Маска 29. Триклиний Омелы

Они еще не успели уложить в узлы нераспроданные вещи, как колокольчик над дверью снова звякнул, и на пороге появился мальчик-слуга.

- Пригласительная табличка для господина да Сильвы, - объявил он, - сегодняшний обед у помощника магистрата Омелы!

Ликасто шагнул было к двери, но Ян его опередил, забирая протянутую табличку и кивком отпуская мальчишку.

- Я забыл, что я теперь – госпожа да Сильва, - повинился Ликасто, потирая лоб, - твоя жена – непочтительная и невоспитанная женщина, все время перебивающая своего супруга и даже забегающая вперед.

- Это ерунда, - успокоил его Ян, - если нужно, я всем расскажу, что в моей семье царит матриархат. Лучше взгляни сюда: Омела все-таки прислал нам приглашение. Я не воспринял слова его дочери всерьез, однако…

- Да, я тоже не думал, что сказанному девчонкой можно верить. Все-таки да Сильва – владелец маленькой лавочки, где даже не дают кредитов*. Твое социальное положение в этом городке не позволяет присутствовать на обедах у знати, а уж пригласить на обед твою вольноотпущенную жену и вовсе отважится только сумасшедший... неужели с рабыней, хотя и бывшей, кто-то из богатеев согласится разделить трапезу?

_________

* Торговцы, имеющие свое помещение, часто выступали как финансовая организация, ссужающая деньги горожанам.

_________

- Видимо, дочь Омелы умеет убеждать.

- Видимо, дочь Омелы всерьез настроена тебя заполучить, любой ценой, - Ликасто приподнял бровь и постучал по табличке пальцем, - уверен, что у нее нет повода ждать от тебя… особого отношения?

- Госпожа да Сильва ревнует? – Ян хмыкнул и отобрал у юноши табличку, - но она может быть спокойна. Сердце Экспиравита принадлежит только одному человеку. Убийца ухитрился влюбиться в самого наследника престола!

- В самом деле? - Ликасто сделал вид, что удивился, - Какая интересная и печальная история! Ведь ни Экспиравита, ни наследника больше не существует. Один казнен, второго заклеймили преступником, и он бежал. А здесь - только мелкий лавочник да Сильва и его жена, вольноотпущенная рабыня Амедея.

Ян хотел что-то ответить, но передумал и отвернулся к прилавку. Юноша гибкой змейкой скользнул к зеркалу и озабоченно уставился на свое отражение.

- Муж мой, - изящный носик недовольно наморщился, - твоя супруга выглядит, как восставшая из могилы! Ты ведь уже немного освоился в этом городе, не так ли? Посоветуй своей жене, в какие термы* и к какой кипассис* ей пойти, чтобы затмить на обеде всех местных красавиц?

__________

*массаж, косметические процедуры и укладки волос осуществлялись в термах – разновидность бань, где прислуживали специально обученные рабыни, кипассис.

__________

- Ни в какие, - неожиданно резко ответил Ян да Сильва, и Ликасто удивленно обернулся к нему, - хотя ты и решил, что наследника больше нет, вся империя продолжает его искать. Даже если ты считаешь себя вольноотпущенной рабыней Амедеей, это никому не помешает узнать в тебе Ликасто. Я очень рад, что ты чувствуешь себя настолько здоровым, чтобы пойти на обед к местным чиновникам, но… не забывай: достаточно одного человека, видевшего тебя раньше, чтобы за наши с тобой жизни никто больше не дал и монеты.

- Ты думаешь, я забыл об этом? – тихо спросил юноша, и его губы задрожали, - Ты думаешь, я могу забыть, как меня держали во дворце, бессильного и безвольного, готовя к смерти? Ты думаешь, я могу хотеть повторить этот опыт?

- Тогда почему ты так бесстрашно открываешь свое лицо? – Ян не сдержался и повысил голос, - Старшая Омела не раз бывала в столице, и наше счастье, что она не помнит наследника! Ты собрался идти на обед, где придется снять накидку перед всеми; ты просишь посоветовать тебе термы, где нужно сидеть почти раздетым, с открытым лицом… как я могу не напоминать об осторожности?

Ликасто выдохнул и, крепко зажмурившись, проглотил стоящий в горле комок.

- Ты прав, - сказал он, не открывая глаз, - ты совершенно прав. Я не должен идти на этот обед. И, разумеется, я не пойду в термы. Я просто… просто хотел попробовать, что значит «жить». Но ты прав. Это опасно. Иди один.

- Я никуда не пойду без тебя, - Ян неслышно приблизился к юноше и осторожно обнял, поглаживая по плечу, - мне не нужен обед, не нужны эти Омела, мы просто сходим вместе на невольничий рынок и выберем кого-нибудь без их помощи.

Ликасто покорно кивнул и обхватил мужчину за талию.

- Но разузнать про этот нелегальный аукцион ты все-таки попробуешь, правда? – упрямо пробубнил он в плечо мужу.

Ян да Сильва фыркнул, взял Ликасто за руку и подвел к столу.

- Смотри, - сказал он, перевернул пригласительную табличку и принялся что-то писать. Ликасто, не отпуская его руку, вытянул шею и внимательно наблюдал за появляющимся текстом.

- «Почтенный господин Омела! Благодарю Вас за оказанную нам с супругой честь. Из-за нашего скромного происхождения нам не хотелось бы создавать напряженную атмосферу на Вашем дружеском обеде, поэтому мы с удовольствием присоединимся к заинтересовавшему нас просмотру рабов позже, избавив Вас и Ваших гостей от неловкости за обедом. Надеюсь, Вы правильно поймете и оцените нашу деликатность», - вслух прочел юноша и снова наморщил носик, - про деликатность ты мог и не писать, получилось очень нескромно.

- А мы и есть нескромные, - хмыкнул Ян да Сильва, - необразованные, грубые простолюдины.

- Особенно ты, - поддел его Ликасто, - со своими велеречивыми оборотами про оказанную честь и избавление от неловкости.

***

Господин Омела действительно оценил деликатность гостей и облегченно выдохнул: когда дочь потребовала отправить приглашение на обед какому-то лавочнику, почтенного помощника магистрата прошиб холодный пот: на обедах у него собиралась вся местная знать, и кто знает, придут ли еще аристократы и богачи для светских бесед, зная, что рядом с ними наслаждаются угощениями и высказывают свое мнение вчерашняя рабыня и бедный торговец? Как бы ни старались в империи сохранять равенство граждан перед законом, все же были определенные границы, которые никто не переступил бы. По счастью, лавочник оказался смекалистым малым и без лишних слов прекрасно понял, в какую неловкую ситуацию поставлен господин Омела. Мальчишка-посыльный, принесший ответ на обратной стороне таблички, получил в награду целую медную монету от обрадовавшегося помощника магистрата; табличка была переделана, и господину да Сильве с женой с искренними благодарностями вернулось приглашение только на вечерний аукцион.

Аукционы рабов не были чем-то особенным; наоборот, это считалось достойным занятием, демонстрирующим статус покупателей и их обширные финансовые возможности.

Разница между аукционом господина Омелы и остальными, проводящимися в столице и на форумах, состояла только в том, что аукционы помощника магистрата не были законными.

Брат господина Омелы владел целой флотилией торговый кораблей, которые курсировали между берегами отдаленных уголков империи. Каждый раз, когда корабль возвращался в порт из дальнего плавания, первым делом брат отбирал из привезенных сотен рабов десяток самых лучших. Отобранные рабы отправлялись в маленький городок, где и раскупались местной элитой в обход официальных невольничьих рынков империи. Деньги братья делили пополам, не платя никаких пошлин в казну, и так хорошо продвигалось это небольшое предприятие, что на аукционы к господину Омеле стали записываться в очередь, приезжая даже из столицы. Разумеется, информация о нелегальных торгах передавалась по секрету и только проверенным знакомым, поэтому до сих пор неприятностей с законом не возникало.

Сегодня брат господина Омелы порадовал его парой десятков привезенных из Иудеи невольников: восемь женщин и двенадцать мужчин, лучших из лучших. Все здоровые, крепкие, молодые – самому старшему едва исполнилось двадцать восемь, а самой младшей, тонкой и большеглазой, семнадцать. Господин Омела предвкушал хорошую выручку и с гордостью посматривал на выстроившийся у дальней стены триклиния товар. Рабы стояли смирно, опустив глаза и не проявляя нервозности; богатый дом помощника магистрата и расположившиеся вокруг столов почтенные мужи и матроны произвели на них хорошее впечатление, и несчастные возблагодарили судьбу, что не попали на арену с голодными тиграми, которыми пугали их смешливые моряки.

Ян да Сильва появился в триклинии, бережно ведя под руку свою супругу в легкой шелковой накидке, скрывающей верхнюю часть лица. Госпожа Омела, опередив мужа, бросилась к ним.

- Как мы рады видеть вас! Как жаль, что Вы не присоединились к нам за обедом, - стрекотала она, усаживая гостей и одновременно давая понять остальным, что серьезно относиться к прибывшим не стоит – отсутствие на обеде как раз и означало более низкий статус молодого господина с необычно светлыми глазами. Ян да Сильва, по счастью, и не стремился познакомиться с остальными гостями; его вполне устраивало место в отдалении от самых влиятельных лиц города в компании собственной жены, загадочно улыбающейся из-под накидки.

Аукцион начался.

Ян да Сильва равнодушно смотрел на череду проходящих перед ними рабов – сначала распродали всех женщин, затем перешли к мужчинам. Гости оценивающе изучали выходящих вперед, на небольшой помост, невольников, предлагали свою цену – или мотали головой, давая понять, что товар их не интересует. На самом деле, Ян да Сильва не собирался никого здесь покупать – для того, чтобы справиться с небольшой перестройкой дома, им подошел бы любой крепкий мужчина, а таких можно было легко найти на любом рынке за гораздо меньшую цену. Но Ликасто так загорелся идеей посмотреть на нелегальный аукцион, что отказать ему было невозможно.

- Раб Мехл, - говорил тем временем невысокий крепкий мужчина, заглядывая в свой свиток, - иудей, двадцать два года. Достоинства: обучен языкам, вынослив, умеет читать и считать, красив. Недостатки: вспыльчив, норовист… цена... Раб Азария, иудей, двадцать три года… недостатки… цена… Раб Ноам, иудей, двадцать четыре года… недостатки… цена…

Краем глаза Ян да Сильва наблюдал, как вскидываются руки, как кивает Омела, но сам не принимал участия. Ликасто тоже казался равнодушным и незаинтересованным – ничего особенного в выходящих на маленький помост женщинах и мужчинах не было, разве что они были чуть более напуганы, чем их уже привыкшие к торгам местные собратья.

Когда на помост поднялся предпоследний раб, Ликасто вдруг выпрямился и стиснул руку Яна.

- Купи его, - еле слышно выдохнул юноша в ухо мужу, - вот этого. Купи.

Ян да Сильва заинтересованно посмотрел на стоящего: высокий, кудрявый, загорелый до черноты, с натруженными крепкими руками и тонким, идущим поперек лица белым шрамом, этот иудей совершенно ничем не выделялся из общей массы и из-за шрама казался даже немного хуже остальных, но Ликасто так сильно стиснул его ладонь, что Ян подчинился.

- Раб Озэр, двадцать восемь лет, - монотонно зачитывал свиток толстенький человечек, - обучен языкам, служил стражником, послушен, спокоен, неприхотлив. Недостатки: во время службы был ранен, потерял память, непривлекателен.

Ян да Сильва осмотрелся и вскинул руку: конкурентов у него не оказалось, забывчивого раба со шрамом покупать никто не хотел. Господин Омела угодливо заулыбался и закивал: сделка осуществилась. Загорелый раб спокойно сошел с помоста и застыл рядом с другими проданными слугами, словно окаменел; Ян проследил за ним взглядом и понял, что Ликасто, не отрываясь, тоже смотрит на стоящего.

Да Сильва нахмурился. Не то, чтобы он обеспокоился… но поведение наследника он изучил уже достаточно хорошо, и такого волнения, как сейчас, никогда раньше не видел. Даже во время побега из циркуса Ликасто не стискивал так губы и не цеплялся за его тогу… Чем же мог вызвать столь сильные душевные переживания у юноши обычный иудейский раб, который даже не посмотрел в сторону тех, кто его купил?

Наконец весь живой товар был распродан, Ян да Сильва сдержанно поблагодарил помощника магистрата за приглашение и гостеприимство, раскланялся и вернулся обратно к застывшему на своем месте Ликасто.

- Пойдем, - тихо позвал Ян да Сильва. Ему пришлось легонько тронуть юношу за плечо, и только тогда наследник вскинулся, поднялся, торопливо улыбнулся оставшимся – и, едва не опережая Яна да Сильву, бросился к выходу.

Купленный ими раб с достоинством поклонился новым хозяевам и двинулся следом на приличествующем расстоянии двух шагов.

Всю дорогу до дома Ликасто молчал, комкая край паллы. Ян да Сильва ничего не спрашивал: городская улица, даже и опустевшая под вечер – не самое подходящее место для откровенных бесед и признаний, особенно с тем количеством тайн, которые теперь их двоих сопровождали.

Как только калитка двора захлопнулась за ними, Ликасто порывисто сдернул с головы накидку, выдрал из волос ленту и обернулся к замершим от удивления спутникам.

- Ты меня не узнаешь? – как-то жалобно спросил юноша, сделав шажок к насторожившемуся рабу, - Неужели ты и правда меня не узнаешь?

Раб молчал, прищурившись и старательно вглядываясь в лицо Ликасто.

- Госпожа… - раб говорил на их языке правильно и чисто, но медленно и немного запинаясь, - что Вы хотите сказать, госпожа? Откуда я могу Вас знать?...

Ликасто подошел еще на шажок ближе, умоляюще глядя на мужчину.

- Я не госпожа, - сказал он своим обычным, низким голосом, - ну посмотри же на меня, посмотри. Это же я…

Ян да Сильва, оказавшийся в роли зрителя, ничего не понимал, только удивленно переводил глаза с одного участника событий на другого. Когда он уже собирался было спросить, что все это означает, в глазах раба мелькнуло что-то, похожее на болезненную судорогу, и он испуганно пробормотал:

- Флоскулус*?...

Ликасто закивал, закрыл лицо руками и разрыдался.

____

*Флоскулус – маленький цветочек

____

Окончание главы