Письма Чарли Чаплину 2. "Беспокойный день"

Да, в моей жизни не осталось никого, кроме Чарли.

Я понял это совершенно случайно, получив эпизодическую роль в рейтинговом “потоковом” сериале: должен был играть очередную жертву, которая пять минут живет и ничего не замечает, потом пять минут борется с преступником, и затем еще минуту красиво лежит в луже бутафорской крови.

Моя актерская карьера вообще складывалась курам на смех: по окончании - кое-как, с горем пополам! - Академии танца я оказался на пыльной обочине мира шоу-бизнеса. Известные режиссеры шарахались от моего имени, как от чумы, а вот неизвестные приглашали охотно, но всегда исключительно на роли манерных геев-любовников. От таких ролей я сначала отказывался сам, а потом и приглашать перестали… Конечно, до выступлений на сезонных фермерских праздниках я еще не опустился, но и с Голливудом пролетел - моим уделом оказалась низкосортная рекламка. Фотографироваться с зубной щеткой в руке для небольшой газетки, в нескольких вариантах курток для каталога зимней одежды, сверкнуть улыбкой на кабельном канале под текст “наши двери - самые надежные!” - вот это и было моей работой. Ах да, ну и роли подозрительных свидетелей в сериалах, если повезет. По счастью, домохозяйки по вечерам очень любят смотреть сериалы про полицейских и бандитов, а там всегда найдется роль какого-нибудь незадачливого трупа или прохожего, заметившего убийцу.

Вот и в этом сериале мне досталась третьестепенная роль: жертва. Большая, по моим меркам - целых десять минут экранного времени!

Снималось это все в какой-то глуши, на фоне старых амбаров и ферм, где не было мобильной связи, и я оказался на весь день отрезанным от интернета – и, соответственно, от мессенджера с Чарли.

И у меня случилась натуральная ломка.

Разумеется, Чарли был заранее уведомлен, что я работаю и буду отсутствовать в сети. Но я автоматически хватался за мертвый телефон каждую секунду, и к концу дня с ужасом понял: мне его не хватает. Впрочем, выражение «не хватает» - слишком мягкое, оно не отражает того, что чувствовал я: меня все раздражало, каждую минуту хотелось по привычке поделиться с Чарли всем, что происходило вокруг, рассказать, услышать реакцию, узнать, как у него проходит день, что новенького он расскажет мне сегодня… мне не было интересно жить без Чарли. Без его точных и емких определений, без уместных реплик. Без его смешных комментариев, без его рассказов, без просто молчаливого присутствия в моей жизни.

Мне казалось, что иногда он намного, намного старше меня - его мудрость и спокойное восприятие жизни прилично отличались от моих собственных, но иногда он отвешивал какую-нибудь легкомысленную шуточку, и мне начинало казаться, что ему не больше пятнадцати…

Это было смешно и интересно.

Я привык к тому, что каждый день, беря в руки телефон, открывал мессенджер – и видел там Чарли. Я мог ежеминутно писать ему что-нибудь забавное, мог не писать полдня, мог получить смешную картинку - или наоборот, поговорить по душам обо всем, что беспокоит. Я мог выслушать и успокоить его самого, и это было то самое ощущение собственной нужности – теплая, спокойная уверенность, что ты не один, и что ты сам можешь кому-то по-настоящему помочь. Без этого всего я уже не мог, мне было неинтересно...

И я испугался.

Испугался, что “простое общение”, которое я планировал как необременительное и легкое времяпрепровождение, обернулось чем-то гораздо более серьезным. Намного серьезнее даже того, что происходило в тот момент в моей реальной жизни. Словно бы мне кто-то поменял систему координат, и виртуальный Чарли Чаплин, весь стоящий из буковок, стал мне ближе, дороже, нужнее и интереснее всех окружающих из плоти и крови.

И самое страшное, что я даже не понимал, без кого мне так плохо, кто этот мой Чарли…

Мне впервые за четыре года стало плохо без кого-то.

И от этого давно забытого ощущения у меня затряслись руки....

Попав в город после съемок, я первым делом открыл мессенджер.

На меня посыпались сообщения – Чарли писал мне, пока я был без связи. И его сообщения, вместо обычного диалога, теперь напоминали просто письмо.

Глядя, как на экране загружаются синенькие квадратики его реплик, я улыбался, и душа нетерпеливо подпрыгивала от желания поскорее прочесть, что же, что же, что же мне написал мой Чарли?..

“Ну вот, ты и уехал работать. Загадочная “работа” - интересно, что ты там делаешь? Куда можно уезжать на работу? Может быть, ты что-то продаешь? Или ты врач? Или военный, засекреченный и суровый? Нет-нет, я помню, что обещал не спрашивать, просто тебя нет, и я впервые задумался, что даже не могу себе представить, чем конкретно ты занят. Представляю тебя то девочкой, бегающей с расческами и помадами, то важным дяденькой-профессором. Хотя профессор – это перебор, признаю, для дяденьки ты еще слишком молод. А вдруг ты врач-волонтер или журналистка? Или известный на весь мир теннисист? Хаха…”

“… Знаешь, ужасно долго тянется день без нашего общения. Когда я успел к тебе так привязаться, дорогой Вольфганг Амадей? У меня все из рук валится, а всего-то прошло три часа”.

“… Глупый сегодня был день, никак не мог себя заставить работать… Стыдно, стыдно, ведь возраст-то уже не детский… Но сегодня я почему-то начал думать о том, что на самом деле ты не работаешь, а просто решил от меня отдохнуть. Потому, что нельзя же проводить вместе по 12 часов в день… ты устал, и это вполне нормально. Но я тут же себя одернул: мы договорились, что не станем обманывать, если вдруг что-то такое произойдет. Мы ведь взрослые люди, правда? И я очень надеюсь, что ты свое обещание сдержишь, и сказал бы мне, если бы я тебе надоел. И если бы ты захотел отдохнуть, просто честно бы сказал: Чарли, давай сделаем перерыв, иначе моя голова разорвется от твоей нескончаемой болтовни. Сказал бы ведь, правда?...”

“... а ты слышал когда-нибудь про “эффект бабочки”?... Та самая легенда, где бабочка взмахнула крылышками, и от этого легкого движения мир вокруг нее по цепочке изменился до такой степени, что где-то произошло землетрясение - или наводнение, я не помню деталей…. почему я вспомнил об этом? Помнишь, я писал тебе про свой сон - де жа вю? Так вот, внезапно подумалось, что моя жизнь действительно идет именно по тому самому сценарию, из сна: в каких-то мелочах и деталях - до страшного, до абсурда! Но только ты один в него не вписываешься, и твое появление начинает менять мир вокруг меня. Пока еще незаметно, пока еще не землетрясение, но крылышками ты уже взмахнул, моя драгоценная бабочка…”

“День проходит без тебя просто кошмарно. Как и говорил тебе, посетил доктора, и выяснилось, что мне срочно нужно делать операцию на глазах – зрение катастрофически падает. То ли книжки виноваты, то ли интернет с фильмами, черт его разберет, и пока не начались серьезные проблемы, надо что-то предпринимать. Да, посмейся, тебе открывается новая истина: Чарли Чаплин - очкарик! У меня и в самом деле минус, и я почти всегда в линзах, но иногда ношу и очки, отчего вид у меня – классической зануды (хотя на профессора я тоже пока не тяну, по причине возраста). И вот теперь – операция. Совсем я не был к этому готов, Вольфи, совсем. И дело даже не в том, что я боюсь операции – нет, это меня не страшит совершенно. Меня пугает мысль, что таких дней, как сегодняшний, может быть два или три. Или даже четыре. Когда мне сделают операцию, я не смогу читать и писать, и потом еще какое-то время придется ограничивать себя, не напрягать глаза. Честно говоря, я сейчас даже подумываю о том, чтобы не делать эту чертову операцию. Страшно признаться, но я ж сдохну со скуки по тебе”.

“…Перечитал то, что написал, и испугался: ты только ради бога не воспринимай это, как попытку флирта. Нет, совсем нет. Это просто мои эмоции, без всякого подтекста. Я помню, в самом начале нашего общения мы оба договорились, что пришли сюда просто разговаривать, и ты теперь не подумай, пожалуйста, что я пытаюсь что-то изменить, намекаю на что-то большее или провоцирую тебя на какие-то действия. Разумеется, я ни на что не хочу намекать, ведь мы с тобой даже не в курсе, кто мы. Так что, пожалуйста, не пугайся, ладно?”

”… Как же долго длится этот день…”

“…слушай, я досмотрел, наконец, “Смерть в Венеции”, о которой ты мне рассказывал. Я молодец, ура, мне полагается приз! Честно говоря, хотел бы обсудить ее, потому, что у меня двоякое какое-то чувство… с одной стороны, это - история мечты, которая так и не сбылась. Чистой такой мечты, мечты-любования. А с другой… ну… все-таки у Висконти в фильме описано совершенно плотское, человеческое, земное чувство, от которого герою стыдно… Я еще подумаю, пока ты там прыгаешь с трамплина или спасаешь жизни, и когда ты вернешься, уже смогу сформулировать четче, что же меня так зацепило, и будем ли мы пересматривать это еще раз - или ограничимся только моей загубленной жизнью”.

“ …Слушай, Вольфи, это уже не смешно. Я еще ни по кому так не скучал, даже по маме в детстве, уезжая в школьный лагерь. Всего три часа дня, а я уже истомился весь, и даже работа не спасает. Приходи уже быстрее. Ты только не пугайся сильно моих признаний, мне будет достаточно короткого “Привет”, и я успокоюсь, что ты – вот он, со мной. Я просто боюсь, вдруг ты больше не придешь сюда, в этот мессенджер. Вдруг тебе надоело, или ты побыл день оффлайн, без моей трепотни - и тебе понравилось… Само собой, ты ничего не обязан делать без своего на то желания, но так страшно сейчас стало от этой мысли… Если вдруг так оно и случится, ты тогда просто пиши “привет”, и все. Это же не сложно тебе будет? Просто “Привет”. И я буду знать, что ты где-то там есть. Что у тебя все хорошо. Ладно?”

“Очень стыдно стало за то, что написал. Я бы удалил эти сообщения, но мессенджер не позволяет таких вольностей. Как строгая учительница: раз уж отправил, то - все, обратно пути нет. Не принимай всерьез, это у меня какое-то помрачение рассудка… Я взрослый человек, и если тебе все это неприятно, я без проблем смогу справиться с вредной привычкой вроде моцарто-зависимости… Ты только скажи, и я перестану...”

… Я ощутил, словно задыхался – а сейчас мне наконец-то дали кислород. Я вдохнул, вдохнул наконец-то полной грудью – и опять пришел страх. Выходит, Чарли испытывает то же самое? Что же теперь нам делать? Мы оба пришли общаться “просто так”, и не планировали никаких обязательств и отношений. А теперь, получается, завязли в нашем общении, утонули в нем с головой, да так, что и дышать не можем друг без друга… и все это – совершенно друг друга не зная…

Попробовать рассекретиться? Встретиться? Но что, если мы не понравимся друг другу? И вдруг наше волшебное общение, наш спасательный круг, утонет и разобьется от такой мелочи, как внешность или пол? Продолжать общаться, как раньше? Но это становится немного глупо – испытывать такие эмоции, и даже не понимать, к кому…

“Привет, мой тараторящий Чарли! Написал целую повесть, мне на все отвечать по порядку, или это не требует ответа?”

“Привет, Вольфи! Нет, ответа не надо, мне и так стыдно”.

“Ну и зря. Мне вот не стыдно признаться, что я весь день испытывал то же самое. Чуть с ума не сошел в этой дыре – думал, всех убью, сяду в машину и уеду поближе к цивилизации, лишь бы получить интернет…”

“Не убил ведь, надеюсь? Или ты уже в бегах и скрываешься от полиции? Как я рад видеть тебя онлайн!”

“И я весь день мечтал увидеть напротив твоего имени зелененький кружочек… Сдержался, не убил, но только потому, что в тюрьме, кажется, с интернетом тоже проблемы. Я очень по тебе скучал. Очень. В следующий раз откажусь от работы, если там не будет сети…”

“С ума сошел! От работы нельзя отказываться. Работа – это хорошо. Это говорит тебе почетная офисная крыса, поверь ей на слово”.

“Без тебя – плохо. Кстати, что там с глазами? Когда операция?”

“Через пару дней надо делать… Я пытаюсь отложить на недельку хотя бы”.

“А что изменится за недельку? Зачем откладывать? Или ты надеешься, что через недельку отправишь меня в мусорную корзину? Решил от меня избавиться? Бросишь меня?”

“Не дождешься! Просто вдруг через недельку в мусорную корзину меня отправишь ты? Узнав, что я очкарик, например, поразмыслишь – и попрощаешься”.

“А я люблю очкариков, я не говорил? Мне кажется, что это красиво. Мне нравится, что ты очкарик”.

“Вольфи”.

“М?”

“Тебе не кажется, что мы после одного дня разлуки уже куда-то не туда сворачиваем в разговоре?”

“Кажется. Тебя это напрягает?”

“Немного”.

“Почему?”

“Потому что… Я как-то глупо себя ощущаю, когда портретику Моцарта рассказываю, что очень по нему скучаю, понимаешь… это же смешно, разве нет? Или вот ты пишешь, что считаешь Чаплина красивым очкариком. Ну и потом… мы с тобой ведь не знаем, кто мы в реальной жизни…”

“Может, нам пора познакомиться по-настоящему?”

Я написал это – и замер. Несмотря на мой страх, мне было жутко любопытно, кто же он, мой загадочный Чарли Чаплин… с кем я проводил вечера и дни, кто так тонко чувствует все мои самые тайные глубины?... Ответа не было. Примерно через минуту я уже собрался было отыграть назад, но Чарли ответил.

“Я боюсь”.

“Чего ты боишься?”

“Я боюсь, что все закончится”.

“Почему?”

“Пока я скрываюсь под портретом Чаплина, я для тебя просто собеседник. А если ты будешь знать, кто я на самом деле и как я выгляжу, ты можешь просто не захотеть со мной общаться…”

“Но ведь то же самое можно сказать и о тебе. Ты точно так же можешь разочароваться во мне”.

“Я – нет”.

“Почему ты так уверен?”

“Потому, что мне не важна твоя внешность. И твой пол не важен. Мне важен только ты сам, твоя серединка. Я ее знаю, она мне нравится, а все внешнее вокруг нее значения не имеет”.

“А почему ты думаешь, что я рассуждаю как-то иначе? Я ведь думаю точно так же!”

“Не знаю. Я просто боюсь, и все”.

“Хорошо… тогда отложим пока?”

“Да, давай”.

“Трусишка. Взрослый, но трусишка. Ай-яй-яй!”

“Сам такой”.

“Я – нет!”

“Ну ок, а я – да. Расскажи, как прошел твой день? Свои новости я уже выболтал…”

… но через пару дней, когда операция на глазах стала неотвратимой реальностью, Чарли все же пришлось написать мне свой номер телефона. Он взял обещание, что я не буду включать видеокамеру, когда позвоню. Неужели же он так себя стесняется, мой Чарли? Наверное, он – прыщавая толстушка… но какая мне разница?

Хотя, если не обманывать себя, разница все же была: я все чаще начал пытаться представить себе Чарли. Какой он? Хорошо бы, если бы брюнет. Впрочем… моим пожеланиям и фантазии волю лучше не давать, иначе они мне нарисуют совершенно конкретный образ.

Однако, как ни одергивал я себя, все чаще думал, что увижу его смеющиеся карие глаза… глаза, непременно похожие на полумесяцы… и моментально признаюсь в любви. Ни за что на свете я не хотел бы потерять такого, как Чарли. Конечно, если он окажется совсем уж несимпатичным, в любви я признаться не смогу, ведь нельзя же говорить такое человеку, который совершенно не нравится внешне?… но даже если у него окажется три глаза и десять ног (или, допустим, жена, или муж, или дети) – это же не помешает нам быть друзьями. Настоящими друзьями, не только по переписке. Без всех этих ограничений, секретностей и условностей…

День Икс настал: я привычно потянулся и написал своё “Доброе утро”.

Через секунду пиликнул ответ.

“Совсем оно не доброе”.

“Почему? Что случилось?”

“Я нервничаю”.

“Не переживай, все пройдет хорошо!”

“Да не из-за операции, глупыш”.

“А из-за чего?”

“Я боюсь, что ты позвонишь. И больше не захочешь звонить”.

“Почему? Ты квакаешь, как жаба? Или ты обманул, и тебе на самом деле шестьдесят?”

“Не смешно. Но, видимо, это и правда так сказывается боязнь операции”.

“Когда она?”

“Я уже собираюсь выходить из дома. Через час я должен быть в больнице… Вольфи”.

“Что?”

“Пообещай”.

“Что угодно. Обещаю”.

“Ты даже не спросил, что”.

“Я тебе все обещаю. Все, что угодно, только перестань нервничать, трусишка”.

“Завтра я уже смогу потихонечку читать. И писать. Я надеюсь”.

“Не надо спешить”.

“Как это не надо? А ты?”

“Так я же буду звонить…”

“Ууууууу черт…”

“Да в чем дело-то, Чарли? Что такое? Почему ты так боишься?”

“Ну ок, я честно скажу”.

“Давно пора”.

“Понимаешь, мы с тобой сейчас общаемся, как два оно. У нас нет пола, мы говорим обо всем на свете, и не думаем ни о каких гендерных штуках вроде “удобно ли это сказать девушке” или “будет ли это интересно парню”. Мы не знаем о личной жизни друг друга, понимаешь? А когда мы друг друга услышим… все сразу станет понятно, кто мы. И возникнет эта чертова гендерность, от которой я хотел убежать на сайте, под портретом Чарли Чаплина. Я так боюсь потерять тебя, Вольфи. Очень боюсь. Наше общение, вот такое, простое и без окраски, когда мне все равно, кто ты, мальчик или девочка, а тебе все равно, кто я”.

”Чарли… мне не все равно”.

“В каком смысле?”

“Мне не все равно. Я давно думаю об этом. Мне не все равно, мальчик ты или девочка, мне это жутко интересно, но кто бы ты ни был, я ни за что тебя не потеряю”.

“А как ты думаешь, кто я?”

“Неважно, что я думаю. Ты – мой Чарли, и точка. Ты не опоздаешь?”

“Уже выхожу из дома. Я еще напишу…”

Окончание главы