Глава сыска болен[BL] Глава 13. Середина июля

Глава 13. Середина июля

Сяхоу Лянь начал жить жизнью молодого господина, спал после еды и ел после сна. 

Когда все дворы закрывали свои двери, каждый из них становился маленьким мирком. Мало того, что Сяхоу Лянь был ранен, Се Цзинлань всячески потакал ему, и никто не смел наказывать Сяхоу Ляня, каким бы властным он ни был. Таким образом, в этот период времени, пока он выздоравливал, он был в большей степени молодым господином, чем настоящим молодой господин.

Се Цзинлань не особо беспокоился о том, что кто-то хотел навредить клану Се. Он велел Лянь Сянь рассказать камергеру об этом деле и напомнить, чтобы тот следил за дверями и окнами, а сам закрыл дверь, чтобы почитать. Он рассчитывал, что камергер позаботится об этом деле, и детям не нужно будет волноваться.

Прошло чуть меньше полумесяца, и рана почти полностью зарубцевалась. Сяхоу Лянь целыми днями лежал в постели на боку и время от времени забегал в комнату Се Цзинланя, чтобы надоедать ему во время учебы. Потренировавшись в шумной обстановке сохранять спокойствие и умение оставаться непоколебимым независимо от того, в какую сторону дует ветер в здании Чжуйюэ, Се Цзинлань не обращал внимания на шум Сяхоу Ляня.

Когда Се Цзинлань иногда признавал его, он слушал о прошлой жизни Сяхоу Ляня, не выдавая своих чувств, и заменял грабителей и воров, о которых тот говорил, на убийц, что было довольно близко к реальности.

Жизнь Сяхоу Ляня поначалу звучала романтично, но спустя долгое время она стала очень скучной.

Все люди думали, что Гаран был воплощением разврата, и что убийцы пели всю ночь напролёт, обнимая красавиц и попивая вино, а длинные мечи, испачканные человеческой кровью, валялись на клумбах. Однако на самом деле они жили в обшарпанном храме на большой горе с совершенно обычным названием, а настоятелем Гарана был монах настолько старый, что казался почти мёртвым. Гаруда, наводившая на людей ужас, гонялась за своим беспокойным сыном по всей горе и даже ходила к соседним семьям выпрашивать рис с толстым лицом.

Все убийцы глотали яд под названием «Середина июля», и каждый год они съедали противоядие, иначе их ждали мучения и смерть пятнадцатого числа седьмого месяца. Каждый год, когда сильный снег запечатывал горные проходы, убийцы собирались в храме, который был на грани обрушения, держали в руках чашку горячего чая и слушали, как настоятель читает писание, ещё более нецензурное и длинное, чем портянки старух. Затем они рассказывали, сколько голов они забрали в этом году, и принимали из чаши противоядие на следующий год.

Каждый год лица, которые все видели, немного менялись. Некоторые люди никогда не возвращались на гору, их тела гнили в грязи, как солёная рыба. Никто больше не упоминал их имён, а их места вскоре занимали другие убийцы. Сяхоу Ляню всегда казалось, что настоятель каждый раз нараспев читает священное писание, чтобы провести над ними ритуал чаоду(2), но каждый раз, прослушав половину, он засыпал.

(2) ритуал, который включает в себя воспевание буддийских писаний, чтобы предки или умершие души могли искупить грехи в своей жизни и получить благословение. Обычно проводится в Праздник Духов.

Матери часто не было дома, поэтому он скакал по горным лесам один, как дикая обезьяна. Хотя он возился и мастерил множество совершенно диких вещей, таких как гранулы из птичьего помёта, деревянные калтропы и тому подобное, стоило ему случайно задеть другого убийцу, жившего на горе, как его неизбежно ловили и били. Кожа Сяхоу Ляня, которая была толстой, как дно кастрюли, вероятно, была натренирована этим.

На горе оставалось не так много убийц, и единственным, кто оставался там круглый год, был старый лысый осёл(2). Однако этот старый чудак никогда не говорил толком и только бормотал священные писания. Иногда, когда Сяхоу Лянь был очень непослушным, дядя Дуань ловил его и приводил в храм под статуей, чтобы послушать, как тот читает священные писания, и это было так мучительно, что ему казалось лучше бы он умер. 

(2) используется как уничижительное прозвище для монахов

Чаще Сяхоу Лянь уединялся в лесу и уходил в себя. Он украл все птичьи гнёзда на деревьях горы, перешёл вброд все ручьи. Все существа в горе были в некоторой степени разумны, и они знали, насколько ужасен этот мальчишка. Там, где он проходил, птицы и звери практически вымерли.

Таким образом, слои гор накладывались на слои холмов, в соснах бесконечно шумел ветер, а хижины убийц были пусты. Сяхоу Лянь сидел у подножия ступеней Гарана и сонно слушал беспрестанное бормотание старого лысого осла. Он мог только снова и снова вспоминать истории о призраках, которые Гаруда рассказывала ему раньше, день за днём посещая горные леса, до которых он мог добраться с закрытыми глазами. 

Кстати говоря, Се Цзинлань был его первым другом.

— В будущем, кроме как продолжать своё ремесло и скитаться по миру, зарабатывая на жизнь, у тебя нет другого пути? — спросил Се Цзинлань.

— У нас после рождения есть только два пути. Либо мы следуем за нашими предками и странствуем по миру, зарабатывая на жизнь, либо навсегда остаёмся на горе и умираем от старости в лесу.

Сяхоу Лянь подтолкнул уголь в чаше и сказал:

— Я не хочу всю жизнь просидеть на горе, так что мне остаётся только учиться ремеслу у взрослых.

— Этот старый монах настолько грозен? Он может заманить в ловушку стольких из вас?

Сяхоу Лянь не хотел тратить время на объяснения по поводу «Середины июля», поэтому он только вздохнул и ответил:

— Даже моя мать не может его победить.

Солнечный свет проникал сквозь резные окна, освещая половину тела Сяхоу Ляня, и казалось, что на его теле выгравировано множество узоров, ярких и тусклых. Половина его лица была скрыта тенью, глаза опущены, а правая рука время от времени помешивала уголь в чаше.

Се Цзинлань подумал: «Оказывается, у такого простодушного человека, как он, тоже бывают периоды уныния».

— На самом деле, я очень завидую вам, молодой господин Цзинлань, — мягко произнёс Сяхоу Лянь. — Помните раньше вы спрашивали меня, почему я хочу помочь вам?

Се Цзинлань был изумлён.

— Мне не суждено иметь надежды, — Сяхоу Лянь поднял голову, его глаза искрились улыбкой, — но у вас она есть. Вы можете учиться и стать чиновником, развивать себя, благоустраивать свою семью и нести справедливость в мир. Вы создадите себе прочную репутацию, и люди будут петь вам хвалебные оды из поколения в поколение.

Они с Се Цзинланем шли по двум дорогам: одна – к букетам цветов и кипам парчи, другая – туда, где нет света.

Сердце Се Цзинланя словно укололи несколько маленьких иголок.

Он открыл рот.

— Я...

Действительно ли он хотел этого?

Сначала он учился, потому что хотел, чтобы однажды настал день, когда клан Се склонит голову и преклонит перед ним колени. Позже он учился у Дай Шэньяна и изменил свою первоначальную, отвратительную цель.

С самого начала и до конца его не волновали шумные люди, ищущие удачу на улицах и в переулках.

Они были слишком далеко и их было слишком много.

Кроме того, его сердце было очень маленьким, дно его было неровным, и его хватало лишь на то, чтобы вместить немного вещей.

— Я спасу тебя. В тот день, когда я займусь политическими делами, ты выберешься из моря горечи. Неважно, насколько силён твой начальник, он не сравнится с тысячами солдат.

Рука Сяхоу Ляня, возившаяся с углём, остановилась, и он почесал макушку головы.

— Судя по вашим словам, моя красота может привести к падению государств и стран, и вам придётся использовать силу целой страны, чтобы насильно взять меня в жены.

Се Цзинлань поначалу был немного встревожен, так как боялся, что Сяхоу Лянь будет смеяться над его чрезмерной оценкой своих способностей. В конце концов, как он мог точно предсказать будущее, и как он мог быть уверен, что когда-нибудь обязательно достигнет высокого положения?

Даже если бы он был уверен, смог бы Сяхоу Лянь дождаться этого момента?

Однако он не ожидал, что в итоге Сяхоу Лянь окажется настолько невежественным и некомпетентным. В его голове было слишком много героев и красавиц, генералов и принцесс из скучных сказок и опер. От одного его предложения Се Цзинлань потерял дар речи.

Се Цзинлань посмотрел на Сяхоу Ляня. 

— Выглядишь неплохо, ты достоин этого звания.

*

Дни летели быстро, и в мгновение ока наступила весна. Сяхоу Лянь стоял в тазике, топча нижнее бельё Се Цзинланя. Его штанины и рукава были закатаны, обнажая стройные руки и ноги. Он уже давно стирал одежду, и его волосы, пропитанные потом, прилипли к щекам. Ему исполнилось двенадцать лет, и тело его было крепким, с бодростью, подобной солнечному свету.

Он не решался долго переминаться с ноги на ногу. Ведь если бы Се Цзинлань узнал, что он так стирает его одежду, он бы точно так разозлился, что умер бы, а потом воскрес. С тех пор как этот сопляк Се Цзинлань ночью «намочил» штаны, он не хотел отдавать свою одежду в стирку тётушке Лань и Лянь Сянь. В любом случае Сяхоу Лянь знал об этом, а ему не хотелось стирать самому, поэтому он просто бросал свою одежду Сяхоу Ляню.

Закончив стирку, Сяхоу Лянь повесил одежду на верёвку, привёл себя в порядок и отправился в библиотеку, чтобы встретить Се Цзинланя. Несколько дней  назад Дай Шэньян уехал на озеро Мочоу(3), поэтому Се Цзинлань ходил в библиотеку один. Сегодня вечером в храме проходила ярмарка, и Сяхоу Лянь долгое время беззастенчиво донимал Се Цзинланя, пока тот не согласился тайком посмотреть на праздничные фонари.

(3) пер. Озеро Печали

Голова Се Цзинланя была опущена на стол из грушевого дерева, а перед ним громоздилась небольшая гора книг. На нём было пальто с подкладкой цвета корней белого лотоса, и на контрасте с ним он казался ещё более похожим на белую стену. Хотя его тело было лишь немного тоньше, в нём чувствовалась какая-то зыбкость, словно он был человеком из бумаги, и порыв ветра мог заставить его улететь без следа.

Сяхоу Лянь позвал «Молодой господин», и Се Цзинлань поднял голову и посмотрел на него. Он был очень красив, и даже его случайный взгляд был манящим. Мысленно Сяхоу Лянь высунул язык и изменил форму обращения на «Барышня Цзинлань».

Сяхоу Лянь помог ему привести в порядок коробки с книгами и расставить их на книжных полках, а также помог ему надеть принесённую с собой маскировку слуги. Это был не первый раз, когда они делали что-то подобное. От Сяхоу Ляня исходило бесовское влияние, и кто бы ни был запятнан им, сбивался с пути и никогда не возвращался с кривой дорожки. Однажды даже Лянь Сянь по его наущению тайком выбралась из поместья, чтобы прогуляться. Однако, когда Лянь Сянь покинула поместье, она лишь ходила кругами по магазинам косметики. После этого Сяхоу Лянь поклялся никогда больше не брать её с собой на улицу.

— Мы можем погулять только час, — предупредил Се Цзинлань.

Сяхоу Лянь безропотно кивнул.

— Хорошо!

Вдвоём они свернули на небольшую тропинку и перемахнули через две стены подряд, наконец выбравшись из поместья. Когда они уже собирались покинуть переулок, они вдруг услышали позади себя брюзгливый голос.

— Третий молодой господин, куда вы идёте?

Они оба были мгновенно ошеломлены, и их тела уже наполовину замёрзли, когда они медленно повернули головы. Это была нянька Лю, её лицо покрывала бугристая кожа, придававшая ей злобный вид. Её глаза были прищурены и излучали холодный свет.

— Я поймала вас двоих. Вы слишком дерзкие, и если бы я не следила за вами, госпожа даже не узнала бы, что вы такие смелые.

Сяхоу Лянь внутренне негодовал, что не принял мер предосторожности против этой шпионки, няньки Лю. Обычно Се Цзинлань засиживался в библиотеке допоздна, а сама библиотека находилась в отдалении, поэтому никто туда часто не ходил. Они хотели притвориться, что продолжают заниматься в библиотеке, и уйти смотреть на фонари, но не ожидали, что их обнаружит нянька Лю.

Сяхоу Лянь шагнул вперёд, говоря:

— Это я подстрекал молодого господина тайком покинуть поместье, если вы хотите кого-то наказать, то накажите меня!

— Сяхоу Лянь, не тебе здесь говорить! 

Се Цзинлань схватил Сяхоу Ляня за запястье и сказал:

— Няня, тебе не нужно ничего говорить, госпожа может наказать меня, если захочет.

Няня Лю не отпустила ни одного из них и проводила их двоих в центральную комнату. Луна стояла высоко над ивами, и все праздничные фонари были зажжены, однако их тусклый свет не мог подавить мрачные тени от балок и колонн. Госпожа Сяо и Се Бинфэн сидели во главе стола, и тени скрывали лицо Се Бинфэна, отчего он казался непостижимым.

Се Цзинлань приподнял свой халат, опустился на колени и, поклонившись, проговорил:

— Я пришёл просить у отца прощения.

Се Бинфэн почувствовал, что тот не оправдал его ожиданий.

— Как твой отец, я думал, что ты добродушный и спокойно учишься, но не ожидал, что ты окажешься ещё и таким озорником. Скажи, где ты собирался развлекаться?

— Я планировал пойти на храмовую ярмарку, чтобы побродить вокруг.

Се Цзинлань кротко опустил голову, на его лице были написаны мягкость, скромность и вежливость.

— Я осознаю свою ошибку и прошу отца строго наказать меня. Я не смею повторять эту ошибку снова.

Се Бинфэн увидел, что он взял на себя инициативу признать свою вину, и что его поведение было благовоспитанным. Половина его гнева рассеялась, и он сказал:

— Не бери в голову, ты ещё молод, неизбежно, что тебе хочется поиграть. Возвращайся и тщательно возьмись за учёбу, а я не буду обращать на это внимания.

Се Цзинлань поклонился и уже собирался отступить, когда вмешалась госпожа Сяо.

— Подождите, хозяин, наш Се Цзинлань всегда был добросовестным и прилежным. Вас нет дома круглый год, поэтому вы не знаете, но я понимаю это лучше всех. Этот ребёнок много работает и кропотливо учится. Я никогда не слышала, чтобы он тайком уходил из поместья, чтобы побродить по храмовой ярмарке. Я уверена, что кто-то надоумил и сбил с пути нашего Се Цзинланя.

Взгляд Се Бинфэна переместился на Сяхоу Ляня, и он сказал со слабым гневом:

— Сяхоу Лянь, что ты скажешь?

Сяхоу Лянь только собирался заговорить, но Се Цзинлань поспешил ответить первым.

— Отец, Сяхоу Лянь действительно поднимал вопрос о посещении храма в последние несколько дней, но это я сам решил, что хочу пойти посмотреть. Я живу дома уединённо, поэтому даже в праздничный сезон госпожа жалеет моё слабое тело и велит мне оставаться дома, чтобы восстановить силы. Она никогда раньше не брала меня с собой, поэтому всё это время я с нетерпением ждал, но стеснялся сказать об этом вслух. Сегодня я оступился и взял с собой Сяхоу Ляня, чтобы тайком уйти. Я уже осознал свою ошибку поэтому если вы хотите наказать меня, я не смею ослушаться.

Се Бинфэн взглянул на госпожу Сяо, кашлянул и проговорил:

— Твоя мать преисполнена благими намерениями. Если ты хочешь пойти с ними, просто прямо скажи об этом, она ведь не будет тебя удерживать.

Госпожа Сяо не ожидала, что вина будет переложена на неё. Она скрипнула зубами от злости и многозначительно посмотрела на няню Лю.

Няня Лю вышла из-за спин с загадочным выражением лица.

— Господин, есть ещё кое-что, о чём вы не знаете.

Се Бинфэн, видя её поведение, не очень обрадовался.

— Если хочешь что-то сказать, говори быстро, а не разыгрывай спектакль.

Няня Лю поспешно заговорила:

— Этот Сяхоу Лянь не только подговорил молодого господина пойти на ярмарку, он также подговорил молодого господина пойти в здание Ваньсян(4) послушать музыку, и не известно, сколько серебра он там оставил. Поначалу молодому господину удавалось держать всё под контролем, и только этот Сяхоу Лянь тратил всю свою месячную плату. Однако позавчера я помогала молодому господину заправлять постель и обнаружила...

(4) пер. Дом Ночного Благоухания

Се Бинфэн подавил ярость и спросил:

— Что ты обнаружила?

Нянька Лю притворно отшатнулась.

— Я обнаружила потное полотенце(5), и на нём было вышито что-то вроде «твоё сердце», «скала», я никогда не читала, поэтому не знаю, что там было написано.

(5) полотенце или платок, обычно носимый с собой для личного пользования, например, чтобы вытереть лицо и руки или повязать волосы. Более длинные можно закрепить на талии. Они также могут быть украшены или вышиты словами.

— Может быть, это «твоё сердце стойкое, как скала, а моё гибкое, как камыш»? 

Госпожа Сяо прикрыла свои алые губы, между её бровями появилось злорадство.

— Господин, посмотрите на этого Сяхоу Ляня, он действительно настоящее бедствие. Ладно, если он сам плохо учится, но он сбил с пути даже Се Цзинланя.

— Ты говоришь ерунду! Разве я когда-нибудь ходил в какое-то здание Ваньсян, это всё твои бредни! — сердито воскликнул Сяхоу Лянь.

— Если господин не верит, пойдите в комнату Сяхоу Ляня и посмотрите остались ли там деньги, а потом обыщите молодого господина, он каждый день носит с собой это полотенце.

— Отец, пожалуйста, обдумайте всё хорошенько, я никогда раньше не ходил в здание Ваньсян. Мою комнату всегда убирал только Сяхоу Лянь, когда я позволял няне Лю прикасаться к ней? Эта служанка говорит неправду. Отец, вы можете вызвать сюда людей из двора Цюйву, чтобы допросить их, и убедиться, что мои слова – правда.

Се Цзинлань почувствовал беспокойство. Госпожа Сяо нацелилась на Сяхоу Ляня, а месячная плата Сяхоу Ляня была потрачена на покупку закусок, так что могло остаться? По всей вероятности, няня Лю каким-то образом спрятала полотенце, поэтому он не мог позволить обыскать себя.

Здание Ваньсян? На берегу реки Циньхуай в Цзиньлине было бесчисленное множество развлекательных заведений, так почему они настаивали на том, что это здание Ваньсян? 

Госпожа Сяо громко объявила:

— Конечно, нужно всё тщательно выяснить, но также необходимо обыскать тела. Служанки, обыщите их!

Старые служанки по бокам сразу же шагнули вперёд и схватили Се Цзинланя, обыскивая его вдоль и поперёк. В конце концов, одна из них запустила руку во внутренний слой халата и вытащила ярко-красное полотенце. Когда остальные наблюдали за происходящим со стороны, они видели только то, что оно было извлечено из складок одежды Се Цзинланя, и не знали, что изначально полотенце было спрятано во внутреннем слое халата служанки.

Когда Се Цзинлань и Сяхоу Лянь увидели это полотенце, их лица мгновенно побледнели.

Госпожа Сяо притворилась расстроенной.

— Сколько тебе лет, а ты уже запятнал себя такой непристойной привычкой и зашёл так далеко? Сяхоу Лянь, господин Дай не только признал твою ценность и помог тебе выкупить свободу, хозяин также благоволил тебе и оставил рядом с третьим молодым господином в качестве товарища по учебе. Но посмотри на себя, ты фактически сбил молодого господина с пути. О чём ты только думал!

Сяхоу Лянь не мог защитить себя, и мог только тревожиться внутри.

Се Бинфэн взял большое красное полотенце, и его аромат переполнил его, едва не заставив чихнуть. На одном углу был вышит короткий стих, и подписано оно было «Лю Сяньну». Не видя полотенце, он считал, что в этом нет ничего особенного, но, увидев подпись, он сразу же рассвирепел.

Лю Сяньну была девичьей фамилией Лю Цзи, девушки с верхней площадки(7) здания Ваньсян. Она была высокого мнения о себе и не спускалась с лестницы легкомысленно. Даже ему, Се Бинфэну, потребовалось немало усилий, чтобы изучить бесчисленное количество красивых слов, чтобы завоевать сердце красавицы. В его кармане лежало такое же полотенце, на нём было вышито то же имя, но в стихах было написано: «Пусть я буду звездой, а ты луной, и наш свет будет ярко светить друг другу каждую ночь».

(7) в древних борделях проститутки вешали дощечку или табличку со своим именем. Верхняя табличка означала самую популярную проститутку.

Значит, эта Лю Цзи готовила много таких полотенец и имела по экземпляру для каждого клиента? А стихи даже не были продублированы?

Се Бинфэн не знал, злиться ли ему на то, что Се Цзинлань в столь юном возрасте шатался по борделям, или на то, что отец и сын случайно сошлись с одной и той же проституткой. Он поднял со стола чайную чашку и швырнул её в Се Цзинланя. Чай залил всё его тело, и осколки чашки с грохотом разлетелись по полу.

Се Бинфэн бросил полотенце на пол и зарычал:

— Ты, ублюдок, посмотри, что ты наделал?! Почему у тебя полотенце Лю Цзи?

Се Цзинлань был задет чашкой, но вёл себя как ни в чём не бывало. Его лицо оставалось холодным и не выражало никаких эмоций. Он поднял полотенце, внимательно осмотрел его и бросил обратно на пол со словами:

— Это полотенце не моё.

Сяхоу Лянь тоже подошёл посмотреть. Он увидел «Лю Сяньну» в углу, и его выражение лица стало немного сложным.

Госпожа Сяо поправила свои локоны и запричитала:

— Господин, когда ученики клана Се собрались у пруда Яньбо, это было такое большое зрелище, но только этот сопляк попал в милость к господину Даю. Вы даже сказали, что наш клан Се наконец-то произвёл на свет многообещающего ребенка, и надеялись, что он принесёт славу нашему клану и предкам. Но в конце концов, он не смог противостоять соблазнам других.

Сказав это, она посмотрела на Сяхоу Ляня.

— Об этом не должны знать ваши друзья, иначе я могу только представить, как они будут смеяться.

Се Бинфэн всегда считал своё достоинство более важным, чем жизнь, и даже плесень в его желудке должна была быть скрыта золотым покровом. То, что Дай Шэньянь признал достоинства Се Цзинланя, изначально обеспечило ему хорошую репутацию. Литераторы единодушно хвалили его, говоря, что «яблоко от яблони недалеко падает» и «клан Се – семья учёных», и чем больше он притворялся, тем больше заботился об этом. Он привык к похвале, поэтому малейший проступок становился ещё менее терпимым.

Он мгновенно впал в ярость, и с руганью указал на Се Цзинланя:

— Ты испортил ценности нашего клана, эта грязная вещь была найдена в твоей одежде, а ты ещё смеешь спорить! Если это не твоё, тогда это твоего товарища по учёбе! Я тебя воспитал и вырастил, а ты делаешь что-то настолько непристойное?

Госпожа Сяо увидела, что Се Цзинлань был бесстрастен и безучастен, и не могла не почувствовать к нему ненависти. Она добавила с преувеличением:

— Куры несут яйца одного вида. Та, что снесла яйцо, была скверной, так может ли это яйцо быть хорошим?

Се Цзинлань резко поднял голову и уставился на госпожу Сяо.

Се Бинфэн кашлянул и сказал с неловким выражением лица:

— Почему ты ни с того ни с сего вспоминаешь его мать?

— Что, я не могу говорить о ней? Это ведь вы тогда напились и вели себя как одержимый. Мало того, что вы стали отцом этого непорядочного подонка, так вы ещё и опустились на три ступени подряд, и ваше великое будущее пропало вот так просто, — госпожа Сяо усмехнулась. — Вы должны заплатить за свои собственные злодеяния.

— Сколько раз я уже говорил, не надо вспоминать эту суку.

Когда он это сказал, он вспомнил, что Се Цзинлань всё ещё здесь, и он не мог не взглянуть на него. Когда он увидел, что тот повесил голову и никак не реагирует, а его бледный подбородок очень похож на подбородок его матери, в нём поднялось чувство вины, которое он не смог подавить. Усталость в его сердце поднялась, как виноградная лоза, и он закрыл глаза.

— Не важно, не важно, Се Цзинлань, иди в зал предков, преклони колени и хорошенько всё обдумай. Отныне тебе запрещено выходить за пределы двора, и кроме как идти к господину Даю учиться, тебе не разрешается никуда ходить. Что касается Сяхоу Ляня, то поместье Се не может позволить себе такого Будду, как ты. Когда господин Дай вернётся, скажи ему, чтобы забрал тебя!

В конце концов, Сяхоу Лянь не смог сдержаться. Он сердито воскликнул:

— Мёртвые ушли, а вы так низко себя ведёте! Вы не достойны принадлежать к известному клану!

Се Бинфэн сердито крикнул:

— Отродье, не тебе здесь говорить!

Сяхоу Лянь мысленно сплюнул и посмотрел на Се Цзинланя. Сяхоу Лянь стоял на коленях позади него, поэтому он мог видеть только его спину.

Голова Се Цзинланя была опущена, бледное лицо скрыто в тени, а выражение его лица было непроницаемым. 

Он слышал, как слуги вокруг них шептались, шипели, как жуки, волочащие свои тонкие крылья по столу. Свеча на столе вспыхнула, и вместе с ней задрожали свет и тени на земле. За стенами ночной сторож ударял в колокол, звук которого, казалось, попадал в самое сердце, заставляя его тупо болеть.

Внезапно он заговорил, и хотя его голос не был громким, все отчётливо услышали его.

— Это полотенце не моё.

— О? Так ты хочешь сказать, что оно принадлежит Сяхоу Ляню? 

Красные губы госпожи Сяо приподнялись вверх, и она улыбнулась.

Се Цзинлань медленно поднял голову и пристально посмотрел на госпожу Сяо, его взгляд был тяжёлым и затуманенным. Словно в трансе, госпожа Сяо увидела, что в них прячется демон.

— Если я не ошибаюсь, его владельцем должен быть ваш сын, Се Цзинтао.

Окончание главы