун преследовал его и во снах. Он не мог представить ничего хуже; это было тем, что могло подорвать его дух не хуже недавнего избиения. Его лицо, голос, смех... Всё это вызывало в нём смесь худших и самых болезненных чувств.

— Принц верил, что ему предначертана лучшая судьба. Когда его отец умер, он медленно избавился от трёх старших братьев и стал императором. Его мать стала императрицей-матерью, а многочисленные жены окружили любовью и восхищением. Так прекрасный принц обрёл свою прекрасную судьбу.

Цун Веньян подлетел к маленькой деревянной сцене и схватил куклу, до боли похожую на его супруга. Он бросил её на землю и растоптал ногами, ломая и круша так яростно, словно от этого зависела его жизнь.

— Хватит! Заткнись! Замолчи! — проорал он так громко, как только мог. — Ты никогда не станешь императором! Ты сгниёшь в канаве, ясно?! Уж я об этом позабочусь!

Окончание главы