Терновый Венец Глава 43

Глава 43.

Никс задыхалась. Подсознательно она сделала множество резких вдохов. Это чувство было похоже на жажду. Девушке хотелось пить, даже если она пила, и дышать, даже если она вдыхала снова и снова.

Когда Никс открыла глаза, оказалось, что она долгое время хватает ртом воздух, и темнота приветствовала её.

Это ад? – когда Ведьма поспешно встала, мимо неё пронёсся прохладный ветерок.

Рефлекторно она коснулась своего лба. Распущенные волосы Никс прилипли к мокрому от пота лицу. Когда девушка убрала их, ветер, дувший с неизвестного направления, охладил её лицо.

Никс огляделась вокруг. Вокруг была абсолютная темнота, однако время от времени девушка могла видеть проблески чего-то.

Если бы Ведьма позаимствовала слова юного Воина, то это были бы звёзды. Это было похоже на пустое ночное небо, но если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть звёзды, отбрасывающие робкий свет в абсолютную темноту ночи. Они были явлением, которое существовало с самого начала.

Лишь придя в себя, Никс смогла вспомнить следы и вспоминания о своей жизни с юным Воином.

Это башня Ведьмы.

Никс стёрла влагу с лица, не зная, стирает она ладонями пот или слёзы. Слёзы продолжали безостановочно стекать по её щекам. В конце концов, девушка схватилась за грудь.

Больно.

Это было так больно, что Ведьме казалось, что она умрёт прямо в этот момент. Это было больнее, мучительнее и сильнее, чем боль от ядов, которые она принимала раньше, или боль от меча, которым она закалывала сама себя.

Место, где меч Эвана пронзил сердце Никс, горело от боли, но остальное оставалось нетронутым. Девушка не могла нормально дышать из-за боли и слёз, поэтому задыхалась и продолжала рыдать.

Я жива?

Тогда что это? Где же все те последние желания и конец, о котором я всегда мечтала так живо, отчаянно и тревожно? Было ли это простым сном? Неужели я вернулась в прошлое? Или я действительно жива и заперта в башне?

Никс не знала времени, поэтому не могла сказать, где находится сегодняшний день – в прошлом, настоящем или будущем. Она была в ситуации, которая казалась слишком реальной, чтобы быть сном, сейчас Ведьма не понимала больше, чем раньше.

Это было похоже на то, когда юный Воин стал молодым мужчиной и умер, но затем юный Воин вновь вернулся и запустилось новое начало.

Но сейчас? Как я могу сказать, когда и что это было? – Никс спокойно огляделась, оставляя за собой капли слёз.

Предметы в башне ничем не отличались от тех, что были, когда юный Воин покинул объятия Ведьмы. Эван с юности не прикасался к этим вещам, поэтому было трудно определить время.

Однако была одна вещь, которую Никс знала.

Если я действительно отправилась во дворец, чтобы быть убитой Воином, эта башня должна быть тщательно организована. Я должна была быть готова ко всему, что могло случиться, потому что люди могли прийти сюда, чтобы убедиться, что Ведьма и правда мертва. Я не могла оставить здесь следы ещё кого-то, кроме Ведьмы.

С таким трудом завоёванная корона Воина не должна была превратиться в терновый венец.

Поэтому, похоже, что сейчас время, по крайней мере, до моей отправки во дворец. Был ли это простой сон, возвращение в прошлое или вещий сон?

Не понимаю, почему это случилось вновь. Это было так ярко. Я подумала, что наконец-то всё закончилось.

Но почему? Почему? Почему я снова вернулась в прошлое?

– Означает ли это, что всё не может закончиться так легко?

Слёзы, которые только успели остановиться, вновь потекли по щекам. Никс закричала, вырываясь из своего пылающего сердца, но сквозь крик она смеялась.

Смех срывался с её губ вместе с рыданиями. Радость от того, что она вновь увидит Воина, охватила её сердце. Это было всё возрастающее чувство облегчения от осознания того, что у неё всё ещё может быть то будущее, о котором она мечтала.

Я собираюсь умереть. Я могу умереть. Мне не нужно жить, вечно скучая по Воину, поэтому теперь я могу отпустить его.

До самого последнего момента я смогу внимательно следить за Эваном, которого я запечатлею в своих глазах, прежде чем закрою их. Из-за этого я могу позволить своей жадности вырасти настолько, насколько она захочет.

Я смогу надеяться и наслаждаться, сколько душе угодно. Мне не нужно ничего упускать, – но смех Никс снова перешёл в вой.

Сердце Ведьмы сжалось. Она не знала, почему ей так больно.

Воин, который ощущал себя преданным и обиженным, его искажённое лицо, непроглядная тьма и разбитые детские чувства, будущее в его сверкающих глазах, и Эван, который в итоге вонзил меч в её грудь, разрушая прошлое своими собственными руками. Всё это стояло перед глазами Никс.

Ей было одновременно грустно и радостно, её сердце болело, а смех продолжал выплёскиваться.

Девушка долго смеялась и плакала, стоя на коленях, а затем встала. Осознав, что это было не по-настоящему, Никс вспомнила, что произошло перед тем, как она заснула.

Ей казалось, что она унеслась далеко-далеко в прошлое, однако на самом деле прошло всего несколько часов.

Ведьма закрыла глаза и позвала тень. И то, на что она смотрела, развернулось.

Молодые мужчины в одинаковых одеждах размахивали мечами. У них всех был сильный, решительный, но в то же время невинный и игривый вид. Их лица были мокрыми от пота.

Ветер был прохладным и достаточно сильным, чтобы трепать их волосы в разные стороны, но его было недостаточно, чтобы охладить их пот.

Среди них был и Эван.

Его волосы, более яркие, чем у кого-либо другого, сильно развевались. Его яркие глаза сверкали, показывая его радостные и ошеломляющие внутренние мысли. Невинное и чистое лицо Эвана было довольно серьёзным и резким, но когда его взгляд опускался и на губах появлялась улыбка, он становился также прекрасен, как и в юности.

Эван, мальчик, который собирался измениться, покинул объятия Ведьмы и теперь принадлежит новому человеку, Командиру Рыцарей. Когда их группа сформировалась, Воин встретил своих сверстников, прошёл с ними через многое, залечивал их раны и начал по-другому смотреть на людей. Эван продолжал усваивать то многое, чему не мог научиться у Ведьмы.

С помощью Йохана, Командира Рыцарей, он тренировал своё тело, обучаясь не только фехтованию, но и шахматам, тренируя свой ум. Он смеялся и болтал со многими людьми.

Природная ловкость Эвана и чувствительность на самом высоком уровне улучшили его навыки, сделав его предметом зависти и ревности для тех, кто начинал сражаться так же, как и он.

– Ох, я этого не вынесу.

– Он настоящий монстр.

Лицо Эвана заметно окаменело от того, что сказали другие.

Несмотря на понимание того, что «монстр», про которого они говорили, отличался от «монстра», каким его называли в детстве, Эван продолжал бессознательно реагировать на это слово. Однако он быстро прятал эту реакцию за тонкой улыбкой.

Эван так сильно вырос в сравнение с прошлым, но это не значило, что он мог просто выбросить все свои прошлые душевные раны.

Никс было жаль его. И всё же, к счастью, Эван стал таким добродушным, что мог смеяться над своими горестями.

– Не говори глупостей и просто больше тренируйся.

– Мне это надоело, правда.

Раздался смех Эвана и его товарища. На лице Воина была улыбка, способная открыть сердце Никс, как прохладный ветерок в жаркий летний день.

В дополнение к тренировкам Эван иногда ходил за Йоханом, чтобы тот взял его с собой на убийство Монстров, однако тот не соглашался. Всё потому, что Йохан ставил его безопасность на первое место. Ничто не было более хорошей тренировкой, чем настоящее сражение, поэтому Капитан иногда брал Эвана с собой, когда была возможность, однако не позволял рисковать своей жизнью.

Будучи одиноким и брошенным, встретив Йохана, Эван узнал, что такое семья и друзья.

В то же время он забыл о Ведьме.

Пройдя через то, что испытывали обычные мальчишки, Эван повзрослел. Его воспоминания о Ведьме были глубоко похоронены, как и сказки, которые он читал в детстве. Возможно, жалость и дружелюбие, которые Воин испытывал к Ведьме в то время, тоже исчезли.

Словно ребёнок стал взрослым и потерял свою невинность.

Эван, мальчик, который вёл себя так, словно он не забудет Никс, перестал искать или думать о Ведьме, когда стал молодым мужчиной. Даже если он слышал истории о Ведьмином лесу, башне Ведьмы или Ведьме, он лишь на мгновение смотрел на говорящего, а затем быстро отворачивался, словно это не имело к нему никакого отношения.

Да, это очевидно. Так должно было быть с самого начала. Для Воина башня Ведьмы не более чем сказка. Далеко и так незначительно. Словно осталось лишь воспоминание о слабом запахе книг. Это правильно.

Лишь так Ведьма сможет стать источником всего зла, а не человеком, которому можно сочувствовать и которого можно понять. Он прав, забыв Ведьмин лес и вырастая за оградой своей семьи и товарищей. Лишь так он поймёт, что более ценно.

Когда Эван остался в тренировочном лагере один, где он продолжал тренироваться с мечом, Никс подумала, что это очень умиротворяюще. Хоть этот мир был серым, потому что Ведьма могла использовать глаза Тени, она всё ещё могла чувствовать небо и обширные поля.

Подобно стаду овец, облака плыли в мягкой, непринуждённой манере, птицы свободно пролетали между ними, слыша шелест листьев на ветру.

Место, где остановился Эван, было таким красивым. У неё защемило сердце.

Мир не должен быть таким милым. Это заставляет меня желать научиться счастью, живя в этом мире, – Никс так боялась желать этого. Она держалась в башне, отворачиваясь от внешнего мира, и придерживалась своих старых воспоминаний.

Однако девушка понимала, что это было потому, что Эвану было так хорошо рядом с ней. Без него вся эта красота превратится в боль. Она разорвёт Никс на части, словно жестокое и свежее оружие памяти, которое никогда нельзя стереть.

Поэтому мне придётся оказаться в объятиях Бога Смерти прежде, чем я смогу ощутить ещё больше боли. Определённо, – и всё же Никс испытывала облегчение, думая, что смерть не так уж и далеко. Она смотрела на бесконечный мир и радовалась тому, что может умереть.

Несмотря на то, что Эван забыл о Ведьме, он не забыл о колдовстве, которому научился у неё. Он продолжал постоянно тренироваться. Воин пытался ощутить свет и контролировать его. Естественно, у силы, которую Эван мог использовать, был предел.

Поэтому Воин стал заниматься с колдуном Нериато.

– Свет всегда здесь. Я ощущаю это. Я могу заставить его сиять самостоятельно, однако это всё. Свет не придаёт мне сил, – обычно Эван выражал разочарование своими слабыми навыками.

Всякий раз, когда это случалось, Нериато и Йохан утешали его:

– Не будь нетерпеливым.

– Да, нелегко ощущать природу. Некоторым людям требуются десятилетия, чтобы достичь этой стадии. Ты очень быстрый, чувствительный и умный, поэтому можешь достичь того, чего желаешь.

Эван был подавлен, но больше не злился на себя.

Как удачно, что нашёлся кто-то, кто сказал то, что хотела сказать я.

Нериато и Йохан осторожно вышли из комнаты, чтобы Эван мог тренироваться в одиночестве. Покинув комнату, они заговорили со слегка взволнованным видом:

– Я чувствую, как его свет становится сильнее день ото дня.

– Эван – единственная надежда осветить этот мир.

– О, конечно.

Они уже знают. Тот факт, что Эван – Воин, который должен спасти мир. Это значит, что они также знают, что до тех пор, пока не придёт время, они должны защищать его. Они ждут этот день.

Я тоже с нетерпением жду этого дня. Я усердно готовлюсь к этому, чтобы мы все получили то, что хотим.

Никс посмотрела на Эвана, погружённого в свет, с закрытыми глазами и умиротворённым выражением лица, напоминающим лицо младенца, мирно спящего в утробе матери.

Ведьма развернула Тень и отправилась в другое место. В единственное место в темноте, где было светло, красочно и много смеха. Мир, полный криков боли.

Императорский дворец.

Окончание главы