Шёпот в Ночи (Гарри Поттер) Глава 4. Кровь и Боунс (4/6)

Она остановилась на мгновение, и всякое веселье покинуло её, в очередной раз сменившись чувством вины и сожаления, которые, казалось, накатывали на неё волнами. “Мне действительно очень жаль, Гарри. Я знаю, что поступила неправильно. Чёрт возьми, с моей стороны было по-настоящему жестоко сказать тебе те злополучные слова и бросить одного в прошлом году. Я знаю, что слова "Прости" не будет достаточно, чтобы искупить мою вину, но я надеюсь, что это хотя бы послужит началом.”

“Ты права, этого никогда не будет достаточно.” – выдохнул Гарри. Боль от его последней раны сейчас чувствовалась в полной силе, но теперь к ней ещё и присоединилась пульсирующая боль от старой, которая упрямо отказывалась закрываться. “Хочешь знать, что самое болезненное во всей произошедшей ситуации?”

Этот вопрос он давно хотел ей задать. Как один из способов наказать её, – заставить заплатить за то, через что она вынудила его пройти. То, что он так много раз планировал сказать, но никогда не опускался до этого. Вместо этого он оставался холодным и отчуждённым, стоически встречая каждую её попытку всё исправить. Проглотив страх и кивнув, Сьюзен пустила слезу, и Гарри возненавидел ту мстительную часть себя, которая гордилась тем, что сейчас он заставляет её страдать.

“Ты загнала меня в угол в библиотеке после того, как я побежал туда, чтобы хоть немного успокоиться. Я оправлялся от проклятий и держался подальше от Большого Зала, но ты намеренно отыскала меня, чтобы причинить боль, пока я находился в своём самом слабом и беспомощном состоянии.” – объяснил Гарри, его голос колебался где-то между горькой болью и праведным гневом. “Ты кричала на меня, словно это я был во всём виноват, но при этом сама прекрасно осознавала, что это вовсе не так. Ты заявила, что было бы намного лучше, если бы я не выжил, если бы ты никогда не встретила меня. Что ничего этого не случилось бы, если бы меня там не было, – как говорили все. Ты сказала, что мне следовало умереть вместе с родителями!”

“Клянусь, я пожалела об этом, как только это вырвалось!” – поспешно перебила Сьюзен.

“И, тем не менее, ты всё равно это сделала!” – крикнул в ответ Гарри. Весь их импульс движения вперёд давно уже исчез, и сейчас пара спорила посреди пустого коридора. Это было не самое подходящее место, которое Гарри представлял для этого разговора, но в данный момент оно казалось довольно неплохим. Сьюзен попятилась так сильно, что её спина фактически упёрлась в стену, а её глаза наполнились тем же страхом и сожалением, которые он видел с того самого дня. “Ты точно знала, что собираешься сказать, и выпалила всё без утайки! Ты ясно понимала, что эти слова разорвут меня на части изнутри!”

“Мне было страшно!” – воскликнула Сьюзен, и слезы потекли по её щекам. “Я так боялась всего происходящего, и все в моём общежитии и факультете были напуганы до полусмерти, Гарри! Я просто хотела быть сильной! Я ненавижу быть слабой, Гарри, ты же знаешь! Я ненавижу терять контроль над собой, – не быть сильной для своих друзей или себя. Я совершила ошибку и отвернулась от тебя, поддавшись давлению со стороны своего факультета, и ненавижу себя за это! Не проходило и дня, чтобы я не ненавидела себя за то, что тогда разозлилась на собственную слабость и страх, и выместила это на тебе!”

“Ты хоть раз видела, чтобы я или Невилл так срывались на ком-то, потому что нам было страшно?” – Гарри крикнул с упрёком, сделав шаг в её сторону. “Но знаешь что? Я это понимаю. Я знаю, каково это – быть слабым. Я знаю, каково это – злиться, потому что не чувствуешь себя достаточно сильным, чтобы решить свои проблемы. Я не хуже других знаю, что это такое – давление со всех сторон. Это тебя нисколько не извиняет, но я всё прекрасно понимаю... Но, знаешь, это всё ещё не самое обидное из всего того, что ты тогда наговорила.”

Побеждённая и плачущая, Сьюзен смотрела на черноволосого мальчика перед собой, всем своим взглядом вопрошая, умоляя сказать, что именно это было, чтобы она могла попытаться что-то сделать, как-то исправить это. Гарри, несмотря на весь свой гнев и ярость, почувствовал себя опустошённым. Ему хотелось наброситься на неё, закричать, разозлиться, пока она не поймёт, но он просто не мог этого сделать. Вместо этого он разделял её страдания, зная, каково это – причинять кому-то боль, и теперь делился с ней своей собственной. Теперь они оба знали, что значит быть сломленным, быть раненным кем-то, кто тебе дорог.

“Я доверился тебе. Мы познакомились в первый же год и подружились, и всё становилось только лучше в начале прошлого года. На Хэллоуин мы ужинали с Невиллом на кухне, потому что у нас нет родителей, которых можно навестить на следующий день, и нам хотелось заняться чем-то другим, помимо лицезрения счастливых лиц всех других участников праздника. Ты была одной из моих самых близких подруг, Боунс, и ты предала эту связь, – предала меня!” – холодно прошептал он ей.

Сьюзен прижалась спиной к стене, словно та должна была поглотить её целиком в качестве наказания. Юная девушка обхватила себя руками, пытаясь найти утешение в тщетном жесте самоуверенности. Гарри последовал вперёд, быстро встал перед ней и удержал её голову в вертикальном положении здоровой рукой, пытаясь заставить девушку заглянуть в его глаза. Как только сияющее серебро встретилось с мерцающим нефритом, Гарри понял, что теперь они оба плачут. Это была самая большая уязвимость, которую он когда-либо перед кем-либо раскрывал, и сейчас он показывал её ей.

“Из всех людей, Ты произнесла нечто худшее, чем сам грех. Ты, Невилл, я, – мы сироты войны; те трое, которых все знают и о которых все говорят, едва мы появляемся в этом мире. Мы все потеряли родителей, Боунс, и ты, прекрасно всё осознавая, использовала это против меня. Я думал... Я знаю... Чёрт... Мои кости... Что ты знаешь, что это означает для меня. Ты понимаешь, каково это, – когда твои собственные родители не говорят тебе, что любят тебя. Ты знаешь, каково это – ложиться спать, зная, что никогда не услышишь голоса своих родителей, кроме как во сне и кошмарах. А ты сказала мне всё это!”

“О боже, Гарри, пожалуйста, мне т-так… так жаль!” – всхлипнула Сьюзен, держась за его рубашку и плача в неё. “Мне следовало остановиться. Я должна была просто подставить другую щёку под удар, но я не смогла, и крайне сожалению об этом! Я могу повторять это снова и снова, но этого будет недостаточно! Пожалуйста, просто... Я хочу, чтобы ты простил меня, Гарри. Мне невыносимо знать, что ты ненавидишь меня за то, что я тогда сказала, и я знаю, что никогда не смогу взять свои слова обратно, но я никогда, – никогда – даже не подумаю об этом снова! Я совершила ошибку, которую, чёрт возьми, никогда больше не повторю, потому что знаю, какую боль тебе это принесёт! Извини меня.”

Она снова подняла на него глаза, из которых текли слезы, шмыгая носом и смотря на плачущего подростка перед ней, – её личного судью, присяжного и палача.

“Я сделаю всё возможное, чтобы загладить свою вину, Гарри.” – настаивала Сьюзен, прижимаясь к нему. “Извинений может быть недостаточно, но действия говорят громче слов... в большинстве случаев. Пожалуйста, просто дай мне ещё один шанс, хорошо? Пожалуйста, позволь мне исправить глупую ошибку, которую я совершила, когда была зла и напугана.”

В этот момент Гарри действительно понял, что связывало их всех вместе. Конечно, он и его друзья хорошо знали друг друга, но такие люди, как Сьюзен, Невилл, он сам, – чёрт возьми, даже Том Реддл, – они разделяли потерю чего-то неизменного и бессмертного в сердцах детей и взрослых, что никогда не могло быть заменено. Они с Томом, правда, пережили самое худшее, в то время как у Невилла и Сьюзен оставались бабушка и тётя, которые заботились о них, любили и лелеяли соответственно. Даже тогда у них было что-то общее, что связывало их, резонировало между ними, и Гарри проклинал себя за то, что позволил себе ненавидеть её так сильно. Он множество раз наказывал её холодными взглядами и язвительными замечаниями в прошлом году, – даже несмотря на то, что знал, что она пыталась извиниться раньше, – замечаниями, которые, как он прекрасно знал, ранят её, а позже так и вовсе стал относиться к ней так, словно её никогда не существовало.

Это было худшее издевательство, которое мог вынести враг: быть проигнорированным.

Лицо Сьюзен вытянулось, и она снова начала всхлипывать, уткнувшись ему в грудь, пока он не поднял руку и нежно не взял её за подбородок. Он снова встретился взглядом с этими серебристыми глазами, переполненными реками боли, пока она посмотрела на него. И тут Гарри увидел это: надежда; надежда на них обоих; надежда, что всё наконец-то можно исправить. Глядя на неё, он тоже почувствовал это, – надежду, что всё наладится; надежду, что, может быть, – только может быть, – Том Реддл всё это время ошибался.

“Тогда будь моей подругой снова, Сью.” – прошептал он ей со спокойной честностью. “Будь другом, в котором я нуждаюсь больше всего. Оставайся рядом со мной, никогда не сдавайся и никогда не предавай меня. Мы были довольно неплохой компанией, сиротами, когда собирались вместе, и... и я скучал по тебе, честно говоря. Мне требуется друг, который понимает; друг, который знает, каково это; кто-то, кто не боится устроить мне адское пекло, когда я облажался, но который может держать меня в узде и утешить, когда мне это необходимо. Ты нужна мне. Так что скажешь, Сью? Загладишь свою вину передо мной?”

Глубокая дрожь пробежала по телу Сьюзен, когда она прислонилась к стене. Девушка прижала Гарри к себе и заглянула в эти прекрасные нефритовые глаза, которые давали ей шанс на прощение и даже гораздо, гораздо больше. Её гормоны требовали действий, о которых она читала только в дрянных любовных романах, но она быстро подавила эти мысли. Это было не то, что в данный момент нужно им обоим. Если быть честной с собой, то он только что предложил ей то, в чём она нуждалась всё это время. Она предала друга, и теперь у неё появился шанс загладить свою вину. Но сейчас она знала, что есть кое-что ещё, необходимое им обоим в большей степени.

Она притянула его в нежные объятия, – мягкие, тёплые и заботливые, а не просто немного приятные. Она прижалась к нему так сильно, как только осмелилась, и почувствовала, как он расслабился в её объятиях и обнял её в ответ. Сьюзен уткнулась лицом ему в шею и почувствовала, как он вдыхает её запах, полностью расслабившись в её объятиях так же, как и она в его.

“Ты назвал меня Сью...” – прошептала она ему в шею. Она почувствовала, как Гарри хихикнул, хотя то ли потому, что она его пощекотала, то ли из-за её слов, – она не была уверена, да и он тоже. “Если ты хочешь, чтобы я была твоим другом, то я проведу свою жизнь, будучи самым лучшим другом, который у тебя когда-либо был, Гарри. Я причинила тебе боль, предала тебя, и я клянусь, что никогда не сделаю этого снова. Я сделаю всё возможное, чтобы загладить свою вину.”

Она крепче прижала его к себе, и хотя он обычно напрягался в крепких объятиях других, сейчас Гарри наслаждался ласковым моментом, который он делил с девушкой, практически укутавшей его в своей груди. Через мгновение он мягко прижал её к стене и почувствовал, как она протиснулась между ним и камнем, отчего её изгибы плотнее прижались к его телу.

‘О черт…’ – подумал Гарри, когда в его сознании промелькнули образы чего-то гораздо большего, чем просто дружеские объятия. ‘Я в полном дерьме.’

“Спасибо, Сью.” – сумел пробормотать Гарри, прежде чем попытался вырваться. Именно тогда он почувствовал слабость и, взглянув на всё увеличивающуюся лужу крови на полу, понял почему. Конечно, как он мог забыть? Его левая рука была разорвана когтями разъяренного Гиппогрифа. Сьюзен, казалось, тоже это поняла и, не колеблясь ни секунды, схватила его за здоровую руку и потащила последние несколько метров отделявшие их от лазарета.

Окончание главы