Глава сыска болен[BL] Глава 6. Крик, пролетающих мимо птиц

Глава 6. Крик, пролетающих мимо птиц

— Разве я похож на того, кто умеет петь? Хотя я немного умею танцевать шаманские танцы.

Се Цзинлань вдруг вспомнил белый свет, который вырвался из запястья Сяхоу Ляня перед тем, как они сели в лодку, и схватил его за правую руку, задрав рукав. Сяхоу Лянь был не готов и пойман с поличным. Се Цзинлань присмотрелся и удивлённо спросил:

— Что это за штука?

На его запястье был надет железный браслет, а к браслету был прикреплён маленький арбалет. Се Цзинлань подозрительно посмотрел на него.

— Откуда у тебя что-то подобное?

— Э-э... — Сяхоу Лянь замялся, не дав объяснений.

— Раньше, в библиотеке, ты тоже говорил о своей матери, а сейчас ты сказал, что путешествовал с ней. Может ли быть так, что...

Лоб Сяхоу Ляня покрылся испариной, а руки и ноги онемели, пока он думал, как ему решить эту проблему. Будет очень плохо, если Се Цзинлань узнает, что он был наёмным убийцей. Если личность убийцы будет раскрыта, он будет вынужден бежать.

Хотя табличка с его именем ещё не висела, поэтому он не считался настоящим убийцей.

Се Цзинлань, казалось, осознал что-то.

— Твоя мать тоже воровка, и воровство – ваше семейное ремесло? Тогда это не мелкое воровство, а грабёж.

— Если вы так говорите...

Се Цзинлань опустил его рукав.

— Ты должен быть осторожен с хранением этого, чтобы другие люди не увидели. Я всегда знал, что книги могут передаваться в семье, а боевые искусства – в клане, но я не думал, что воровство может стать семейным ремеслом. Воровство – это не по-джентльменски, поэтому хорошо, что ты ушёл и в будущем сможешь нормально работать, а не заниматься этим скольким делом.

Сяхоу Лянь с готовностью согласился и вытер холодный пот со лба.

Се Цзинлань смотрел на туманные облака на горизонте. Изредка мимо пролетали птицы, а через мгновение бесследно исчезали.

Можно ли стать беспечными облаками и птицами в небе, чтобы не испытывать обиды и ненависти?

— Сяхоу Лянь, расскажи мне о своих родителях, — попросил он.

— А?

— Раньше я думал, что, хотя моя мать умерла, у меня, по крайней мере, остался отец, который находится далеко в столице и поэтому не может обо мне заботиться, но, вероятно, всё ещё скучает по мне. Я не ожидал, что он полностью забудет о том, что я был его сыном, — Се Цзинлань безрадостно улыбнулся. — Расскажи мне о своих родителях. Мне очень интересно, каково это иметь родителей.

— Вообще-то, у меня тоже нет отца, — Сяхоу Лянь почесал голову. — С самого детства я живу с матерью. Когда я жил на горе, моя мать была величайшей в нашем деле и часто совершала сделки вне дома. Но когда моя мать была свободна, она брала меня охотиться на фазанов, ловить кроликов и воровать из птичьих гнёзд на горе, что было очень весело. Условия на горе были не очень хорошими, особенно в отдалённом районе, где мы находились. Там часто случался голод, и даже если у нас были деньги, их было трудно потратить. Иногда, когда у нас заканчивалась еда, мама брала меня с собой, чтобы пойти к другой семье выпрашивать еду. Иногда к нам проявляли жалость и давали поесть, а иногда в других семьях тоже заканчивался рис, и они использовали метлу, чтобы прогнать нас. Однако моя мать учила меня, что люди не должны бояться потерять лицо, так как еда становится твоей, как только она попадает тебе в рот.

Се Цзинлань не знал, какое выражение лица ему выбрать, и долго думал, какие слова подобрать, прежде чем медленно прокомментировать:

— Твоя мать действительно... исключительная.

Казалось, что отсутствие матери было лучше.

Сяхоу Лянь наивно полагал, что Се Цзинлань на самом деле хвалит её, и он даже улыбнулся.

— Хотя моя мама иногда бывает ненадёжной, делает больше дыр, когда шьёт одежду, и практически сжигает дом, когда готовит, она очень известна в нашей сфере деятельности, — Сяхоу Лянь взволнованно развёл руками и нечаянно солгал, но этого было достаточно, чтобы выразить, что его мать была очень великой. — Во всём мире нет ничего, что моя мать не могла бы украсть, и даже если бы это была светящаяся жемчужина(1) в золотой короне старого императора, это было бы всё равно, что отнять конфету у ребёнка.

(1) легендарная жемчужина, способная светить в темноте

— Император не носит золотую корону, он носит ушамао(2), и на ней нет светящейся жемчужины, — поправил его Се Цзинлань.

(2) чёрная сетчатая шляпа

— Какая разница, это всё неважно, — Сяхоу Лянь пренебрежительно махнул рукой. — Что касается моего отца, ах, я провёл много времени, выясняя, кто мой отец. Я думаю, что мой отец может быть героем. В конце концов, судя по характеру моей матери, она бы не влюбилась в бледнолицего учёного. Рано или поздно наступит день, когда он прискачет сюда на своей лошади, чтобы забрать меня и мою мать, и когда придёт время, мы будем счастливо и свободно странствовать по миру.

Иногда незнание правды может дать надежду. У Се Цзинланя мать умерла при родах, а отец был прямо перед ним, поэтому для него не было возможности иметь отца-героя или мать, которая была искусной воровкой.

Хотя они оба прекрасно знали, что героический отец Сяхоу Ляня тоже был подобен пене на воде, и если уколоть его иголкой, то он мгновенно исчезнет без следа.

— Тогда где сейчас твоя мать, и почему она продала тебя торговцу?

— Моя мать взяла на себя сделку и отправилась в Западные регионы. Перед отъездом она доверила меня моему дяде, а дядя решил, что я мешаю, и продал меня. Он сказал, что когда моя мать вернётся, он выкупит меня обратно.

— ... 

Что это за семья?

Се Цзинлань вдруг почувствовал, что тот факт, что Сяхоу Лянь смог вырасти и остаться целым, должно быть, благословение прошлой жизни, не иначе.

— Но мой дядя сказал, что наше дело – азартная игра, в которой разменной монетой является наша жизнь, и из всех людей на горе, занимающихся этим делом, никто не доживает до сорока лет. В этот раз мы уже потеряли двух старших, когда они отправились в Западные Регионы, так что я не знаю, сможет ли моя мать благополучно вернуться или нет.

— Это так опасно? Если это так, то почему она согласилась на эту сделку?

Сяхоу Лянь не хотел давать подробное объяснение, поэтому он туманно ответил:

— Ах, нас принуждают и мы работаем поневоле. У нас есть начальник, и если мы не будем делать то, что он говорит, нас убьют.

Се Цзинлань ничего не понял, но, к счастью, он был не из тех, кто докапывается до сути вещей, и когда он посмотрел на Сяхоу Лянь, то догадался, что это был секрет, поэтому ему было неудобно спрашивать больше. Он мог только неловко утешить:

— Всё будет хорошо. Твоя мама такая замечательная, она обязательно вернётся и заберёт тебя.

Сяхоу Лянь беспечно согласился.

Дядя Дуань говорил, что Западные регионы опасны и непредсказуемы, но он упрямо верил, что его мать непобедима и не имеет себе равных. Это было не потому, что он действительно верил в силу своей матери, а потому, что не хотел слишком глубоко задумываться об этом.

Они немного помолчали. От алкоголя у Сяхоу Ляня немного закружилась голова, а лицо раскраснелось. Он повернулся и посмотрел на Се Цзинланя, который слегка нахмурился и выглядел одиноким.

Сяхоу Лянь приблизился ближе и обнял Се Цзинланя, ухмыляясь.

— Что, вы не хотите, чтобы я уходил? Не волнуйтесь, я буду навещать вас время от времени! Мы же хорошие братья!

Се Цзинлань отвернулся и хмыкнул.

— Кто твой хороший брат? Ты мой книжник, мой слуга!

Затем он опустил глаза, его ресницы, похожие на полумесяцы, отбрасывали кривые тени под глазами и скрывали эмоции в его глазах. Он уже давно понял, что никто не может сопровождать кого-то вечно. Его мать ушла, тётушка Лань тоже уйдёт, Лянь Сянь уйдёт, и Сяхоу Лянь, естественно, не был исключением, разница была лишь в том, когда они уйдут.

Поскольку рано или поздно они расстанутся, некоторые чувства не стоило воспринимать слишком серьёзно.

Он осторожно вырвался из рук Сяхоу Ляня и тихо пошёл по мощёной дорожке, и что бы Сяхоу Лянь ни кричал ему вслед, он не оглядывался. 

Когда Лянь Сянь и тётушка Лань услышали хорошие новости, они обе были очень рады. Лянь Сянь увидела, что Сяхоу Лянь действительно помог Се Цзинланю, и больше не относилась к нему так холодно, как раньше. Вечером, когда она испекла рисовый пирог, то, как ни странно, дала Сяхоу Ляню кусочек.

Однако постепенно Сяхоу Лянь обнаружил, что, что бы он ни делал, Се Цзинлань словно не замечал его и не проявлял ни малейшей реакции. Даже когда Сяхоу Лянь случайно пролил чай рядом с ногами Се Цзинланя, Се Цзинлань лишь мельком взглянул на него, а затем переместился в другое место, чтобы продолжить чтение. Его рот был плотно закрыт, он решительно отказывался говорить больше того, что было ему необходимо.

Судя по его прошлому нраву, когда он пренебрегал даже малейшими пятнами, он давно должен был взлететь под потолок и впасть в ярость.

Постепенно тётушка Лань и Лянь Сянь тоже заметили, что с Се Цзинланем что-то не так, и втайне обсуждали, что нрав молодого господина немного поутих; неужели кто-то дёрнул тигра за усы и разгневал молодого господина? Поразмыслив, они решили, что с них можно снять подозрения, и вытащили к себе Сяхоу Ляня, чтобы расспросить его, но бедный Сяхоу Лянь и сам был в недоумении.

Не успел Сяхоу Лянь понять причину, как люди госпожи принесли груду книг, кистей, туши, бумаги и чернильных камней, а также полный комплект письменного стола и ящиков. Когда главная нянька вошла во двор, она воскликнула:

— Ах, как может третий молодой господин жить так позорно, у него даже кабинета нет. Чем вы, слуги, вообще занимаетесь? Разве вы не знаете, что нужно сообщить о протекающей крыше камергеру, чтобы кто-нибудь пришёл её починить? Слуги, поторопитесь, наведите здесь порядок и освободите место для кабинета!

— Интересно, каким злым ветром занесло сюда эту проныру? — угрюмо пробормотала Лянь Сянь.

Это действительно было странно. Во двор Цюйву, до которого обычно никому не было дела, пришло сразу столько людей, каждый из которых шумел сильнее предыдущего, отчего у Се Цзинланя разболелась голова. Нянька то критиковала тётушку Лань за неуклюжесть, то придиралась к тому, что Сяхоу Лянь ведёт себя слишком скрытно. Она выделила четыре или пять горничных и слуг, чтобы те прислуживали Се Цзиньланю, а также настояла на том, чтобы дать ему книжного мальчика. Се Цзинлань был вынужден твёрдо отказаться, чтобы Сяхоу Лянь не потерял работу.

На самом деле Сяхоу Лянь очень надеялся, что его повысят. Как хорошо сидеть в кабинете целыми днями, свернувшись калачиком и читая книжки со сказками?

— Третий молодой господин, не прилично только сейчас присылать четыре сокровища кабинета(3) и другие необходимые вещи. Госпожа лично приказала людям пойти и купить их, а также пригласила ремесленника, чтобы он приехал в поместье и сделал ящики и стол. Посмотрите, это грушевое дерево высшего качества. Надеюсь, вы не будете нас винить, — сказала няня, подойдя к нему и поклонившись.

(3) другое название кистей, туши, бумаги и чернильного камня

Се Цзинлань бесстрастно кивнул и больше ничего не сказал. Он указал Сяхоу Ляню, чтобы тот взял кисти, тушь, бумагу и чернильные камни и отнёс их в комнату, запретив при этом посторонним людям входить в спальню.

Выражение лица няни немного изменилось, и она подумала: «Я не ожидала, что этот ребенок будет настолько властным в столь юном возрасте».

Если бы Сяхоу Лянь знал, о чём думает няня, он бы точно смеялся до боли в животе. На самом деле Се Цзинланю не нравилось только то, что посторонние не были чисты. В конце концов, единственный человек, который мог входить в его спальню, Сяхоу Лянь, должен был по его принуждению принимать три ванны в день, хотя три ванны Сяхоу Ляня заключались в выливании трёх вёдер воды на голову.

Ремесленники чинили дом, и звон и стук не прекращались. Се Цзинлань не обращал на них внимания и жадно гладил бумагу, о которой всегда мечтал, её мягкая текстура завораживала его. Раньше он всегда использовал грубую бумагу для тренировки чистописания, и хотя в прошлый раз Сяхоу Лянь принёс ему рисовую бумагу, он не осмелился воспользоваться ею. Сегодня он наконец-то смог открыто и честно использовать высококачественную рисовую бумагу.

Он внимательно рассмотрел её и увидел, что она такая же, как и бумага в кабинете Се Цзинтао.

Он с нетерпением размолол тушь, обмакнул в неё кисть и начал писать. Когда кончик кисти слегка коснулся поверхности бумаги, на ней появились чернила. Он написал несколько иероглифов, которые едва ли радовали глаз. Он поднял голову и увидел, что Сяхоу Лянь от скуки перелистывает новые книги, поэтому он протянул ему кисть, чтобы Сяхоу Лянь написал несколько иероглифов.

Сяхоу Лянь не стал отказываться и сразу же написал на бумаге своё имя. Се Цзинлань посмотрел и почувствовал, что такой хороший лист бумаги был испорчен. Иероглифы были очень грубыми, и случайные пересекающиеся ветки или произвольный узор, созданный муравьями, были красивее этих иероглифов. 

— Я не практиковался раньше, не смотрите на меня так, — Сяхоу Лянь отложил кисть и положил голову на руки, глядя на хаотичную сцену за окном. — Госпожа так же бесстыдна, как и ваш отец, оба они ханжи. Видите, вы стали учеником Дай Шэньяня, а она с нетерпением прислала столько вещей.

С появлением кистей, туши, бумаги и чернильных камней настроение Се Цзинланя значительно улучшилось. Он уже собирался ответить Сяхоу Ляню, но вспомнил, что должен игнорировать его, поэтому решительно сдержал свои слова и взял в руки кисть, сосредоточенно упражняясь в чистописании.

Сяхоу Лянь был озадачен, он бился в уме, но не мог понять, чем он его обидел. Он некоторое время смотрел на Се Цзинланя и вдруг уловил в его поведении за последние пару дней нотки отчуждения.

Этот парень не только не разговаривал с ним, но даже избегал встречаться с ним взглядом. Они жили под одной крышей и постоянно виделись, но в эти дни Се Цзинлань категорически не смотрел ему в глаза. Если бы не люди госпожи, приславшие сегодня кисти, тушь, бумагу и чернильные камни, и если бы Се Цзинлань не любил, что посторонние не моются, он бы даже не смог зайти в его комнату.

Но у них же всё было в полном порядке, так почему же этот парень хотел его оттолкнуть?

В дверь неожиданно постучали, и Сяхоу Лянь открыл её. В дверях стояла нянька Лю, которая до этого разговаривала с Се Цзинланем.

— Молодой господин, госпожа сказала, что вы в последние дни в прекрасной форме, поэтому от правил повседневного этикета нельзя отказываться. Последние несколько лет она жалела вас, потому что ваше тело было хрупким, поэтому она не учила вас правилам должным образом. Теперь вы ученик господина Дая поэтому естественно, должны соблюдать этикет. Вечером, после окончания трапезы, госпожа приглашает вас в главный двор, чтобы вы научились этикету. Когда будете учиться, не делайте ошибок, иначе выставите себя на посмешище.

Се Цзинлань равнодушно кивнул.

— Понятно.

Между ними повисло неловкое молчание, но Се Цзинлань не стал ничего предпринимать и взял книгу, чтобы почитать.

Сяхоу Ляню было скучно сидеть в кабинете. Этот каменный дурак только и делал, что учился и упражнялся в чистописании, он никак не реагировал и не разговаривал. От скуки Сяхоу Лянь тайком пробрался в комнату, чтобы вздремнуть, но был пойман с поличным недавно прибывшей нянькой Лю. 

Нянька Лю невзлюбила Сяхоу Ляня, и всего за один день она несколько раз клеветнически рассказывала Се Цзинланю об этом деле. У Се Цзинланя разболелась голова от услышанного, поэтому он просто позволил Сяхоу Ляню лечь спать в кабинете.

Дверь всё равно была закрыта, поэтому другие люди не знали, подаёт ли Сяхоу Лянь чай и воду или спит внутри.

Однако, когда Се Цзинлань увидел его, лениво спящего на спине, он не смог удержаться от вопроса, кто из них был молодым господином, а кто слугой. Несмотря на то, что Се Цзинлань не знал, что сказать, он покорно долил себе чаю, размолол чернила и поправил сползшее одеяло Сяхоу Ляня.

Окончание главы