Глава сыска болен[BL] Глава 5. Слова мудрецов

Глава 5. Слова мудрецов

— Конечно, нет!

Чистый и звонкий голос раздался снаружи павильона, и все подняли головы, чтобы увидеть двух молодых людей в потрёпанной одежде. Тот, что шёл впереди, не выглядел ни слишком скромным, ни высокомерным, у него была приятная манера поведения. Тот, что стоял за ним, выглядел умным, и у него были очаровательные, выразительные глаза. 

Просто их одежда была действительно ветхой, а сидящие дети перешёптывались между собой и бросали презрительные взгляды в их сторону. Сяхоу Лянь уловил лишь несколько замечаний, которые звучали примерно так: «Откуда взялись эти нищие, пришедшие сюда и ведущие себя так дико?» или «Они из нашего клана Се? Почему я не видел их раньше?» и тому подобное.

Се Цзинлань посмотрел прямо вперёд и громко сказал:

— Я Се Цзинлань. Приветствую вас, господин Дай. То, что сейчас сказал мой старший брат, неправда, пожалуйста, пересмотрите своё мнение.

— Ты хочешь сказать, что я подставил тебя? Се Цзинлань, ты явно украл мои вещи, и за тобой наблюдало столько глаз. Почему бы мне не позвать их сюда в качестве свидетелей? — Когда Се Цзинтао услышал его, он хлопнул рукой по столу и встал, его лицо стало пунцовым, а кончики ушей покраснели, когда он спорил.

Се Цзинлань слегка улыбнулся.

— Когда это я крал твои вещи? Я просто подобрал книги, которые мой брат выбросил на складе.

— Разве эти книги не мои вещи? Книги нашей семьи были напечатаны в зале Сювен, и каждая книга стоит несколько медных монет. Кроме того, я хранил их на складе, а не выбрасывал. Ты не спросил и взял их сам, что является воровством!

— Брат, не будь так нетерпелив. Всё это просто недоразумение. У меня плохое телосложение, а госпожа благосклонна, поэтому она сказала, что мне необязательно ходить в школу. Я давно восхищаюсь изречениями мудрецов, но я беден и не получаю стипендии. Я могу только ходить на склад за книгами, которые выбрасывают другие. Я уже давно получил разрешение на это от заведующего складом, но ты, вероятно, никогда не спрашивал об этом заведующего и ошибочно подумал, что я ворую. Сегодняшний день как раз подходит для того, чтобы всё прояснить.

После этого заявления всем стало всё ясно. Очевидно, хозяйка этого дома обиделась на незаконнорожденного ребёнка и не пустила его в школу. У него не было другого выхода, кроме как собирать потрёпанные книги своего старшего брата, и таким образом учиться. В результате первый молодой господин не только не оставил это дело без внимания, но и обвинил его в краже.

Се Цзинтао был явно в замешательстве, он открыл рот, не зная, что ответить.

В этот момент заговорил Се Бинфэн:

— Таоэр(1), раз уж ты оклеветал его без причины, не собираешься ли ты извиниться?

(1) суффикс «эр» — это неформальный способ обращения

Се Цзинтао мог только уступить, заставив себя улыбнуться.

— Да, да, я не разобрался в ситуации и случайно обидел младшего брата.

Они оба принуждённо улыбались и изображали радушие. Наблюдая за этим, Сяхоу Ляню стало не по себе.

Се Цзинлань позволил Се Цзинтао сорваться с крючка только из-за беспомощности. Он не мог заставить толстяка полностью потерять лицо, особенно перед Дай Шэньянем. Ведь если сегодня ему не удастся стать учеником Дай Шэньяна, то, придя сюда, он только выставит себя дураком, и когда придёт время, толстяку будет очень легко с ним расправиться.

Се Бинфэн повернул голову и с любезным выражением лица обратился к Се Цзинланю:

— Я никогда не видел тебя раньше, ты принадлежишь к побочной линии клана Се? Кто твои родители? Если твоя семья испытывает трудности, ты можешь пойти в нашу казну и занять немного денег, чтобы поддержать их. Когда ты станешь здоровее, ты также сможешь пойти учиться в клановую школу, и тебе не нужно будет платить за обучение.

Как только он это сказал, в павильоне воцарилась такая тишина, что не было слышно ни вороны, ни воробья.

Что это было? 

Се Бинфэн не узнал собственного сына?

Сяхоу Лянь удивлённо посмотрел на мужчину средних лет, сидящего на почётном месте. На нём был наряд учёного чиновника, высокая шляпа с широким пояском, а на лице застыло неизменно торжественное выражение. Его руки уверенно лежали на коленях, он сидел чрезвычайно чопорно и без единой посторонней детали. Единственное, чего не хватало, так это крупного иероглифа «воспитанный господин»(2) на его голове. Однако, когда Сяхоу Лянь посмотрел на него, он подумал о той копии «Удовольствия в императорской опочивальне». Возможно, он также прятал где-то «Тайну нефритового дома» и «Запретные игры в весеннюю ночь». Таким образом, иероглиф «воспитанный господин» исказился и превратился в «ханжа».

(2) в наше время его часто используют в ироническом смысле, чтобы высмеять людей, притворяющихся серьёзными

Лицо Се Цзинланя побелело, а его кулаки крепко сжались в рукавах.

В клане Се было много детей, а Се Цзинлань круглый год жил во дворе Цюйву, поэтому мало кто мог его узнать.

— Да, наша семья всегда была очень щедрой и доброжелательной. Ты нуждаешься в помощи, поэтому мы обязаны тебе немного помочь, — продолжил этот невежественный человек.

Это непреднамеренно добавило мороза снегу(3), и Се Цзинлань чуть не потерял равновесие. Он безучастно смотрел на Се Бинфэна. Он бесчисленное количество раз приветствовал его вместе с многочисленными детьми Се на Новый год или при совершении подношений предкам, а также бесчисленное количество раз провожал его из конца ряда членов семьи, когда тот отправлялся в столицу верхом на лошади.

(3) добавлять оскорбление к оскорблению

Он даже забыл, что никогда раньше не стоял так близко к этому человеку и что тот его совсем не знает.

Се Цзинтао тоже был ошеломлён.

— Какая побочная линия, отец, он Се Цзинлань, твой третий сын!

Рот Се Бинфэна широко открылся, и у него онемел язык. Некоторое время он смотрел на Се Цзинланя, ничего не говоря, с трудом контролируя свою осанку, чтобы не показаться слишком взволнованным. В его взгляде было удивление, смущение, стыд, но не чувство вины.

Сяхоу Лянь почувствовал горечь и боль, он неосознанно придвинулся ближе к Се Цзинланю и тихо взял его за холодную руку.

Се Бинфэн натянуто улыбнулся.

— Хаха, Цзинлань уже так вырос. Меня так долго не было, что я даже забыл, как ты выглядишь. Цзинлань, ты же не станешь меня винить, верно?

Сяхоу Лянь задумался: он не узнал его внешность, но не мог же он забыть и его имя? Может ли быть так, что имя «Цзинлань» было выбрано вовсе не им?

Голос Се Цзинланя был немного неустойчивым, и он практически не мог подобрать правильный тон.

— Отец очень много работал и был занят государственными делами. Цзинлань... понимает.

— Вы двое, поторопитесь и присядьте, — Дай Шэньян поспешно подошёл, чтобы сгладить ситуацию. — Так, тот, что сбоку, ты ещё не назвал своего имени. Только что я видел, как ты грёб на лодке на пруду вдалеке. Я бы очень хотел с тобой познакомиться.

Сяхоу Лянь стоял уже некоторое время, но только сейчас он заметил, что все сидящие – дети Се, и что среди них нет книжников. Он поклонился со сцепленными руками и сказал:

— Я Сяхоу Лянь, книжник молодого господина Цзинланя. Только что я слишком торопился и не заметил, что здесь не нужны помощники, — он сделал паузу и посмотрел на Се Цзинланя, который всё ещё был немного потрясен, из-за чего не мог чувствовать себя спокойно. — Я обычно слушаю молодого господина, когда он учится, и я также очень восхищаюсь учениями мудрецов. Господин, не могли бы вы разрешить мне остаться и послушать?

— Конечно, можно, — кивнул Дай Шэньян и улыбнулся. — Поскольку у тебя есть дух обучения, как я могу остановить тебя?

Фарс, произошедший только что, будто вымылся, как чайные листья в желудке, и все молчаливо забыли об этом. Дай Шэньян погладил кончик своей бороды, которая гордо загибалась вверх, прочистил горло и ударил молоточком как сказитель. Все сидящие разом умолкли, и устремили свои взгляды на морщинистый рот, ожидая, когда он заговорит.

— Позвольте спросить вас всех, с какой целью вы так усердно изучаете книги мудрецов?

Услышав это, все посмотрели друг на друга. 

Каковы были их цели?

Разве не в том, чтобы подняться по служебной лестнице и разбогатеть? Если бы не императорский экзамен при императорском дворе, кто бы стал целыми днями держать в руках старую книгу и зубрить её?

Словом, чтобы быть немного благороднее, нужно было «совершенствовать себя, заботиться о семье, управлять государством и нести справедливость в мир»(4). Защищать и стабилизировать страну, умиротворять хаос и успокаивать страдания; эти широкие принципы можно было легко сказать, если просто открыть рот, и легко написать, если просто взять в руки перо. Эти слова так много раз повторялись учёными прошлого, что уже прогнили и давно потеряли свой смысл. 

(4) эта фраза – сокращённая версия параграфа из «Книги обрядов»

Однако всё это было не то, о чём думал Се Цзинлань.

Се Цзинлань очень хорошо понимал свои собственные желания.

Он никогда не стремился к миру и процветанию, не хотел сделать мир лучше. Его не волновало, сколько пирожков продали уличные торговцы, сколько людей было похоронено в братских могилах, и уж тем более не волновало, где были сильные засухи или наводнения. Даже если кровь льётся рекой, пока он может стабильно жить в своём доме, какое это имеет к нему отношение?

Он всегда мечтал о том дне, когда эти люди из клана Се, которые забыли его, издевались над ним и обижали его, наконец, будут рыдать от сожаления у него под ногами!

Ему стоило лишь проявить немного воображения, чтобы эта сцена заставила его кровь закипеть и вызвать чувство восторга. Этот восторг поддерживал его во время кропотливой учёбы, так что он, не колеблясь, засиживался допоздна, до головокружения и помутнения в глазах, чтобы загнать в желудок бредни мудрецов.

Однако он мог просто позволить этим словам гнить в своём желудке. Сначала он должен был притвориться благородным джентльменом, заботящимся о своей стране и её народе, и тщательно скрывать эти тёмные и отвратительные мысли под своей мягкой, скромной и вежливой внешностью, не позволяя ни одной из них выйти наружу.

Се Цзинлань, сильно травмированный собственным отцом, бессознательно шёл всё дальше и дальше по длинному кривому пути. Лозы обиды пустили корни и проросли в его сердце, завязавшись в неразрешимый узел. Всё это скрывалось под хрупкой и слабой внешностью молодого господина, хотя в улыбке, которую он привык изображать, не было ни капли искренности.

Сяхоу Лянь ткнул его, и Се Цзинлань схватил руку Сяхоу Ляня, мягко сказав:

— Не волнуйся.

Се Цзинтао с неизвестно откуда взявшейся уверенностью заговорил первым.

— Для меня совершенствовать себя, заботиться о семье, управлять государством и нести справедливость в мир – значит быть учёным чиновником.

Дай Шэньян не одобрил и не осудил его, а просто покачал своей большой, но истощённой головой, которая покоилась на его тощей шее, и предложил говорить следующему.

Второй молодой господин, сидевший за Се Цзинтао, Се Цзинтань, ответил:

— Я невеликого ума и не имею высоких амбиций. Я лишь хочу иметь светлое будущее и жить без сожалений.

Дай Шэньян улыбнулся.

— Хотя у тебя нет высоких амбиций, это всё равно сложный вопрос.

Все сидящие сказали своё слово, пока не остался только Се Цзинлань. Взгляд Дай Шэньяна остановился на Се Цзиньлане, и он слегка кивнул.

Се Цзинлань низко поглонился со сцепленными руками и ответил:

— Я глуп, но я стремлюсь иметь чистую совесть, ни о чём не сожалеть и не держать обид.

Выражение его лица было безразличным, как будто события, произошедшего ранее, не было.

Дай Шэньян посмотрел на него и вздохнул. Этот клан Се становился хуже с каждым поколением. В то время он, должно быть, лишился рассудка, приняв в ученики их непутёвого отца. Он не смог отказаться от неоднократных приглашений Се Бинфэна стать гостем в поместье Се, поэтому приехал лишь для формальности. Как и ожидалось, ученики клана Се были каждый бесперспективнее предыдущего. Не обращая внимания на их неказистость, даже то, как развивался их мозг, было просто недоразумением.

Однако он не ожидал, что среди разноцветных, кудахчущих петухов в комнате есть белый журавль. Хотя характер этого белого журавля был слишком упрямым, а спина слишком прямой, он боялся, что рано или поздно он сломается.

Будучи старым и близким к смерти, кого только не видел Дай Шэньянь? Притворное достоинство Се Цзинланя, естественно, не могло скрыться перед ним. Его сжатые кулаки, покрасневшие глаза и чрезмерно вытянутый позвоночник говорили о том, что этот подросток далёк от внешнего спокойствия.

Он лишь изо всех сил старался сохранить то немногое лицо, которое у него осталось.

Выслушав всех, Дай Шэньян только кивнул в сторону Се Цзинланя. Все поняли ответ, и Сяхоу Лянь облегчённо вздохнул: это прогулка не прошла даром. 

На глазах у всех Се Цзинлань провёл церемонию ученичества(5). Дай Шэньян помог ему подняться, его руки, похожие на куриные когти, вцепились в руку Се Цзинланя. Была глубокая зима, на Се Цзинлане было много одежды, но он всё равно чувствовал обжигающе горячие руки, которые, как угли, практически прожигали его халат.

(5) обычно включает в себя поклон и коленопреклонение три раза и официальное обращение к учителю с просьбой принять в число своих учеников

— Цзинлань, тебе ведь ещё не присвоили вежливое имя(6), верно?

(6) имя, даруемое человеку в совершеннолетнем возрасте в дополнение к его родному имени. Оно обычно состоит из двух символов и в некоторых случаях выражает моральные качества его носителя

— Я ещё не достиг совершеннолетия(7), поэтому у меня ещё не было времени получить вежливое имя.

(7) относится к возрасту, в котором проводится церемония совершеннолетия. Для мужчин она обычно проводится в 20 лет, но может быть и раньше

— Неважно, — Дай Шэньян посмотрел на своего маленького ученика, и его веки зашевелились, ясность хлынула из его мутных глаз. — Ты перенёс тяготы, и очень жаль, что твоё сердце твердо как камень. У тебя высокие амбиции и чёткая цель, но твой характер слишком упрям. Как твой учитель, я даю тебе имя «Цзяньань»(8), так как надеюсь, что ты сможешь жить комфортно и спокойно, следовать своему сердцу и ни о чём не жалеть. Всегда помни, что каким бы сложным ни был мир, твоё сердце должно оставаться благородным и добрым.

(8) означает спокойствие и благодушие

На Се Цзинланя словно вылили таз холодной воды, облили его с ног до головы и заморозили. Подлые мысли, которые он изо всех сил старался скрыть в своём сердце, казалось, были ясно прочитаны Дай Шэньяном. 

Какая у него может быть чистая совесть, когда в его мыслях клан Се кланялся ему, чтобы отплатить за годы унижений.

Как он мог не сожалеть, когда обладал огромной властью и мог распоряжаться их жизнью и смертью по своему усмотрению.

Как он мог не держать обиды, когда люди, которые его обижали, подали в трясину и не могли выбраться!

То, что не было произнесено им вслух, Дай Шэньянь видел ясно и досконально. Се Цзинланю было очень стыдно, но спрятаться было негде, и он неосознанно хотел убежать. Он не понимал, почему Дай Шэньян хочет взять в ученики такого, как он.

Он с трудом поклонился и сказал:

— Я буду иметь это в виду.

Сяхоу Лянь слушал в замешательстве и не понимал, хвалил ли этот худой старик Се Цзинланя или критиковал.

Неважно, неважно, неважно, хвалил он или критиковал, лишь бы Се Цзинлань был принят.

Он не мог понять, но видел завистливые взгляды окружающих. Несмотря на то, что это не он был принят учителем, его маленький хвостик гордо задрался, и он с важным видом зашагал за Се Цзинланем. 

Всю дорогу Се Цзинлань молчал, его лицо было бледным, что делало его болезненный вид ещё более заметным, чем раньше.

Гордый хвост Сяхоу Ляня сразу же поник, и он растерянно плёлся рядом с ним. Он любил живость, и если настроение окружающих падало, он чувствовал себя очень неспокойно. Се Цзинлань сначала получил серьёзный удар от своего отца, а затем успешно стал учеником Дай Шэньяна. Сяхоу Лянь не знал, то ли говорить слова утешения, то ли поздравления.

Он чувствовал, что подходящих слов нет. 

Вдруг ему в голову пришла одна мысль, он ускорил шаг и оказался перед Се Цзинланем, после чего раскрыл руки и крепко обнял его. Се Цзинлань был поражён, он начал сопротивляться и сердито крикнул:

— Что ты делаешь?!

Сяхоу Лянь обнял Се Цзинланя ещё крепче. Сяхоу Лянь был очень сильным, что Се Цзинлань уже понял давно, и, конечно же, он не мог вырваться на свободу.

— Моя мама говорила, что когда тебе грустно, объятия помогут почувствовать себя лучше. Молодой господин Цзинлань, кроме мамы, я ещё никого не обнимал, так что считайте, что вам повезло.

Се Цзинлань перестал сопротивляться и уткнулся лицом в плечо Сяхоу Ляня. Он молчал долгое время. Вдруг на его лице появилось что-то холодное, и он почувствовал солёный вкус. Он боялся, что Сяхоу Лянь заметит, что он плачет, поэтому нарочито холодно сказал:

— Мне не нужна твоя жалость!

К сожалению, он ещё не полностью овладел искусством скрывать свои чувства, и не успел он договорить, как горечь, скрытая в его словах, вырвалась наружу.

Сяхоу Лянь отпустил Се Цзинланя, схватил его за запястье и бросился бежать.

— Эй, что ты делаешь! — Се Цзинлань побледнел от испуга.

Сяхоу Лянь ничего не сказал, он тянул его за собой, сбивая бесчисленных слуг, которые ругались на них. Ветер больно бил по лицу, и Се Цзинлань почувствовал, что его лёгкие стали похожи на старые мехи, которые ремесленникам приходилось качать изо всех сил. Холодный ветер, ворвавшийся в его рот, превратился в тёплый воздух, который он выдохнул и рассеялся белым паром, а слёзы на его лице высохли от ветра. 

Его отвели к стене, окружающей заднюю кухню. Сяхоу Лянь заставил его остаться на месте, а сам забрался на поверхность стены, зацепись руками за её верхнюю часть. Он поднялся на ноги и, сделав шаг, вылетел во двор. Се Цзинлань всё ещё тяжело дышал: они бежали слишком быстро, и его лёгкие были готовы вот-вот взорваться, поэтому он не смог остановить этого безрассудного негодяя.

Он был очень зол и, оглядевшись по сторонам, убедился, что никого нет, прежде чем использовать все свои силы, чтобы подтянуться к стене и с трудом просунуть голову. Он огляделся и мгновенно перепугался до смерти. Этот ублюдок влез через окно на кухню. Там суетились слуги и повара, но никто не заметил незваного гостя. Сяхоу Лянь, сгорбившись, ходил на цыпочках, как кошка, прячась за плитами. Он прихватил с собой кувшин с вином, после чего вылез из окна.

Когда Сяхоу Лянь спрыгнул со стены, Се Цзинлань, чьё сердце подпрыгнуло к горлу, наконец-то расслабился. Он в отчаянии потянул Сяхоу Ляня за воротник и выругался:

— О чём ты только думал?!

— Успокойтесь, успокойтесь, — Сяхоу Лянь успокаивающим голосом разгладил взъерошенные перья Се Цзинланя. — Поскольку алкоголем можно утопить все печали, а также отпраздновать счастливые события, он идеально подходит для того, чтобы выпить его прямо сейчас. Пойдёмте, выпьем!

Сяхоу Лянь потащил Се Цзинланя в уединённое место, и, зная, что Се Цзинлань любит чистоту, специально использовал рукав, чтобы протереть камень семь или восемь раз, прежде чем позволить ему сесть.

Сяхоу Лянь сделал глоток вина, и от резкого вкуса у него заслезились глаза. Он передал вино Се Цзинланю. Се Цзинлань не взял его, он не пил алкоголь, тем более тот, который уже выпил кто-то другой. Сяхоу Лянь долго уговаривал его, прежде чем Се Цзинлань, наконец, неохотно откинул голову назад и поднял кувшин с вином, делая глоток. Он пожалел об этом сразу же, как только его язык коснулся спиртного, и закашлялся, не в силах перевести дыхание.

Сяхоу Лянь громко рассмеялся и сделал небольшую паузу, после чего сказал:

— Молодой господин, я не жалею вас. Я просто не могу смотреть на то, как грустят другие люди. Если вам грустно, то и мне грустно вместе с вами. Кроме того, чего вас жалеть? Ваши руги и ноги на месте, у вас достаточно еды и питья каждый день, и вы можете учиться и сдавать императорские экзамены. У вас многообещающее будущее, так с чего мне вас жалеть? В этом мире есть множество людей, которым приходится ещё хуже, чем вам. В прошлом, когда я путешествовал с матерью, я видел много жалких людей. Есть люди со странными болезнями, у которых нарывы по всему телу. Есть слуги, которые живут и умирают в одиночестве и которых хозяева избивают до смерти, а потом бросают в братские могилы. Есть старики, чьи сыновья погибли на поле боя, и всё, что осталось в их домах – это невестки и маленькие дети, которых они держат на руках. Что касается вас, то разве дело не в том, что ваши родители не любят вас? По сравнению с ними, вы живёте практически в раю.

Се Цзинлань открыл рот, но ничего не сказал. 

— Что за вежливое имя дал вам этот старик? Цзяньань? Я думаю, что вы живёте довольно легко и комфортно, и вам не нужно заниматься ручным трудом. Раньше, когда я жил на горе, я не знал, откуда взять еду во время голода.

Се Цзинлань, казалось, понимал, что такое нищенские условия, которые видел Сяхоу Лянь.

По мнению Сяхоу Ляня, не иметь достаточно еды, не иметь одежды и быть на грани смерти было настоящим несчастьем. Для Сяхоу Ляня, который был так бесконечно беззаботен, разве могли сравниться с этим душевные страдания? Но как бы то ни было, он не мог не интересоваться, какой была прошлая жизнь Сяхоу Ляня, и ему казалось, что она не могла быть такой уж хорошей.

— Только что ты сказал, что твоя мать взяла тебя с собой в путешествие. Твоя мать была руководителем театральной труппы?

Окончание главы