В огне войны противоречивые чувства увядают Глава 4. Неудавшееся подношение девочки становится предзнаменованием беды

Спустя несколько дней Агула подарила Баиню сделанное ею ожерелье из волчьих зубов. Тот сразу же надел его и в ответ вытащил из-за пазухи давно заготовленный бычий рог ювелирной работы.

— Анда, этот горн я сделал своими руками. Внутри него вырезаны наши имена. Обязательно всегда носи его с собой!

Агула приняла горн из бычьего рога и сжала его в объятиях.

— Хорошо, буду всегда держать его при себе.

Маленькие юноши сидели на земле и наблюдали за беззаботно пасущимся вдали стадом овец. Устав, они прилегли и, вдыхая наполняющий округу аромат свежей травы, стали смотреть на тёмно-голубое небо, полное облаков самой разной формы. Слово за словом они общались, беседуя обо всём, что только приходило в голову, и делясь различными «маленькими секретами», что могут быть раскрыты только андам.

— Анда, вчера ночью я вставал пописать и услышал, как эцзи [1] плакала и кричала.

[1] Примечание автора: мать (на монгольском).

Агула перевернулась на бок:

— Что случилось? Она заболела?

В глазах Баиня промелькнуло лёгкое непонимание. Наклонив голову, он произнёс:

— Когда я незаметно поднял полог шатра, я увидел, как папа сидел на теле эцзи. На них обоих не было ничего надето и они двигались туда-сюда. Скажи, чем они могли заниматься?

Агула тоже впала в замешательство. Проведя какое-то время в размышлениях, она в конце концов покачала головой:

— Ты не спрашивал?

Баинь начал качать головой, словно погремушка-барабанчик [2]:

— Я не посмею! Мой папа жестокий, он ударит меня!

[2] Детская игрушка. Представляет из себя двусторонний барабанчик, по которому ударяют два шарика, подвешенных на веревочках. См. примечание в конце главы.

Подумав, Агула ответила:

— Если хочешь, я могу спросить у матушки, — нежный и ласковый характер Фужун был хорошо известен всем в степях.

— Хорошо.

Баинь одним ловким движением сорвал травинку и взял её в рот.

— Кого бы ты хотел в этот раз: младшего брата или сестру? — задал он новый вопрос.

— Младшего брата, — не раздумывая ответила Агула.

— И правда, у тебя ведь уже есть Номин.

— Моя мама тоже всегда хотела родить мне младшего брата... — осознав, что она сказала лишнее, Агула тут же замолчала. К счастью, Баинь не почувствовал ничего неладного.

— Анда.

— А?

— Когда мы сможем побить Харбару и его компанию?

Смотря на проплывающие в вышине облака, Агула с безразличным выражением лица произнесла:

— Возможно, через несколько лет.

***

По другую сторону природной границы. Начиная с момента своего восхождения на престол, Наньгун Жан искоренил коррупцию изнутри, назначал на должности, основываясь на способностях, осуществлял гуманное правление, прислушиваясь к воле народа. От прошлого правителя ему досталась огромная страна, в которой на каждом углу, куда ни посмотри, можно было встретить разруху и людские страдания, однако спустя всего три года работы государство было приведено в порядок. Кроме того, благодаря помощи главнокомандующего Лу Цюаня императорский двор сумел в кратчайшие сроки умиротворить крестьян предыдущей династии и подавить зарождающееся народное восстание.

Более того, в отношении убежища горных разбойников, которые своей численностью вскоре смогли бы сравниться с армией, Наньгун Жан избрал политику умиротворения. Изданный им указ о повинности императора [3] успокоил немалое число мятежных войск, не позволив вспыхнуть пламени войны. Кроме того, это решение спасло государственную казну от огромных трат.

[3] Указ о повинности императора (罪己诏 zuì jǐ zhào) — указ, в котором государь критиковал себя и свои деяния. Люди верили, что все бедствия являлись наказанием императору от небес за его политические ошибки. Если какое-либо бедствие (например, землетрясение или длительная засуха) случались, государь обязывался издать указ о повинности императора, в котором признавал собственную нехватку способностей и достоинства. Помимо издания указа, император покидал запретный дворец, налагал на себя пост, исповедовал вину или миловал нескольких заключённых.

Чтобы дать простому народу понять, что он являлся милостивым государём, Наньгун Жан самолично наметил план уменьшение расходов двора и даже в собственных повседневных приёмах пищи ограничился лишь четырьмя блюдами и одним супом.

Стоило новости об этом разнестись среди простого люда, было невозможно найти такого человека, что не был бы растроган до слёз. Отныне ни у кого более не оставалось каких-либо возражений.

После того как нынешняя ситуация наконец была стабилизирована, Наньгун Жан извлёк из этого урок и организовал реформу устройства императорского двора. Упразднялись левые и правые канцлеры [4]. Были учреждены три управления, в подчинении одного из которых находились шесть министерств [5]. Все обязанности были чётко разделены между двадцатью четырьмя ведомствами под юрисдикцией шести министерств. Помимо этого, отдельно от них был создан приказ девяти высших сановников [6], отвечавший за различные мелкие дела.

[4] В некоторые периоды истории при государе было два канцлера (чэнсяна; в различных переводах также можно встретить варианты «первый министр», «первый советник») — старший (букв. 左 левый) и младший (букв. 右 правый).

[5] Три управления и шесть министерств (三省六部 sānshěng liùbù) — основная структура административного управления Императорского Китая, учреждённая во времена династии Суй.

[6] Девять высших сановников (цинов) — собирательное название девяти высокоранговых чиновников, стоявших во главе девяти приказов (исполнительных органов, что подчинялись трём управлениям и шести министерствам).

В царстве Вэй более не существовало звания Верховного главнокомандующего. Верительные бирки на мобилизацию и перемещение войск [7] были поровну разделены; одна половина принадлежала императору, другая — главному воеводе [8].

[7] Вертикальные бирки, с помощью которых поднимают войска или сменяют провинциальных начальников. Обычно состояли из двух складывающихся половин.

[8] 太尉 tàiwèi — начальник военного приказа; командующий войсками. Высший чин военных чиновников.

В тридцать девятый день рождения Наньгун Жана странствующий по свету путешественник Юй Цзыци преподнёс ему карту под названием «мир вокруг девяти округов» [9]. Именно этот подарок открыл Наньгун Жану, что лежавшие по другую сторону природной границы земли, оказывается, были столь необъятными!

[9] 九州 jiǔzhōu — девять областей древнего Китая (Ян, Цзин, Юй, Цин, Янь, Юн, Ю, Бин, Цзи). В дальнейшем начало использоваться как официальное альтернативное название Китая.

Он пригласил Юй Цзыци на банкет и в конечном счёте принял решение оставить его на несколько дней в столице. Наньгун Жан с огромным вниманием слушал рассказы путешественника о том, что ему довелось увидеть и услышать за многие годы странствий. Разумеется, больше всего он старался узнать обо всём, что касалось северной стороны природной границы.

Когда Наньгун Жан услышал, что в землях к северу от природной границы водилось несметное количество животного скота и бесчисленные боевые кони, в уме этого государя с необузданными амбициями зародилась следующая идея: он уже успел заполучить поддержку государственных чиновников и любовь простого народа. Он непременно войдёт в историю как император, основавший государство — не было никаких оснований сидеть без дела, продолжая править лишь одной половиной государства.

***

Каждый год в честь наступления сезона плодородия пастбищ, начало которого обычно выпадает на седьмой-восьмой месяц, во всей степи устраивалось грандиозное празднество, длившееся на протяжении семи дней. Люди племён резали овец и убивали быков, устраивали танцы и песнопения, стремясь показать небесным духам благодарность за дарованное ими благословение. В течение этого периода все племена собирались вместе, и даже те из них, что в данный момент находились в состоянии войны, заключали друг с другом временное перемирие. Такова была традиция, сложившаяся по прошествии тысячи лет и накрепко вошедшая в жизнь этого народа.

Собрание в честь грандиозного празднования было самым любимым праздником детей. Под лидерством Сухбару племя Чэнли стало новым гегемоном степей, поэтому именно оно являлось хозяином этого торжественного собрания.

Каждое племя принесло с собой щедрые подарки. Явилось даже изгнанное на берега реки Лошуй племя Туба.

Ночью у подножия горы Момо на свободном пространстве перед ханским шатром горел огромный костёр. Крепкий запах жареного мяса наполнял воздух. Воины степей были увлечены беседой за чашей вина, а нарядившиеся в самые прекрасные одеяния женщины, взяв друг друга за руки, пели и танцевали вокруг костра.

Сухбару и его жена сидели вместе за одним столом. На данный момент Фужун находилась уже на пятом месяце беременности, поэтому Сухбару специально приказал кому-то постелить на её сидение драгоценную тигриную шкуру.

Когда прошло уже чуть больше половины пиршества, добрая часть воинов уже лежали на земле, сморённые пьяным сном. Даже Сухбару, отлично умевший выпивать, был тоже немного пьян. Устав играться, Агула вместе со своей младшей сестрой Сяоде вернулась к родителям. Фужун принялась нарезать мясо для своих детей.

— Каган Сухбару, — услышав голос, вся семья подняла головы. Их взгляду предстал крепкий мужчина с седыми волосами и бородой, что вёл за собой маленькую девочку семи-восьми лет по направлению к их столу.

Сухбару сделал взмах рукой и один из воинов постелил у одной из сторон стола звериную шкуру.

— Выходит, это дядюшка Эжихэ. Присаживайтесь, — пришедшим человеком в самом деле был каган племени Туба, Нагусы Эжихэ.

Внимание Агулы и Сяоде было приковано к маленькой девочке подле Эжихэ, что была одета в короткую куртку, сделанную из дорогого меха рыжей лисицы. Длинные ресницы, обрамляющие её блестящие глаза, легонько трепетали. Она с любопытством рассматривала двух сестёр.

— Это моя младшая дочь, Цзия [10]. Ей восемь лет.

[10] 吉 jí — счастье; удача; счастливая примета; благоприятствующий. 雅 yǎ — изящный, изысканный, красивый.

— Каган, хатун, — послушно позвала Цзия.

Сухбару кивнул и затем налил Эжихэ чашу кумыса:

— Прошу.

Двое подняли чаши и вместе осушили их залпом. Сухбару жестом приказал стоявшему позади него воину нарезать для Эжихэ мясо. Мгновение поколебавшись, тот в свою очередь негромко произнёс:

— В этот раз я пришёл, чтобы кое о чём договориться с каганом.

— А? Прошу, дядюшка, рассказывайте.

Агула заметила, что всё это время Цзия не отрывала от неё взгляда. В её глазах отражалась некоторая доля заинтересованности, а также какая-то мимолётная эмоция, значение которой Агула никак не могла истолковать.

— Слышал, ходит молва, что небесные духи даровали твоему сыну способность укрощать норовистых лошадей, а также что он превосходно стреляет из лука верхом на лошади?

Сухбару разразился громким смехом и притянул Агулу к себе:

— Это мой сын, о котором Вы говорите, Агула.

— Агула приветствует кагана Эжихэ, — матушка Агулы и Сяоде лично обучала своих дочерей правилам вежливости. Пусть Фужун никогда не читала книг, по природе своей народ царства Вэй с рождения обладал чуть большим смирением и кротостью, чем жители степей.

К сожалению, её вежливость не сумела произвести хорошего впечатления. Эжихэ со смешанными чувствами смерил Агулу взглядом: он совсем иначе представлял себе этого легендарного одарённого ребёнка степей. Он предполагал, что Агула унаследует превосходную кровь Сухбару, но вопреки ожиданиям он куда больше был похож на не обладающую благородным происхождением мать-южанку. Его тело было хилым и слабым, и только лишь янтарными глазами Агула пошёл в своего отца. Маленькая девочка рядом с ним, напротив, была куда больше похожа на представителя народа степей, однако, к большой досаде, и у неё было одно отличие — чёрные глаза, как у южан.

Эжихэ тяжело вздохнул про себя: племя Туба было изгнано на границу. Небесная река непрерывно меняется, и каждый год её воды выходят из берегов. Домашний скот постоянно недоедал. По итогу последних нескольких лет племя Туба оказалось в шаге от полного истощения ресурсов. Хоть он и заключил брачный союз с племенем Вэйкэ, он всё равно не смог рассчитывать на что-либо — те слишком боялись Сухбару, чтобы отважиться помогать им!

— Цзия родилась, когда мне было сорок девять. Она — чистая жемчужина моей души [11]. В этот раз я планирую оставить Цзию в племени Чэнли под опекой кагана Сухбару.

[11] 明珠 míngzhū — чистая жемчужина; драгоценность, сокровище (также обр. о золотом, талантливом человеке, о дорогой вещи).

В момент когда эти слова прозвучали, не было никого счастливее Сяоде: в племени Чэнли всё ещё не было девочек её возраста.

В сердце Фужун проскользнуло дурное предчувствие. Она незаметно взяла руку мужа. Чтобы успокоить свою супругу, Сухбару сделал в ответ то же.

— Раз дядюшка настолько дорожит ей, всё же будет лучше, чтобы девочка росла рядом с Вами. Зачем оставлять её мне?

Эжихэ с огромным трудом проглотил вздох, который практически вырвался наружу, и через силу натянул на лицо улыбку:

— Говоря об этом, изначально наши племена должны были заключить брачный союз... — заметив лёгкую перемену в лице Фужун, Эжихэ тут же сменил тему разговора. — Агула и Цзия ровесники. Я позволю Цзие в течение нескольких лет расти у тебя. Когда Агуле исполнится тринадцать, он сможет жениться на ней! В этот раз я привёл с собой тысячу жирных овец, пятьсот крепких быков, сотню славных лошадей и сотню готовых звериных шкур в качестве приданного Цзии. Я всего лишь надеюсь, что ты сможешь уступить несколько плодородных пастбищ для меня и моего племени.

Эжихэ крепко сжал свои колени обеими руками. Морщины на его лице туго натянулись. Он чувствовал, как всё его достоинство медленно истекало кровью. Только подумать, насколько величественным в прошлом было его племя Туба в прошлом? С тех пор не прошло и десяти лет, однако оно пришло в такой упадок, что ради мира ему приходится приносить в дар собственную дочь!

«Бам!», ножик в руке Фужун с шумом упал на стол. Сидящая рядом Сяоде сияла улыбкой. В свою очередь Агула, наклонив голову, глубоко погрузилась в размышления: она ведь тоже женщина. Разве может она жениться на другой женщине? Однако как бы она не хотела узнать ответы на множество возникших вопросов, она не смела бездумно спрашивать что-либо: когда она в прошлый раз помогла Баиню спросить её матушку, её хорошенько побили за это! Её зад был весь опухший целых два дня!

Сухбару снова и снова сжимал руку жены. Лишь почувствовав обжигающее тепло ладони мужа, Фужун смогла чуть-чуть успокоиться.

— Что такое дядюшка говорит? Я зову Вас дядей, следовательно, мне Цзия приходится младшей сестрой. Раз уж мы заговорили об этом в таком ключе, получается, что младшая сестра Цзии старше Агулы на поколение.

Люди степей совершенно не придавали значения ни кровному родству, ни различию в порядке поколений. Младший брат без каких-либо проблем мог взять в жёны супругу своего старшего брата, погибшего в сражениях. Иногда случалось и так, что сын женился на наложнице погибшего в бою отца хана. Однако в этих словах Эжихэ услышал скрытую насмешку: после того как Сухбару разорвал помолвку, Эжихэ был вынужден вместо этого выдать свою дочь за принца племени Вэйкэ, что также был младше его дочери на поколение. Неужто сейчас Сухбару высмеивал его за то, что он жертвовал собственными дочерьми ради выживания?

На выражение лица Эжихэ было неописуемо больно смотреть. Сухбару оказался даже в более безвыходной ситуации: какое бы решение он сейчас не принял, они оба принесут одинаково плохой результат. Если бы Фужун не была сейчас здесь, он бы, возможно, на первое время ответил согласием: с одной стороны, отказать кагану племени Туба, пришедшему лично просить о заключении мира, было всё равно что объявить войну, а с другой стороны, они предлагали крайне щедрое приданое. Сегодняшнее племя Туба не шло ни в какое сравнение с тем, каким оно было когда-то; то, что Эжихэ смог собрать такое приданое, само по себе означало, что он, демонстрируя слабость, умолял о снисхождении. Если бы Фужун не была сейчас здесь, он бы точно согласился — в ближайшем будущем у них с Фужун родится сын, который и сможет жениться на Цзие...

С чувством вины, камнем лежащим на душе, Сухбару налил полную чашу кумыса и протянул её Эжихэ, однако тот рукой опрокинул её. Воины из охраны двух каганов друг за другом обнажили сабли, а Агула инстинктивно взяла Сяоде в руки, защищая её.

Эжихэ несколько раз холодно усмехнулся и, указав пальцем на нос Сухбару, сказал:

— Как прекрасно с твоей стороны, Сухбару. Я, Эжихэ, запомнил это.

Закончив говорить он, пребывая в полнейшей ярости, взял Цзию за руку и спешно ушёл прочь.

Примечание переводчика:

[2] Погремушка-барабанчик (кит. 拨浪鼓  болангу):

Окончание главы