В огне войны противоречивые чувства увядают Глава 2. Юношеская дружба скрепляется узами анд

Перед наступлением ночи Сухбару отправился лично осмотреть загоны для скота. Наказав нескольким солдатам, ведущим дозор этой ночью, быть внимательнее, он поспешил обратно в огромный шатёр.

Зимой скот являлся залогом выживания всего племени. В это время года Сухбару ежедневно и бесперебойно устраивал обходы. В особенности это было применимо к последним нескольким годам, когда племя Чэнли и племя Туба скрытно и в открытую вели между собой непрестанную борьбу. Пусть два могущественных племени пока ещё формально не разорвали все свои отношения [1], начиная с осени, маленькие племена в подчинении племени Туба регулярно провоцировали племена, находящиеся под покровительством племени Чэнли. Как они могли решиться на такое, если не были уверены, что им всё сойдёт с рук?

[1] Используется выражение 撕破脸 sīpòliǎn — (букв.) разорвать лицо; в значении «(публично) разорвать отношения; прекратить отношения; рассориться; портить отношения».

Сухбару холодно, с презрением фыркнул: он узнал, что после того, как три года назад он самолично расторгнул брачный союз с племенем Туба, ту принцессу попросту выдали за принца из племени Вэйкэ. Вслед за этим Сухбару подумал о своей жене, ожидавшей его в шатре, и на его лице тут же расцвела тёплая улыбка. Он стал идти ещё быстрее.

В огромном шатре всё ещё горел свет. Прежде чем войти внутрь, Сухбару снял холодную и мокрую верхнюю одежду и оставил её на вешалке [2] у входа.

— Ты беременна. Просто оставь всё это другим женщинам племени, — увидев, что Фужун шила одежду под светом масляной лампы, сказал он.

[2] Вероятно, речь идёт об адалбакане — шесте с ответвлениями, предмете домашнего обихода. Применяется в юрте в качестве вешалки. Также поддерживает лёгкую ширму, отгораживающую часть юрты, где хранятся продукты, утварь. Адалбаканы изготовляют из дерева, металла и других материалов, украшают резьбой, драгоценными металлами, костью.

Фужун подняла голову и сердито посмотрела на него.

— Говори тише. Агула только уснула, — не прекращая шить, мягко произнесла она.

Сухбару перевёл взгляд в сторону крепко спящей маленькой девочки и с улыбкой ответил:

— Мэйцзы может быть спокойна: этот ребёнок спит настолько крепко, что даже гром её не разбудит.

Когда Фужун это услышала, в её глазах отразилось беспокойство любящей матери. Она выпустила из рук наполовину законченную куртку из звериной шкуры и нежно погладила округлившийся живот.

— Надеюсь, что в этот раз это будет мальчик.

Сухбару не распознал тревогу в словах своей жены. Он непринуждённо присел и начал воодушевлённо рассказывать:

— Мэйцзы, сегодня на тренировке по стрельбе Агула натянула маленький гибкий лук и, выстрелив из него с расстояния пяти шагов, неожиданно смогла попасть точно в центр мишени. Я привёл ей маленького жеребёнка, но, удивительно, он не понравился ей, и вместо этого она пожелала ехать на моём Чёрном Ветре, — когда он дошёл до этого момента, лицо Сухбару отразило огромную гордость. — Даже я сам смог натянуть маленький гибкий лук только в четыре года! Практически все дети нашего народа делают это в возрасте шести лет, но это не значит, что им удастся сразу попасть в центр мишени. Наша Агула может всё это уже в три года! Уверен, вскоре никто, кроме неё, не сможет даже надеяться на звание «Джэбэ» [3].

[3] Джэбэ — монгольский военачальник, темник, один из лучших полководцев Тэмуджина-Чингисхана. Джэбэ сыграл огромную роль в расширении территорий империи Чингисхана. Описывался как «величайший в истории генерал от кавалерии». Также является наивысшим воинским званием в Монгольской империи.

Фужун едва слышно вздохнула:

— Правда? Этот ребёнок меняется каждый день. Та короткая курточка, которую я сшила для неё совсем недавно, уже успела стать ей немного мала...

Фужун ещё раз прикоснулась к своему круглому животу: милостивые небеса, пожалуйста, пусть только в этот раз родится мальчик. Так они смогут скорее восстановить положение её дочери.

— Нашей дочери только три. Мне кажется, тебе не стоит вести её завтра на пастбище.

— Почему? — Сухбару приподнял брови.

Фужун пару раз уже собиралась что-то сказать, но всё никак не могла решиться окончательно. Однако в конце концов под терпеливым взглядом её мужа она всё же произнесла:

— Сегодня... Агула увидела маленького сына рода Гуци... — лицо Фужун в мгновение залилось краской. Смущение, будто вставший в горле ком, не давало ей договорить.

— В чём дело? Он обидел Агулу? — спросил Сухбару.

— Нет... Просто... Просто Агула увидела, как он справлял нужду, и по возвращению начала расспрашивать меня, почему он делает это не так, как она.

Сухбару похлопал свою жену по плечу и утешающе произнёс:

— Маленькому сыну рода Гуци всего четыре. К тому же, Агула всё ещё ребёнок, не пройдёт и пары дней, как она забудет об этом.

— Но я всё равно беспокоюсь! Большая удача, что в тот момент Агула не сказала чего-то лишнего или не пошла спросить кого-то другого! Что бы я делала, если бы это случилось?

На мгновение Сухбару замолчал, вслед за чем схватил Фужун в свои объятия и, оставив на гладком лбу жены поцелуй, невероятно аккуратно положил свою большую, будто опахало из листьев рогоза [4], руку на её круглый живот.

— Хорошо, завтра я пойду без неё. Я понимаю твоё беспокойство. Дагэ клянётся, что ни за что не позволит такой ситуации случиться. В последнее время племя Туба позволяет себе слишком многое, доставляя немало неприятностей, так что восстанавливать статус Агулы сейчас действительно не лучшая идея. Прости, что вы оказались в таком положении из-за меня.

[4] Большой плетёный веер, обычно в форме листа. 

Фужун покачала головой. Прислонившись к широкой мужской груди, она поместила свои нежные и изящные, будто созданные из нефрита, руки на тыльную сторону ладоней мужа.

Все эти несколько лет она жила в полном счастье и благополучии. Её муж был благородным каганом, но взял в жёны только лишь её одну и всегда относился к ней с горячей любовью и нежнейшей заботой.

Пусть за свою жизнь она и не прочитала много книг, ей хорошо было известно, что в царстве Вэй после свадьбы девушки, которых избирали в жёны представители богатых семейств, не могли так легко показываться на людях. В степях, однако, всё было совершенно иначе: здесь, в племени Чэнли, она свободно могла пойти куда только пожелает. Её муж не только призывал её чаще бывать на людях, но и сам регулярно брал её с собой на всевозможные важные события. Фужун с юности жила под защитой этого «дагэ», поэтому даже спустя стольких лет брака это личное обращение осталось неизменным — равно как и отношение Сухбару к ней.

Однако было кое-что, что огорчало Фужун каждый раз, стоило той только подумать об этом: тело и волосы человека — дары от его родителей [5]. В царстве Вэй татуировки наносились лишь на тела приговорённых к ссылке преступников. Кроме того, Агула всё-таки была девочкой! Та татуировка волчьего короля была наколота на её груди, как она, будучи её матерью, может быть полностью спокойна?

[5] Одно из положений «Канона сыновней почтительности» («Сяо цзина») — одного из каноничных текстов конфуцианства, в эпоху Хань вошедшего в число «Семи канонов» («Ци цзин»). Волосы и тело человек получал от своих родителей; их повреждение считалось непочтительностью.

Тем не менее она никоим образом не могла озвучить все эти мысли вслух — ей не хотелось расстраивать своего мужа.

Помолчав некоторое время, Сухбару продолжил:

— Агула гораздо умнее, чем многие простые дети. Если у тебя есть свободное время, не будет ничего плохого в том, чтобы не спеша рассказывать ей о её положении. В конце концов, в глазах окружающих она всё ещё наш первый принц, к тому же, этот ребёнок родился для того, чтобы мчаться по степям. Когда она постепенно начнёт осознавать своё положение, мы снова сможем отпускать её. А до этих пор я лично буду обучать её верховой езде и стрельбе из лука — все потомки нашего рода Циянь, вне зависимости от того, мужчины или женщины, ни за что не могут покидать спину лошади.

***

Подобным образом прошло ещё два года. Циянь Агуле теперь было пять, второму ребёнку Сухбару и Фужун — два года. К огромной досаде, небеса не вняли людским желаниям: родилась ещё одна девочка.

Их вторая дочь получила имя Циянь Номин, что означало «яшма». Также Сухбару позволил своей любимой жене дать их ребёнку детское имя [6] на языке царства Вэй — девочка была названа Сяоде [7].

[6] Детское имя, оно же «молочное имя» (乳名 rǔmíng жумин) — неофициальное имя, использующееся только домашними в кругу семьи. Первое имя, которое получал ребёнок.

[7] 小蝶 xiǎo dié — маленькая бабочка.

За эти два года многое успело произойти: свирепый тигр степей Сухбару, возглавив и поведя за собой тяжёлую конницу племени Чэнли, погнал племя Туба к берегу реки Лошуй. Племя Вэйкэ, оценив ситуацию, добровольно отдало огромное множество скота, дабы благоприятствовать развитию хороших отношений. Всё племя Чэнли процветало как никогда прежде.

Однако в Поднебесной по другую сторону природной границы дела обстояли совершенно иным образом: династия, правившая более четырёхсот лет, в конце концов не избежала закономерности истории. Над западными холмами стремительно начало садиться солнце [8] — это стало очевидно всем вокруг. Как нарочно, нынешний государь являлся высокомерным самодуром, предававшимся роскоши и разврату. Наказания постигали людей быстрее, чем законы были изданы, а любую должность при дворе можно было получить, хорошо заплатив. Всего за пять лет правления из государственной казны были выжаты почти все соки. Простое население облагалось всё новыми и новыми налогами, и это тяжкое бремя делало их жизнь просто невыносимой. На беженцев можно было наткнуться даже в густонаселённой столице и прилежащих к ней землях. Придворные чиновники постоянно сталкивались с задержками своего денежного жалованья.

[8] 日暮西山 rìmù xīshān — сумерки над западными холмами, солнце садится за западные холмы, вечернее время до заката солнца (обр. в знач.: доживать последние дни, дышать на ладан).

Канцлер при нынешней династии Наньгун Жан внял просьбам всех придворных чиновников и, объединившись с главнокомандующим Лу Цюанем, устроил вооружённый протест, покорнейше прося действующего императора «покарать коварную супругу, прислушаться к воле народа». Однако внезапно случилось то, чего никто не ожидал — посреди хаоса в Запретном дворце [9] вспыхнул пожар, разом унёсший жизни императора и коварной жены! Нынешний император был ещё совсем молод и не успел обзавестись потомством. Вскоре после случившегося его единственная родная старшая сестра пропала без вести. Государство не может существовать без правителя ни дня. В течение сорока девяти дней трон пустовал, пока придворные чиновники во главе с главнокомандующим Лу Цюанем не выдвинули кандидатуру Наньгун Жана в качестве императора, поспособствовав его восхождению на престол....

[9] Императорский дворец в Запретном городе, политический центр китайского правительства.

Северная Цзин. Степь.

Воин, охранявший вход в главный лагерь племени Чэнли, вдруг насторожился и, прищурившись, начал всматриваться вдаль, откуда, вероятно, и донёсся звук лошадиных копыт. Как только он разглядел прибывших, он, уже готовый обнажить висевшую на поясе саблю, тут же расслабил хватку и отпустил её.

Впереди всех был ребёнок, выглядевший не старше пяти-шести лет, однако ехавший на крепкой желтогривой лошади. Судя по его расслабленному телу, в столь юном возрасте он уже мог считаться мастером этого дела. На его теле была куртка из звериной кожи, на ногах — сапоги из бычьей кожи. На поясе висела миниатюрная сабля, а за спиной виднелся маленький гибкий лук. Мягкие детские волосы были заплетены во множество маленьких косичек, рассыпающихся по его плечам. В мочке левого уха висело изящное серебряное колечко и ослепительно-ярко блестело.

С десяток юношей мчались верхом следом за мальчиком. Самому старшему из них было не больше тринадцати-четырнадцати; самый младший был примерно того же возраста, что и мальчик.

Ехавшим впереди «мальчиком», разумеется, являлся «единственный сын» нынешнего кагана Сухбару, Циянь Агула. В мгновение ока весь отряд достиг входа в лагерь. Одной рукой Агула потянула поводья, а другую подняла вверх. Вслед за прозвучавшим лошадиным ржанием вся группа остановилась.

— Возвращайтесь обратно к себе.

— Слушаемся, принц.

Толпа очень быстро рассеялась, и на прежнем месте остался лишь мальчик схожего с Агулой возраста.

— Баинь? Почему ты всё ещё здесь?

— Анда [10], я бы хотел навестить Номин. Слышал, она заболела?

[10] Названные братья/сестры; неразлучные друзья. Когда становились андами, не связанные кровным родством монголы приносили клятву о дружбе до самой смерти и дарили друг другу маленькие ценные подарки. С целью образования военного союза или укрепления политических связей андами становились вожди двух племён. Разумеется, в большинстве случаев они являлись лучшими друзьями. Если анды решали разорвать отношения, обе стороны забирали обратно свои подарки, демонстрируя, что больше их ничего не связывает.

— Пошли.

Этого юношу звали Баинь. Он являлся маленьким сыном рода Гуци и андой Агулы, росшим вместе с ней.

Агула прекрасно знала, что её положение было особенным, и потому очень редко сближалась с другими детьми. Единственным исключением был лишь этот маленький анда, вместе с которым она росла.

Спешившись с лошадей, они передали поводья воину, нёсшему караульную службу у входа в лагерь, и пешком отправились к огромному шатру.

— Братик, старший братик!

— Сяоде, не беги так быстро! — следом за своей дочерью из огромного шатра тут же показалась Фужун. Что и следовало ожидать, она увидела Агулу. С самого детства её младшая дочь липла к своему «старшему братику» — настолько, что каким-то чудесным образом чувствовала присутствие этого «братика» и всегда точно вовремя выбегала его встречать.

Увидев, что Агула уже успела взять Сяоде на руки, Фужун остановилась и любовно смотрела на двух своих дочерей. Агула аккуратно вынула из-за пазухи цветочный венок и водрузила его ей на макушку. Её глаза изогнулись полумесяцем, и она ласково прижалась к щеке Сяоде.

— Братик, обними. — Улыбаясь, Агула, приподняв Сяоде, обняла её. Сяоде ответила тем же и своими короткими ручками обняла шею сестры.

Баинь с восхищением и завистью наблюдал за ними — у него было три старших брата, а на днях в их семье родился и младший, но он бы очень хотел себе младшую сестру.

Агула с Сяоде на руках и Баинь встали перед Фужун:

— Матушка.

— Хатун, анда сказал мне, что Сяоде заболела. Я пришёл её навестить.

Фужун улыбнулась и пригласила Баиня внутрь. Опустив деревянный стол и передвинув маленькие стулья, она сказала детям присаживаться и, поставив на стол пару чашек, налила в них кобыльего молока.

— Баинь, оставайся на ужин, — договорив, она сразу же вышла из огромного шатра, позволив троице проводить время так, как им угодно.

Баинь поднял чашу с кобыльим молоком и, залпом осушив её, опустил обратно на стол. Тут он увидел, как его анда дул на кобылье молоко, остужая его. Проверив губами температуру, Агула поднесла чашу к губам Сяоде.

— Ну-ка, братик покормит тебя. — Янтарные глаза Агулы были полностью наполнены огромной любовью.

Баинь вытер уголки губ от молока и возмущённо сказал:

— Анда, очевидно, что именно ты сегодня попал в того кролика. Когда Харбара выпустил стрелу, кролик уже упал на земле! Почему ты решил уступить ему его?

Агула чуть изогнула уголки губ и без интереса ответила:

— Это всего лишь кролик, ничего более. Разве есть смысл так из-за него злиться?

— Ещё ничего, будь это кто-то другой, но Харбара постоянно делает подобные вещи, прикрываясь своим высоким происхождением и статусом. Сейчас же он совсем зарвался и начал обижать тебя!

Агула опустила чайную чашку, чтобы вытереть уголки губ Сяоде. Обернувшись, она направила взгляд на Баиня:

— Тогда что ещё я должен был сделать? Ради простого кролика начать с ним драться?

— Просто побить его? Кто его вообще боится!

Агула с улыбкой похлопала Баиня по плечу:

— Он старше нас на семь лет! К тому же, кролики совсем не какая-то редкость. На днях мы планируем отправиться охотиться на жёлтого оленя.

— Правда? — глаза Баиня засияли.

— Ага.

— Тогда на этот раз оленья шкура достанется мне?

— Дарю её тебе!

Гнев Баиня мгновенно сменился радостью. Он довольно потёр руки — ему ужасно хотелось отправиться на охоту прямо сейчас.

— Брат, я тоже хочу пойти.

Агула легонько ущипнула Сяоде за пухленькую щёку и сказала:

— Когда Сяоде немного подрастёт, старший брат научит тебя ездить верхом.

Примечания переводчика:

[2] Адалбакан:

[4] Веер из листьев рогоза:

Окончание главы