Кровь и чернила Глава 80– Размышления в дороге

Шпатель и её друзья ехали в минивэне и веселились. Однако у Маши по какой-то странной причине сегодня было хмурое настроение. Хмурое, как сизое небо над ними. Она хотела развеяться, поиграв в телефон, но масса приложений не слишком сильно её развлекли.

-Маша, почему ты сегодня такая кислая? - поинтересовался Карим, взглянув на её понурое лицо, на котором виделась вся скорбь еврейского народа.

-Да так... Встала не с той ноги. - сказала Маша.

-Бывает. - ответил ей Карим. - Ты уж лучше в следующий раз следи, с какой ноги встаёшь!

-Ага... - сказала Маша.

Барсик Линденбаум тем временем притомился в дороге и громко захрапел, но Маше было явно не до сна. Шнурок игрался со своей "системой", записанной в книгу. В классической исекайной литРПГ это заняло бы добрые две трети главы, но Маша не попадала в новый мир - сам старый мирок был столь изменчив, совершая свои жуткие метаморфозы прямо у девочки на глазах. Не зря великий Конфуций сказал: " Самое страшное проклятие – жить в эпоху перемен". И даже сальные шутки, которые бросала система Шнурку, тщетно пытавшемуся узнать тайну критерия Зальцманна, не веселили Машку-какашку.

Человеческая девочка погрузилась в тяжёлые раздумья...

Какой-то точащий сознание мелкий и наглый червь, свивший себе гнездо в Машиной душе, прямо подсказывал: мужайся, это только начало страданий... Девочка уже считала себя отчасти равной Шнурку, причём ещё хуже: если Шнурок притягивал неприятности к себе и только к себе, то Маша была вынуждена делиться со своими друзьями и просто с близкими. Почему мироздание выбрало именно маленькую девочку на эту роль? Неужели сложилось так, что она - топор в руках судьбы, который сам того не ведая, приносит испытания тем, у кого в прошлой жизни была отвратительная карма? Или это наказание ЕЙ за какие-то грехи? Хотя, что там было... Что там было... Ей только исполнялось одиннадцать лет в ближайшие дни. И тут, и тут... Самое обидное было в том, что её вины здесь не было, вот в чём загвоздка, если не углубляться уж в совсем в глубочайшие философско-метафизические дебри и изучение самого вопроса добра и зла. Она лишь делала то, что должно. Маше было дурно от этих мыслей, девочка была уже готова заплакать во весь голос, но что-то её сдерживало. От такого ощущения ей хотелось провалиться сквозь землю, чтобы никому больше не причинить боль.

Но вместе с ней ехали её прекрасные друзья, с которыми ей не хотелось расставаться. С которыми не страшно пойти в разведку, с которыми ты разделишь и горе, и радость. Маше казалось, что ни один друг из людской среды не сравнится с Барсиком, который практически стал ей старшим братом и защитником, который её опекал. А дружба со Шнурком, с которым они смеялись взахлёб сначала над его дурными стихами, а потом над его злоключениями с Пепе де Лью, который его преследовал, оказалась сильнее самой смерти. Мультяшный суслик ради неё переборол свою робость и пожертвовал собой - быть может, без этого все просто бы полегли от лап Освальда Q16, а Маша сумела с помощью своей суперспособности вернуть его к жизни, ведь он настолько невезуч, что даже помереть спокойно ему не суждено. Даже с Лаэртой они стали прекрасными подругами, несмотря на её странности и чрезмерную любовь к просмотру телепередач. Даже пёс Алеко, которого она так сильно любила, тоже был мультяшкой. Девочка как-то смотрела мультик про мальчика Маугли, которого воспитали животные. И ей казалось, что она чем-то была на него похожа... После всего времени, что она провела с анимационными кадаврами, ей всё меньше и меньше хотелось ассоциировать себя с людьми, их холодными взглядами и совершенно задолбавшей школой, когда с новыми друзьями ей открылся большой, увлекательный и полный загадок мир...

Она, в отличие от распиаренных голубым экраном "эджи", желавших разрушить не понимающий их мир до основанья, не имела к человеческому обществу никакой ненависти и уж тем более не хотела содрать с людей дивиденды. Они просто ей с каждым днём становились всё более и более чужды. Кроме двух человек, которые ей были дороги. Это были её мама и папа, оставшиеся в воспетом драматургом Островским городе Калинове, что лежит на матушке-Волге.

Где-то вдалеке мигал образ её родителей, но она покинула их ради их же блага.

Если она любит их, она не имеет права к ним возвращаться. Иногда звонить - да, чтобы они не тосковали столь сильно. Но уйти обратно в родительский дом ей ни в коем случае сейчас нельзя. Ведь если бы она осталась в родном Калинове, то прознавшие о её суперспособности Реалисты бы просто их пристрелили за компанию, как шелудивых шавок. А после того, как они успели натравить демонического кролика на её друзей, то тем более. Тем более, город маленький и там, понятное дело, все друг друга знают.

И что сильнее удивляло Машу, так это то, как анимационные кадавры en masse умудрялись уживаться друг с другом, несмотря на то, что одни из них были милыми, другие - страшными, а третьи - до абсурда нелепыми. Даже с учётом того, что полностью ксенофобию подавить не удавалось - например, сфералы били пакмэнов, юберфогели презирали всех остальных птиц, а освальды и вовсе ненавидели всех анимационных кадавров в принципе, Маша, хоть и видевшая или хотя бы наслышанная об отдельных эпизодах вражды, всё-таки понимала: если где-то в рядах мультяшек и процветает ненависть, то уж точно не в краях, в которых она побывала. В их ненависти, кажется, обычно не было той самой завершённости, которая была видна у людей. Сколько елейных слов было вылито на мельницу политкорректности и толерантности, сколько луженых глоток вопило о терпимости за пределами строго отведённых для неё домов, сколько было попыток дать людям возможность стать всем друг другу братьями и сёстрами, однако она либо не может побороть нелюбовь к чуждой "пятой графе", странностям в одежде и неправильному форму носа, а порой и вовсе открывая возможности кому-нибудь устроить грабёж и беззаконие, либо наоборот, непреклонно отрезает всем носы, выбивает палкой крамольные воспоминания о предках и наряжает в одинаковые розовые девчачьи платья своих жертв, чтобы везде царила справедливость, либо, в лучшем случае, выпускает на волю контингент, которому место только в каморке с жёлтыми стенами под чутким взором санитаров. И деньги, деньги, деньги... Лишь звон золота имеет силу, и то до того момента, пока над ним не занесена ловкая рука татя.

Люди неспособны построить утопию. Ведь человек человеку волк, а в волчьей стае не найти справедливости. Впрочем, человек даже хуже волка: они, по крайней мере, кристально честны. У них не принято скрывать свой свирепый оскал под пустой улыбкой. Философы всегда бились над этим вопросом: почему человек стал волком?

Что стало причиной тому? Злой рок, равный как для анимкадов, так и для людей? Первородный грех Адама и Евы? Или всеобъемлющая человеческая подлость, к которой склонны и анимационные кадавры?

И Маше отдельные ласковые слова хотелось сказать про телевизор. Когда-то мама ей рассказывала про своё советское детство, она описала то, что когда-то показывалось на голубом экране. В старину телевизоры были пузатыми и чёрно-белыми, но настоящая серость лежала в реальности, если сравнить её с идиллическими сообщениями о увеличении сборов хлопка, поднятии удоев коров и строительстве коммунизма, что лились с той стороны "зомбоящика". Ныне же телевизор в прямом эфире транслировал худших из худших, чтобы ни один прыщик не ушёл от наметанного взгляда телезрителя. И демонстрируют домохозяйкам всей страны изо всех углов самую низменную подлость, которую даже в случае, если её никто не будет смотреть, многократно окупят полученные доходы. Может, после этой метаморфозы наконец-то людям стала доступна правда? Но, во-первых, зачем из счастливого коня делать несчастного человека? Неведение - дар небес, и ужасно, когда его отбирают. А во-вторых, ложь так и осталась ложью; только по иному расставлены акценты - в смутной надежде на то, что никто не заметит подвоха.

Можно сказать, что раньше было лучше. Это не так: раньше было просто по-другому, а где-то даже хуже, а старики просто были молоды и красивы. Когда Маше исполнится сорок, она всё равно, что бы не произошло в этом мире, всё равно, вспоминая о том, как весело было ей с Барсиком и его компанией, тяжело вздохнёт, сожалея о безвозвратно ушедших днях и скажет: "Какие были времена!".

Ярко-оранжевый фургон "Кэррот" тем временем подъезжал к блаженному городу Барнаулу, которому никакие невзгоды - ни с утончённого Востока, ни с загнивающего Запада нипочём...

Путешествие подходило к концу. Вот только кто знал, что на этом злоключения Маши не закончатся?

Окончание главы