Малика с восточного побережья: исекай Глава 25– Тонкий лёд (часть 1)

Малика пригубила чай, проверяя его температуру. Эта привычная предосторожность была здесь совершенно излишней: за то короткое время, что она провела в поместье, красавчик Рачён успел изучить её пристрастия, и чай всегда был горячим ровно настолько, насколько она любила. Неудивительно, что и Лакверцы сделал большой глоток своего напитка из цикория без всяких колебаний.

— Я не думаю, что у нас с тобой есть секреты от моего отдела.

— Надо же, — хмыкнула Малика, — ты так уверен, что я позвала тебя ради приватной беседы?

— Только что не был, — разулыбался Лакверцы, — но теперь ты это подтвердила. О чём ты хотела меня спросить? Снова хочешь знать, откуда я знаю будущее?

— Как ты угадал?

— Да никак. Просто это был единственный вопрос, который ты задала мне за всё это время. Но у меня нет для тебя никакого нового ответа.

«Хуже некуда, — Малика привычно удержала на лице маску (на этот раз лёгкого недоумения), тем самым не позволяя себе закусить губу. — Я ничего не понимаю про попаданчество. Понятия не имею, что он знает и что нет».

— Лакверцы, — начала она чуть медленнее, чем это выглядело бы естественно, — в детстве я прочитала книгу, написанную специально для моего возраста.

— «Книгу»? — усмехнулся Лакверцы. — Брошюрки с алфавитом теперь так называются?

— Нет. Это не была учебная литература.

Лакверцы на секунду замер, после чего уточнил ласково-недоумённым тоном:

— И такие книги бывают?

«Он давно должен был догадаться, что я ощупываю его со всех сторон. Скрываться дальше нет смысла».

— Лакверцы, послушай... — Малика опустила взгляд и даже приложила ладонь к виску, но спустя секунду встрепенулась и глянула собеседнику прямо в глаза: — Динка-химэсама правда любит Рачёна?

Лакверцы сделал паузу, и, когда он заговорил, снисходительного сочувствия в его тоне прибавилось:

— Младшая принцесса любит деньги и власть. Если ты хочешь ей понравиться, обеспечь ей это.

Малика вновь посмотрела на него. На этот раз она глубоко закусила губу, будто не замечая этого. Лакверцы мягко ей улыбнулся и добавил:

— Но учти, что пока что это никому не удалось.

Малика опустила взгляд на собственные руки, сцепленные в замок.

— Так ты хотела от меня любовного прогноза? — серьёзно спросил Лакверцы. — Для разведчицы это довольно... неожиданно.

«Что это? Он подсказывает мне выход?»

В одном Малика не сомневалась: Лакверцы подозревал её. Невозможно было не подозревать женщину, которая изобрела артефакты иного мира и тайно эти изобретения подарила.

Большой проблемой было то, что самой Малике были знакомы лишь два мира: мир из её прошлой жизни и этот, книжный, пересекающийся с предыдущим странной любовной историей. Если Лакверцы и был попаданцем, обязательно ли из мира маликиного прошлого? Были ли их прошлые миры существенно различны? Или, может быть, сходились во всём, кроме, к примеру, наличия Биг Бэна?

Или во всём, кроме наличия одного детского романа о принцессе?

Слега, которой Малика пыталась нащупать дорогу, всюду погружалась в трясину. Она видела только один путь: отбросить возможную вариативность. Этот выход она придумала давно, но только теперь, сидя перед Лакверцы, осознала, что вынуждена с ним смириться.

«Отныне я буду считать, что все попавшие в этот мир попали из моего прежнего».

Оставалось лишь согласиться на руку помощи, протянутую очевидным попаданцем.

— Некоторые вещи делают меня совсем глупой, — пробормотала Малика. — Так что, у неё есть что-нибудь с Рачёном?

— Нет, — ответил Лакверцы без раздумий, но и без пояснений.

— Ты внимательно смотрел? — с подозрением переспросила Малика.

— Нет, — повторил Лакверцы и добродушно засмеялся. — Ты права, она может не афишировать своё особое отношение... по каким-то причинам скрывать ото всех... — он покачал головой, продолжая улыбаться: — У меня нет даже интуитивной уверенности, что это не так, эта принцесса способна на всё. Но почему тебе вообще пришло в голову, что такое может быть?

«Вот оно».

Лакверцы слишком старался не быть заподозренным. Было множество способов предположить связь между принцессой и очаровательным гонцом-официантом, но Лакверцы изо всех сил делал вид, что оригинальная история не была ему знакома.

Как же это может помочь Малике выжить?

— Малика, — мягко сказал Лакверцы, — я работаю в разведке шестнадцать лет. Из них двенадцать принцесса была моей коллегой. И я—

— Погоди, — Малика похолодела, — она начала карьеру в пятнадцать?

— В шестнадцать, но я не об этом. Я о том, что я прекрасно её знаю. И поэтому могу сказать тебе: не доверяй нашей Динке-химэ.

— Что ты имеешь—

— Она предаст тебя без всяких сожалений, — перебил её Лакверцы. — Хотя какие там сожаления, она даже внимания на это не обратит. Чувства людей для неё ничего не значат.

— Так говорить о человеке... — мысли маликиной маски смешались, пока сама Малика была на взводе. В голове у неё восторженно пиликал датчик сердцебиения.

— Вообще не думай о ней как о человеке, — посоветовал Лакверцы.

«Наконец-то я могу это сказать».

— Так что же мне делать?

— А? — переспросил Лакверцы после короткой паузы, и выглядел он теперь по-другому: общее напряжение спало, а в голосе его возникло наивное недоумение. Малика тоже сменила интонации и теперь едва не хныкала:

— Ты только что сказал мне, что она, вероятно, рассматривает мой план, а теперь предлагаешь ей не доверять. Что мне делать?

— Просто работай как работается, — утешительно и в то же время будто бы облегчённо ответил Лакверцы. — Не убьёт же она тебя.

Малика откинулась назад в кресле. Ей не очень нравился Лакверцы в его образе рубаха-парня, но одно было понятно: Лакверцы не был плохим человеком. Теперь ей стало ясно, что по крайней мере он не хотел её смерти.

«Если подумать, всё ещё вполне возможно, что это он привёл меня сюда. Например, счёл, что самое безопасное место для меня — под его крылом».

Вот только маликино «работать как работается» означало шпионить за самим Лакверцы. И ей не было понятно, насколько честна она должна была быть в своей работе.

Окончание главы