Аристократическая школа для мальчиков (яой) Глава 24

Цзянь Чи собирался уже сказать, что ему тоже пора уходить, но Цзи Хуайси, казалось, понял его намерение и опередил его:

– Читай здесь, никто тебя не потревожит. Я вернусь к тебе, когда работа по отбору закончится.

– Я всё-таки хочу сначала вернуться в общежитие, – настоял на своём Цзянь Чи. – Отбор наверняка продлится до позднего вечера, у меня ещё есть домашнее задание, которое нужно закончить.

Цзи Хуайси помедлил некоторое время и ответил, как и всегда, мягким тоном:

– Тогда имеет смысл вернуться.

Это было правдой только наполовину. Цзянь Чи чувствовал себя необъяснимо виноватым и невыносимым. Книга в его руке ощущалась чрезвычайно тяжелой. Он колебался в течение нескольких секунд и осторожно уточнил:

– В следующий раз, если я захочу одолжить книгу, могу ли я так же прийти сюда?

– Конечно, можешь, – улыбка Цзи Хуайси стала шире, сметая с его лица все следы уныния, – Ты можешь приходить в любое время.

Цзянь Чи догадывался, что Цзи Хуайси захочет услышать такие слова, потому и спросил.

Шэнь ШуТин, стоявший у двери, не сказал ни слова.

Когда Цзянь Чи вышел, Шэнь ШуТин, который до этого не двигался, внезапно сделал шаг в сторону Цзи Хуайси, смотря прямо перед собой. Он относился к Цзянь Чи как к пустому месту.

Цзянь Чи прошёл довольно много, и только покинув территорию студенческого совета, он осознал то, как Шэнь ШуТин вёл себя в его присутствии.

Было очень странно, что Шэнь ШуТин ни разу не взглянул на него, не говоря уже о том, чтобы сказать ему хоть слово, и Цзянь Чи чувствовал, что, похоже, не нравится Шэнь ШуТину.

…

То, что Цзянь Чи якобы хочет вернуться в общежитие, было полной чепухой. Он не хотел возвращаться к Вэй Аню с его странным характером. Таким образом, он выбрал другое направление и медленно пошёл в библиотеку, но там, как назло, было слишком людно.

Тут и там стояли ученики и что-то серьезно обсуждали. Цзянь Чи подождал некоторое время и, видя, что они не собираются уходить, повернул обратно на лестничную клетку.

Второй и третий этажи библиотеки соединены с учебным корпусом, что очень удобно. Отбор в студенческого совет во второй половине дня привлек много народа, так что в коридоре было пусто и были слышны только шаги Цзянь Чи. Через какое-то время откуда-то стали доноситься смутные звуки музыки, и постепенно Цзянь Чи приблизился к источнику звука.

Это был звук пианино.

В сердце Цзянь Чи что-то отозвалось.

Когда он ещё был в столице, Цзянь Чэнчао иногда, когда позволял себе выпить, говорил о матери. Цзянь Чи всё ещё помнил, что её последним желанием перед смертью было пианино.

В его памяти внешность матери была особенно расплывчатой, и даже имя Хэ Юэцин было незнакомо. Цзянь Чэнчао говорил о ней в пьяном и ностальгическом тоне. Он рассказал Цзянь Чи, что его мать была молодой леди, родившейся в богатой семье, и у нее всегда была лучшая еда и одежда. Все её товарищи по играм были детьми чиновников и богатых бизнесменов. Она изучала фортепиано и живопись с детства и имела к этому талант. Но когда ей было пятнадцать лет, бизнес ее отца прогорел, и её семья потеряла большую часть своих сбережений. С тех пор его мать также превратилась из дочери уважаемого семейства, которой многие восхищались, в обычного человека, которому постоянно нужно быть очень осторожным в своих решениях.

Когда он говорил об этом, в мутных глазах отца всегда стояли слезы. Он сказал, что, когда его мать была беременна, она не хотела есть кислую или острую пищу, а хотела только пианино. После того, как её семья впала в нищету, она продала все свои ценности, включая пианино, которое сопровождало ее в течение десяти лет. Но в то время бизнес их химчисток только начинался, и заработки могли поддерживать только минимальный уровень потребления. Это роскошное желание так и не было реализовано. После родов здоровье матери ухудшилось, и она много раз попадала в больницу. В итоге она не могла больше держаться и умерла в день начала зимы.

Из ностальгии и сожаления Цзянь Чэнчао всегда хотел, чтобы Цзянь Чи учился игре на фортепиано, но, к сожалению, у Цзянь Чи нет таланта в этом отношении. Постепенно отец больше не упоминал об этом, но всякий раз, когда у него был момент отдыха на работе, он покупал несколько бутылок вина и несколько блюд и говорил с Цзянь Чи о своей молодости, а затем забывал об этом после отрезвления.

Цзянь Чи невольно подошел. Двери классной комнаты с обеих сторон были заперты, но с правой стороны, в нескольких метрах от поля зрения, дверь была полуоткрыта.

Музыка резко оборвалась.

Цзянь Чи некоторое время колебался, затем продолжил идти вперед, остановился и слегка повернулся, чтобы заглянуть внутрь. Окно было открыто, ветер трепал белые шторы. Блестящее чисто черное пианино стояло в центре комнаты, и на банкетке перед ним никого не было.

Не может быть, чтобы ему показалось. Цзянь Чи был уверен, что внутри кто-то точно есть, возможно, он испугался звука чужих шагов и где-то спрятался.

Думая так, Цзянь Чи собрался отступить, когда его внезапно втянули внутрь комнаты. Его плечо врезалось в стену рядом с ним, дверь захлопнулась, спина отозвалась тупой болью, а глаза затуманились. Дрожа, он постепенно пришел в себя.

Широкие ладони прижались к стене рядом с его лицом, а чрезвычайно близкое тело принесло неописуемое чувство угнетения. Перед ним были ослепительно рыжие волосы. Шао Хан опустил голову, не оставляя шанса для отступления, а затем сказал низким и сладким голосом:

– Поймал тебя.

Цзянь Чи отвернулся, избегая обдававшего его жара. Подавив панику и растерянность в своем сердце, он сказал как можно спокойнее:

– Прошу прощения, я ошибся классом.

– Правда? – Шао Хан сказал, – Я думал, что ты пришёл сюда специально.

– Я только что услышал пианино, я не знал, что это ты внутри.

Шао Хан на это рассмеялся и, казалось, совсем не был готов дистанцироваться, как будто нашел что-то интересное. Он поднял руку и ущипнул красноватую мочку уха Цзянь Чи:

– Ты такой лжец. Одна песня может заставить тебя прийти сюда? Я хорошо играл?

Незнакомое прикосновение к его ушам заставило Цзянь Чи почувствовать странную дрожь от самого сердца. Он отодвинулся от Шао Хана и вырвался из плена, нагнувшись и нырнув под его рукой, но все равно не смог открыть запертую дверь рядом с ним.

Прозвучал четкий металлический звук. Цзянь Чи повернул голову. Шао Хан тряхнул ключами в руке и ухмыльнулся как настоящий плохой парень с «невинной улыбкой»:

– Что ты будешь делать, ключ у меня.

Цзянь Чи поднял руку, чтобы достать его, но Шао Хан поднял руку за секунду до того, как он собирался прикоснуться к ней. Он повторил тот же трюк в следующий раз. После нескольких раундов наивности Шао Хан воспользовался ситуацией, чтобы сесть рядом с пианино, убрать клавиши, как волшебный трюк, и поднять крышку пианино пустой ладонью.

– Дай мне ключ. – Цзянь Чи не мог сдержать своей раздражительности. Если бы не маленькая ностальгия в его сердце, когда он услышал звук фортепиано, он бы никогда не подошел, но дело в том, что он ещё и столкнулся с Шао Ханом, вот невезение.

– Ты знаешь, какую песню я только что сыграл? – Шао Хан проигнорировал требование Цзянь Чи, и его тонкие пальцы пробежали по клавишам, выбивая звук случайным образом, как сломанные бусины, нанизанные вместе в полное ожерелье. Плавный звук пианино эхом отозвался в огромном классе.

Цзянь Чи заставил себя успокоиться. Он стоял у пианино и смотрел на профиль Шао Ханга. Справедливости ради, он никогда не думал, что кто-то вроде Шао Хана будет связан с музыкой, но они смешались так естественно без какого-либо чувства несоответствия. Пианино, которое всегда было синонимом элегантности, имело немного неукротимой дикости с Шао Ханом. Мощные ноты прорвались через крышу и вошли в его барабанную перепонку жесткими нажатиями клавиш.

– Понятия не имею.

– Третья часть Лунной сонаты. – Бурное звучание фортепиано резко закончилось, как начало. Шао Хан скучающе отдернул руку, и его взгляд упал на книгу в руке Цзянь Чи, который добавил слой неуловимого смысла.

‎Он вдруг спросил:

– Кто дал тебе эту книгу?

Шао Хан не использовал слово «одолжить». Цзянь Чи подсознательно спрятал её позади себя, и Шао Хан тут же заметил это маленькое движение. Когда он встал, его руки обняли Цзянь Чи и взяли книгу. Его преимущество в росте не позволяло Цзянь Чи избежать этого, и поскольку книга была повреждена, он мог только смотреть, как Шао Хан забирает книгу.

– Это не похоже на школьную вещь, – небрежно сказал Шао Хан, как будто он играл с какой-то игрушкой, – судя по всему, тебе дал её Цзи Хуайси?

Цзянь Чи задавался вопросом, установил ли Шао Хан камеры во всей школе, он, казалось, угадывал почти всё, что хотелось от него скрыть. Он поджал губы:

– Верни книгу, она не моя, мне ещё нужно её отдать.

Глаза Шао Хана были полны насмешки:

– Нет.

– Ты...

– Разве что, – Шао Хан улыбнулся и коснулся головы Цзянь Чи книгой, – как насчёт того, чтобы ты обменял её на себя?

Брови Цзянь Чи поползли наверх:

– Шао Хан.

– Я серьезно, ты знаешь, играть на пианино в одиночку всегда скучно, почему бы тебе не сопровождать меня в следующий раз. Когда у меня будет хорошее настроение, я могу научить тебя нескольким мелодиям, как насчет «Мерцающей маленькой звездочки»?

Шао Хан тихо засмеялся, глядя на мрачно смотрящего на него Цзянь Чи. Он прикрыл кулаком улыбку, не сходящую у него с лица, и добавил:

– Если ты не хочешь, эта книга будет считаться моей, я пойду в студенческий совет лично и скажу твоему дорогому вице-президенту, что ты дал мне заимствованную у него книгу. Как ты думаешь, ему будет очень грустно, когда он услышит это?

Цзянь Чи всегда недооценивал дерзость Шао Хана. Он попытался вспомнить, было ли такое в сюжете книги, но в итоге не смог вспомнить такой ситуации, которая вышла за рамки сюжета, поэтому слабо спросил:

– Неужели нет другого выбора?

– Есть, – Шао Хан некоторое время подумал, углубил улыбку в глазах и прошептал: – Назови меня Гэгэ (старшим братом), и я верну тебе книгу, разве это не более экономично?

Цзянь Чи стоял, сжимая и разжимая кулаки. Ему было очевидно, что Шао Хан просто хочет увидеть, как он сдастся. Он не понимал, что такого сделал, чтобы стать мишенью Шао Хана. Сюжет истории полностью превратился в песчаную кашу, а ветер, дующий из окна, заставлял его летать повсюду. Он полностью отклонился от правильной трассы.

– Я обещаю, но должен быть крайний срок.

– До конца семестра.

Цзянь Чи тут же парировал:

– Нет, максимум две недели.

Шао Хан поднял брови:

– Пять недель.

– Одна неделя.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Шао Хан слегка усмехнулся, и пока Цзянь Чи отвлекся, он протянул руку и ущипнул его за мочку уха:

– В течение трех недель жди меня здесь каждый четверг и субботу днем, запомнил?

Шао Хан отдернул руку, как будто ожидая ответной резкой реакции. В его игривых глазах был намек на глубокий смысл. Он обошел Цзянь Чи и открыл дверь. Прежде чем Цзянь Чи успел отреагировать, он вскользь бросил:

– Давай проверим, смогу ли я устать от тебя за три недели.

Примечание переводчика: Кабэ-э-э-дон!

Окончание главы