Малика с восточного побережья: исекай Глава 27– Большая ошибка

— Как тебе твоя работа?

Они с принцессой сидели в беседке на заднем дворе особняка — принцесса болтала не достающими из её позы до земли ногами, Малика гладила трёхцветную кошку, что забралась к ней на колени и подставила бок, несмотря на заметную сильную беременность.

— Нравится, — уверенно ответила Малика.

На самом деле Малика была крайне сверхквалифицирована для своей нынешней работы. Всё, чем она пользовалась при перепроверке документов — навык скоростного счёта (напрямую, как этому учили в школе, Малика считала медленно и небезошибочно, но подгонка под простые формулы позволяла быстро оценивать результат) и приобретённое ещё в школе умение расчленить предложение на составляющие, чтобы сложить назад во что-то доступное для понимания.

Тем не менее, работа при Надино, новой главе отдела планирования, Малике нравилась, поскольку была спокойной и — на удивление — небесполезной. Ошибки в документах действительно случались — в основном в формулировках, но встречались и неверные цифры. Почти всегда это были финансы, но однажды Малика собственноручно исправила количество перемещаемых в другой феод солдат, что, конечно, заставило её возгордиться (к сожалению, ненадолго). Где-то за полторы осьмицы Малика наконец смирилась с тем, что её вопли с требованиями привести составителя отчёта или юриста (ей вовсе не казалось, что собственноручно править документы безопасно) полностью игнорировались. Работала она медленно и въедливо, что радовало Надино и слегка раздражало её же. Но Малика ничего не могла с собой поделать: она никогда не умела что-либо кратко пересказывать, будь то устный разговор или книга. Каждый нюанс казался ей сюжетно важным.

Пушистая белая кошка запрыгнула на колени к принцессе, и, так как Малика и принцесса сидели рядом, без проблем дотянулась до трёхцветной соседки, чтобы лизнуть её в нос. Услышав со своих колен довольное мурчание, Малика даже подумала, не перенять ли этот метод сближения.

~

— Я пришла поговорить о Лакверцы, — принцесса наконец перешла к делу.

— Поздновато, тебе не кажется? — хмыкнула Малика.

— Мне нужно было понаблюдать за тобой, прежде чем рассказать, что на са́мом деле произошло.

— Так ты за мной следила, — нахмурилась Малика. Ей было неприятно, но в меньшей степени, чем она притворилась.

— Не думаю, что ты удивлена, — принцесса наигранно пожала плечами.

— Так что же ты можешь мне сказать о Лакверцы? — спросила Малика, намеренно заменив «хочешь» на «можешь». «Пусть выкладывает мне всё, что позволено, змея подколодная».

— Малика, как ты думаешь, почему мы его прикончили? — спросила принцесса, подаваясь всем телом вперёд к собеседнице.

Малика сдержала порыв отшатнуться и ответила, с ложным спокойствием глядя в ясные серые глаза:

— Потому что он начал заигрывать с разведкой?

— Он был бы рад тебя услышать, — хмыкнула принцесса, принимая прежнее положение. — Для таких заигрываний нужно иметь немало власти.

— Будь он жив, — в тон ей ответила Малика.

— Не надо ёрничать, — широко и недобро улыбнулась принцесса Динка. — Ты же не думаешь, что, раз ты выполняла мои указания, ты не разделишь со мной грех убийства?

Слово «грех», хоть и происходило от двубожцев, на побережье было термином скорее социальным, чем религиозным. Малика не могла от него отказаться. Поэтому она лишь кивнула:

— Продолжай.

— Малика, знаешь, откуда мне столько о тебе известно?

Малика замерла. Она столько времени не могла подобрать слов, чтобы задать этот вопрос — и вот ей предлагали его на блюдечке.

— Откуда?

— Лакверцы следил за каждым твоим шагом. Уже давным-давно и до самой смерти.

— Как? — быстро спросила Малика.

Принцесса была безжалостна:

— Я не врала, когда говорила, что Аноно — наш разведчик. Вот только он не был моим или Гана. Аноно — шпион Лакверцы.

Малика удержалась от закусывания губы.

— Аноно с самого начала следил прицельно за мной? Он... для этого со мной сблизился?

— Малика? — удивилась принцесса. — Это же ты с ним сблизилась.

— А... да, — Малика смутилась своим воспоминаниям. В юные годы она была довольно настойчива, особенно если дело касалось личных симпатий.

— Лакверцы просто очень повезло. Думаю, это началось, когда ты упомянула про нарколечебницы. Мне говорили, он сразу загорелся идеей...

Дальнейшую речь принцессы глубоко ошарашенная Малика слушала вполуха. Впрочем, всё было понятно и так.

«Так это не Лакверцы придумал нарколечебницы. Это я их “придумала”».

То же, видимо, касалось и многих других «открытий», о которых юная Малика всерьёз рассуждала или вскользь упоминала при Аноно. Вот, значит, как о них узнала принцесса.

— Я у него была одна такая?.. — слабо спросила Малика, прерывая увлечённо излагавшую историю Лакверцы принцессу Динку.

— У Лакверцы? Говорю же тебе, что нет, — принцесса нахмурилась, недовольная, что её не слушали. — Сначала не одна. Но потом он просто помешался на тебе. Даже как-то сторговался с полевой разведкой, и они облазили все окрестности, когда твоя лошадь понесла... Он был в ужасе от мысли тебя потерять... Поэтому, когда ты приехала, я даже не поверила сперва, настолько он спокойно с тобой—

— Погоди, Динка-химэсама, — снова вклинилась Малика. У неё голова шла кругом. Пришлось собраться с духом, чтобы наконец задать содержательный вопрос:

— Как насчёт его планов? Я не предсказывала никаких оползней. И всего остального.

Принцесса, довольная, похоже, что ей не обязательно пересказывать всю историю помешательства Лакверцы, ответила с явным энтузиазмом:

— Это вторая часть, после одержимости тобой. Видишь ли, из-за того, что, по его мнению, ты могла видеть будущее, ты была для него чем-то вроде божества.

— Я — и божества?

Это было просто смешно, учитывая, какой жалкой Малика себя чувствовала, однако принцесса Динка подтвердила:

— Да, но его это не устраивало. Он хотел быть божеством сам.

— Так он просто поехал крышей? — спросила Малика с радостью открытия.

— До тебя наконец дошло?.. — принцесса хмыкнула. — Но он не знал, ка́к быть божеством. Поэтому он решил притвориться им, чтобы приблизиться к мечте.

— Эм, что?

— Заставить всех поверить в его божественность, — пояснила принцесса. — Возможно, он руководствовался концепцией И́ни об истине...

— Как будто И́ню в наше время хоть кто-то воспринимает всерьёз, — пробормотала Малика. В моде давно и прочно установилась концепция проверяемости истины, которую Иня отвергала. Впрочем, обширная история философии прежнего маликиного мира заставляла предположить, что мода сменится ещё не раз, да и, вероятно, выберется из дихотомии.

— Малика, — напомнила принцесса Динка, — ты работала под началом Лакверцы. Как много планов ты успела подготовить?

— Я... — начала Малика и вдруг осознала, — точно, он же составлял кучу планов.

— Понимаешь ли, Лакверцы был гением, — ответила принцесса.

Последовала пауза, которую Малика неуверенно прервала:

— Вы довольно жестоки в своим гениям.

— Наоборот, он прожил так долго только из-за нас. Мы очень его ценили, поверь. Он умел удерживать в голове невероятное количество информации, прекрасно анализировал то, на что другие даже посмотреть бы забыли. Но даже он не мог предвидеть всё, — принцесса безэмоционально пожала плечами. — Поэтому он делал очень, очень много предположений.

— ...И?

— Ну... Чтобы однажды стать богом, он подчищал за собой следы. Просто уничтожал документы с неверными предположениями, до каких дотянулся.

Малика фыркнула неожиданным для неё самой смешком.

— Надеюсь, не сжигал? — она на автомате побеспокоилась о ненужных тратах бумаги.

— Сжигал, — драматично ответила принцесса Динка. — Мы смотрели на это сквозь пальцы, чем бы дитя ни тешилось, ведь он был нам так нужен. Но когда приехала ты, он стал полностью неконтролируем.

— И вы его убили, — горько резюмировала Малика.

— Малика, ты знаешь? За последнюю осьмицу перед казнью он спал один раз. Четыре часа.

— И что это должно мне сказать?

— Ничего особенного. Я просто хочу, чтобы ты знала, каким он был.

Малика откинулась на спинку скамейки, и свисающий завиток винограда пощекотал ей лицо.

— Слишком много всего, — призналась она. — Правда оказалась какой-то... сложной. Мне было бы легче думать, что он просто умел предсказывать будущее.

— Что поделать, — с неожиданным настоящим сочувствием произнесла принцесса, — бритва Ниши́ны не всегда работает верно, когда речь заходит о человеческих делах.

— Ты знаешь про бритву Ниши́ны?

— Так разве не ты подарила Нишине этот концепт?

Малика удержалась от вздоха. Похоже, Нишина, её приятная пожилая преподавательница, всё-таки проболталась кому-то, что не сама придумала бритву Оккама.

Окончание главы