В огне войны противоречивые чувства увядают Глава 11. Заведя друга, начать постепенно укреплять свои позиции

Не дожидаясь, пока утренняя заря окрасит небосвод, желающие принять участие в экзамене на получение звания туншэн начали друг за другом входить в город. С того самого момента, как Наньгун Жан взошёл на престол, он отдавал все свои силы и разум ради процветания страны; он обращал особое внимание на вопросы культуры и с уважением относился к военному делу. Именно поэтому экзамены на получение звания туншэн придерживались очень высоких стандартов. Дорогу от городских ворот до экзаменационного зала, по которой проходил каждый участник экзамена, тщательно подмели рано утром. Все торговые лавки поблизости были тише воды и ниже травы.

Округ Юньчжоу — это большой округ, граничащий со столицей. Многочисленные учащиеся, которые пришли к тому же умозаключению, что и Ци Янь, стекались сюда со всех концов страны. В большинстве случаев они путешествовали с одной лишь дорожной сумкой за спиной, однако находились и те, кого сопровождали телохранители или служки.

Поскольку Наньгун Жан всеми силами продвигал идею бережливости во всём, одежда большинства учащихся совсем не отличалась роскошью и изысканностью. Если же кто-то желал подчеркнуть свою принадлежность к определённому сословию, существовал самый наглядный способ сделать это — при помощи манеры ходьбы. 

Те юноши, что шли бодрой и лёгкой походкой и быстро размахивали рукавами, попутно осматриваясь по сторонам, несомненно, были учащимися из бедных семей.

Те же, кто всё время смотрели строго вперёд, словно ничего не могло заставить их перевести взгляд в сторону, шагали бесшумно и уверенно, расправив плечи, по большей части являлись выходцами из интеллигентных семей.

Если же во время ходьбы кто-то выпячивал грудь, но при этом не задирал голову, беззвучно шагал, не двигая верхней частью тела, и держал одну руку в районе между грудью и животом, пока вторая, скрытая в широком рукаве, покачивалась в ритм движениям, то можно было сказать наверняка: этот человек был благородным молодым господином из знатного владетельного рода.

Эта манера ходьбы досталась людям царства Вэй от предыдущей династии. Она называлась «культурная и элегантная манера».

«Культурная и элегантная манера» не ограничивалась одной лишь ходьбой; она включала в себя множество других аспектов, как, например, манера высказываний и действий. Любой, кто захочет познать её суть, будет вынужден не только тренироваться с раннего детства, но и потратить немалые деньги на учителя этикета, который заботливо и тщательно обучил бы всему тому, что знает сам. Ци Янь уже как-то сталкивалась с культурной и элегантной манерой — ею владела её наставница. Вот только она никогда не обучала этому Ци Янь.

Ци Янь всегда было очень любопытно, кем же на самом деле является женщина в маске, однако все книги, которые она читала, отбирались лично наставницей. Поэтому Ци Янь могла сделать лишь один вывод на основе редких нитей паутины и следов копыт [1], проявлявшихся в повседневной жизни: женщина в маске происходила из владетельного рода и однажды входила в число знати.

[1] 蛛丝马迹 zhūsī mǎjì — (букв.) нить паутины (которая ведёт к жилью паука) и следы копыт лошади (или сверчка), (обр.) ключ к разгадке, след, путеводная нить, зацепка.

До начала экзамена ещё оставалось какое-то время. Перед дверями экзаменационного зала стояло шесть квадратных столов. Учащиеся выстроились в шесть линий и тихо ждали, когда их начнут запускать.

Вдруг послышалась ругань. Нахмурившиеся из-за этого учащиеся покосились в сторону шума: их взору предстал молодой господин в парчовых одеждах, вальяжно развалившийся в паланкине, который несли на плечах двое слуг.

Ци Янь бросила взгляд в их сторону и затем сразу же отвела его обратно. Дин Фэншань пришёл.

Слуги подошли с паланкином к началу самой крайней шеренги, после чего один из них грубо оттолкнул стоявшего первым учащегося:

— Уступи место!

На вид этому учащемуся, облачённому в застиранный белый халат из грубой ткани, нельзя было дать больше тринадцати-четырнадцати лет. Его лицо вспыхнуло от ярости:

— Как ты можешь проявлять подобную грубость в таком важном месте, как экзаменационный зал?

Слуга не воспринял эти слова всерьёз. Он во всеуслышание обругал его:

— То, что великий молодой господин поместья Дин воспользуется твоим местом, — это огромная удача, ради которой ты всю свою прошлую жизнь совершал добрые дела! Прочь с дороги!

Юноша на мгновение остолбенел. Очевидно, он прекрасно знал о статусе Дин Фэншаня. Его энтузиазм резко угас. Мельком взглянув на Дин Фэншаня, он пробормотал:

— Хорошо, я уступлю, — он взял в руки дорожную сумку и встал в самый конец очереди.

Слуга повесил на плечо Дин Фэншаня тканевый мешок с четырьмя драгоценностями рабочего кабинета [2], сделал поклон и сказал:

— Молодой хозяин, Ваш ничтожный слуга желает Вам быстрой победы [3] в императорских экзаменах!

[2] 文房四宝 wénfáng sìbǎo — широко распространенное в позднеимперском Китае образное выражение: под четырьмя драгоценностями подразумеваются кисть, бумага, тушь и тушечница. Считались символами просвещенного человека и были необходимы для подготовки к имперским экзаменам кэцзюй, приносящим богатство и общественное признание. Как маркеры статуса, они имели не только практическое, но и ритуальное значение.

[3] 旗开得胜 qíkāidéshèng — только развернулись знамёна ― как победа уже одержана; с самого начала добиться успеха; одержать скорую победу.

Многие присутствующие усмехнулись про себя: слова этого слуги не только были сказаны невпопад, но и звучали невероятно грубо. Дин Фэншань участвовал в экзамене на получение звания туншэн в возрасте девятнадцати лет — это уже считалось чем-то из ряду вон.

Только один человек холодно фыркнул и пренебрежительно произнёс:

— Невежда.

Ци Янь повернула голову в сторону звука. Говорящим оказался юноша примерно её возраста, в лёгкой одежде и с дорожной сумкой на спине. У него на поясе висела прозрачная нефритовая подвеска.

Почувствовав взгляд Ци Янь, юноша повернулся к ней с холодным выражением лица. Однако, стоило ему увидеть её особенные янтарные глаза, он тут же изменил тон:

— Что дорогой друг думает об этой ситуации?

Ци Янь спокойно ответила:

— К чему же беспокоиться о посторонних? Стоит просто оставить это ему.

Юноша тщательно обдумал слова Ци Янь, после чего с улыбкой кивнул. Негодование в его сердце значительно утихло.

— Ваш покорный слуга — Гунъян Хуай [4] из столицы, по второму имени [5] Байши [6]. Это «белые скалы» из «Чисто омытые белые скалы».

[4] 公羊 gōngyáng — баран. 槐 huái — софора японская.

[5] 字 zì — имя, даваемое в древности при вступлении человека в брачный возраст (юношам в возрасте 20 лет, а девушкам — в возрасте 15-20 лет), когда он или она становятся полноправным членом рода.

[6] 白石 báishí — белый камень.

Ци Янь приподняла уголки губ:

— Бурные, бурные воды реки. Чисто омытые белые скалы. В белой одежде, что с воротом алым, в У я тебя, милый мой, провожала. Свижусь ли я, мой любимый, с тобою? Только о радости я помышляла [7].

[7] Отрывок из стиха (песни) «Бурные, бурные воды реки». Входит в раздел «Нравы царств» («Гофэн», 国风 guófēng) «Книги песен» («Шицзин», 诗经 shījīng) (пер. А. А. Штукина).

Гунъян Хуая наполнила огромная радость.

— Дорогой друг владеет огромными знаниями. Могу я узнать Ваше имя?

— Ци Янь из округа Цзиньчжоу. Пока ещё не получил второе имя.

Гунъян Хуай сложил руки у груди и поклонился.

— Рад встрече, рад встрече.

Ци Янь ответила ему тем же вежливым жестом, хоть в данный момент она думала совсем о другом.

Жителю чрезвычайно процветающей столицы не было никакой необходимости окольными путями добираться до округа Юньчжоу, чтобы принять участие в экзамене. К тому же, его уникальная фамилия, «Гунъян», напомнила Ци Янь об одном человеке.

Женщина в маске периодически давала Ци Янь свитки, в которых содержалась информация о некоторых важных столичных и провинциальных чиновниках. В их число входил глава приказа по делам императорского рода, носивший фамилию Гунъян.

Из экзаменационного зала вышло двенадцать людей. Они остановились перед квадратными столами и затем громко и чётко объявили:

— Каждый из вас должен положить все свои вещи на стол для досмотра, а также снять верхнюю одежду. Любой, кто принёс с собой шпаргалки, будет немедленно исключён из списка участников экзамена или подвергнут мягкому наказанию. Сразу после этого их допуск к экзаменам будет аннулирован на три года!

«Бах!» — Дин Фэншань швырнул на стол тканевый мешок. 

— Можете проверять мои вещи сколько влезет, однако этот молодой господин не собирается снимать свою одежду.

Очевидно, проверяющий узнал Дин Фэншаня. Он натянул на лицо улыбку, проверил его вещи — и то, только для соблюдения формальностей — и спешно пропустил его. До ушей Ци Янь снова донёсся голос Гунъян Хуая:

— Неужели даже власти этого округа Юньчжоу боятся его?

Ци Янь шёпотом ответила:

— Ваш покорный слуга никогда до этого не был в округе Юньчжоу и потому не знает подробностей.

— Гм, я его не боюсь.

Ци Янь молча опустила глаза; она окончательно убедилась в своей догадке о личности Гунъян Хуая. Глава приказа по делам императорского рода относился к третьему рангу и, к тому же, являлся одним из приближённых императора, служащим во внутреннем дворе [8]. Отец Дин Фэншаня Дин И, хоть и обладал военной властью, был всего лишь полководцем охраны четвёртого ранга. Разумеется, Гунъян Хуаю не было никакой нужды бояться.

[8] 内廷 nèitíng — жилые покои [императорского] дворца. Место, в котором император управлял делами государства, отдавал приказы и т.д.

Приказ по делам императорского рода заведовал всеми делами родственников императора. Дружба с Гунъян Хуаем очень пригодится для её будущей мести. Гунъян Хуай никогда бы и не подумал, что четырнадцатилетний юноша подле него втайне замышляет подобное.

Очень скоро подошла их очередь. Им не полагалось такое же особое обращение, что и Дин Фэншаню. Они выложили на стол все свои вещи и затем сняли верхнюю одежду, позволяя академикам обыскать их.

Грудь Ци Янь была плоской, а спина — вытянута в струнку. Весь её внешний вид излучал спокойствие и невозмутимость. Наставница была права: личина женщины бы только мешала исполнению её мести. Теперь, когда она закончила принимать лекарство, она могла больше не беспокоиться за свой тыл.

Ци Янь встала позади Гунъян Хуая. Экзаменатор зачитывал список, содержащий полные имена и места рождения учащихся. Дойдя до Гунъян Хуая, экзаменатор, очевидно, на мгновение заколебался. Потому, вручив Гунъян Хуаю деревянную табличку, он спросил:

— Из столицы?

Гунъян Хуай кивнул. При виде этого экзаменатор, похоже, подумал о чём-то. После того как все учащиеся вошли в аудиторию и расселись по местам, главный экзаменатор поднялся на высокую платформу и произнёс несколько формальных фраз. Взглянув на цвет неба, он приказал подчинённым принести большой медный треножник и опустить в него толстую палочку благовоний.

— Час настал. Раскрывайте свитки.

Экзамен на получение звания туншэн отличался от весеннего и осеннего экзаменов. Несмотря на то, что он проверял знания по трём дисциплинам, на его выполнение отводилось всего три шичэня, поскольку вопросы в нём были крайне просты. В экзамене могли попасться следующие темы: экзаменационное ши [9], рассуждение о канонических текстах, уставное фу [10] и сочинение о принципах управления государством. Из этого перечня и выбирались три дисциплины.

[9] 试帖诗 shì tiě shī — разновидность ши, часто использовавшаяся на императорских экзаменах. Появилось во времена династии Тан. Большая часть экзаменационных ши представляла собой пятисловные стихи с шестью или восемью парами параллельно построенных строк. Стих писался на тему древнего поэта или на основе темы из классики. Ши — жанр китайской поэзии, возникший из народных песен II—IV веков в период Южных и Северных Династий. Ши обычно состоит из строк в четыре, пять, семь, реже шесть иероглифов. Для ши характерен строгий метр и строгий порядок чередования тонов.

[10] 律赋 lǜfù — фу, построенные по правилам смыслового и грамматического параллелизма. Количество иероглифов в каждой строке уставного фу совпадает. Фу — жанр китайской поэзии, сочетающий в себе элементы прозы и поэзии. Дескриптивная поэма, или поэма-описание, часто одического характера. Очень часто поэты, писавшие в жанре фу, использовали максимально разнообразную лексику, добавляя в стихотворение немало архаичных и редких слов.

Взгляд Ци Янь мгновенно потяжелел, стоило ей только развернуть свиток и увидеть задания.

В первом задании, темой которого было экзаменационное ши, требовалось написать ши из двенадцати пятисловных строк, взяв за основу «Троесловие» [11].

[11] 三字经 sānzìjīng — один из классических китайских текстов. До начала XIX века с него официально начиналось домашнее обучение детей. Текст был написан в стихах, каждая строчка которых состояла из трёх иероглифов. Благодаря небольшой длине и простоте текста, дети осваивали многие повседневные иероглифы и базовую грамматику, изучали элементы китайской истории и основы конфуцианской морали.

Второе задание, рассуждение о канонических текстах, тоже было написано обиняками: «толкование и оценка канонических текстов». Это задание могло показаться странным, однако любой хоть немного образованный человек с первого взгляда поймёт, что оно никуда не годилось!

Изначально толкование и оценка канонических текстов были двумя разными дисциплинами. После своего воцарения Наньгун Жан провёл реформу системы императорских экзаменов и объединил их в одно задание — «рассуждение о канонических текстах». Ещё в эпоху Южных династий [12] великим мастером Лю Се [13] был написан трактат «Дракон, изваянный в сердце письмен» [14]. В нём подробно описывались причины, следствия и взаимосвязи между идеями и оценкой канонических текстов. Чтобы успешно сделать это задание, требовалось просто взять и немного отредактировать текст этого произведения!

[12] Северные и Южные династии — период китайской истории между 420-589 годами, пришедший на смену периоду шестнадцати варварских государств. Эпоха гражданских войн и политического хаоса, но также расцвета искусства и культуры, технологического прогресса, распространения даосизма и махаяны.

[13] Лю Се (刘勰 liú xié), по второму имени Яньхэ (彦和 yànhé) — поэт, монах, политик и литературный критик эпохи Северных и Южных Династий, признаваемый автором трактата «Дракон, изваянный в сердце письмен» («Вэньсинь Дяолун»).

[14] 文心雕龙 wénxīn diāolóng — трактат эпохи Шести династий о китайской литературной эстетике; самое значительное литературное теоретическое сочинение эпохи Шести династий и всей литературной критики раннесредневекового Китая. В данной работе Лю Се опирается на сочинение автора Лу Цзи «Вэнь фу» и объясняет его. Центральными проблемами в трактате являются: происхождение изящной словесности, её основы и составляющие жанров; природа поэтического творчества, организация литературного произведения.

Третье задание, сочинение о принципах управления страной, было даже более абсурдным. Экзаменатор умудрился выбрать политику, в которой разбирался даже простой народ: обмен ценных бумаг на лицензию на продажу соли.

Обмен ценных бумаг на лицензию на продажу соли — это ещё одна новая политика, введённая Наньгун Жаном после прихода к власти. В наследство от императора предыдущей династии ему достались хаос и развал. Прошлый император, утопавший в роскоши и разврате, высасывал все соки из казны и взимал с людей тяжёлые налоги, чтобы удовлетворить свои желания.

Став императором, Наньгун Жан отменил многие дополнительные поборы и освободил людей от земельных налогов и податей. Хоть таким образом ему и удалось успокоить народные массы и снискать их признание, главная проблема — пустая казна — так и оставалась не решена. И тогда он провозгласил новую политику: обмен ценных бумаг на лицензию на продажу соли. Императорский двор, как и прежде, взимал налоги под различными предлогами, однако теперь местные органы власти выдавали крестьянским семьям официальные документы под названием «ценные бумаги», которые можно было позже обменять у эмиссара по соляным делам на «лицензию на продажу соли».

Какая бы династия ни находилась в данный момент у власти, выварка соли и выплавка железа всегда регулировалась государством. Любой человек, который занимался продажей контрабандной соли [15], приговаривался к смертной казни. Однако «лицензия на продажу соли» позволяла в течение года торговать контрабандной солью на законных основаниях. Соль была отличным источником дохода. Особенно это касалось богатых природными ресурсами и густонаселённых прибрежных районов — её продажа здесь сулила баснословную прибыль! Крестьянские семьи вмиг начали, словно обезумевшие, добровольно сдавать зерно местным органам власти, чтобы заполучить «ценные бумаги».

[15] Императорский двор обладал монополией на соль и железо. Соль, продаваемая не через правительственные организации, считалась контрабандной.

Наньгун Жан не только решил срочную проблему, но и заработал себе блестящую репутацию. На второй год он втайне передал указ: теперь ведомство по соляным делам ежегодно выдавало настолько мало лицензий на продажу соли, что их можно было сосчитать на пальцах. Десятки тысяч простых людей крепко держались за их «ценные бумаги» и с нетерпением ждали возможности обменять их на лицензию на продажу соли. Масса крестьянских семей каждый год туго затягивали пояса [16] и добровольно обменивали собранный урожай на «ценные бумаги».

[16] 勒紧裤腰带 lēijǐn kùyāodài — (разг.) затянуть потуже пояса (вынуждено ограничивать себя в питании, сохраняя потребление жизненно важных, необходимых продуктов).

В год введения этой политики Ци Янь было всего лишь десять лет. В своё время женщина в маске провела для неё глубокий анализ её плюсов и минусов. Женщина в маске сказала: 

— На словах эта политика служит интересам народа. На деле же это гнусный план. Однако она действительно отвела от лжединастии нависшую над ней беду.

Когда Ци Янь было тринадцать, женщина в маске снова подняла эту тему и поручила ей самостоятельно проанализировать плюсы и минусы. Ци Янь сказала: 

— Если политика обмена ценных бумаг на лицензию на продажу соли не будет упразднена за эти десяти лет, то в лучшем случае повсюду поднимется волна народного возмущения. В худшем случае весь мир погрузится в пучины хаоса. Наньгун Жан воспринимает народ Поднебесной как луковицы: их выращивают и удобряют, чтобы впоследствии срезать и отправить на стол. Такой гнусный план мог быть придуман только мастером своего дела. Таким образом, всё, что представляет собой этот человек, — это лживый образ. Он не обладает великодушием, кругозором и умениями государя.

Женщина в маске довольно кивнула, а затем, мрачно посмотрев на Ци Янь, произнесла:

— Погрязшие в зле сами обрекают себя на гибель. Правление семьи Наньгун не продлится долго. У тебя осталось совсем немного времени. Если Поднебесная падёт от чужой руки, ты никогда в этой жизни не сможешь отомстить за уничтожение своего государства и истребление народа.

Ци Янь вернула своё внимание настоящему. Она взяла в руку кисть, опустила её в чернила и провела ею по черновику. Увидев, что чернила достигли необходимой плотности, она закатала рукава и приступила к письму.

Экзамен на получение звания туншэн был не более чем кирпичом, которым стучат в дверь [17]. Ци Янь намеренно сдерживала свой талант в каллиграфии. Её письмо чётко соответствовало нормам. Вот только её хороший почерк, сочетающий в себе мускулы Яня и кости Лю [18], никак не мог принадлежать четырнадцатилетнему юноше.

[17] 敲门砖 qiāoménzhuān — кирпич (камень), которым стучат в дверь [чтобы открыли] (обр. в знач.: средство достижения цели; золотой ключик; трамплин (напр., к карьере).

[18] 颜筋柳骨 yánjīn liǔgǔ — мускулы Яня, а кости Лю (обр. о твёрдом выразительном почерке; по именам знаменитых каллиграфов — Янь Чжэньцина и Лю Гунцюаня).

Почему же экзаменационные вопросы оказались настолько лёгкими? Ци Янь уже знала ответ на этот вопрос.

Она даже не подозревала, что семья Дин обладает таким всепоглощающим могуществом. Они оказались в состоянии даже управлять экзаменом на получение звания туншэн, чтобы обеспечить Дин Фэншаню успешную сдачу.

Младший шурин главного воеводы Лу Цюаня, полководец охраны четвёртого ранга. Вот так семья Дин!

Письмо Ци Янь напоминало плывущие облака и текущие воды [19]. Лишь когда на бумаге был выведен последний иероглиф, её кисть наконец-то остановилась. Она беглым взглядом проверила написанное. Дождавшись, когда чернила высохнут, Ци Янь накрыла бумагу для экзамена листом черновика и прижала её деревянным брусом, а затем встала со своего места и пошла мыть кисть и тушеницу. 

[19] 行云流水 xíngyún liúshuǐ — плывущие облака и текущая вода; обр. в знач.: а) подвижной, живой, свободный (о стиле литературы, рисования и пения); б) скоропреходящий, быстротечный).

Окончание главы