Заблудший Глава 7. Наставление., ч. 1

Очистив и наложив лекарство на руку Янь Исюаня, Нин Вэй перешел к наложению повязки такими же медленными и осторожными движениями. Янь Исюань сидел перед ним, погруженный в раздумья. В комнате снова воцарилась тишина.

Затем юноша резко спросил:

«Нин Вэй, ты не жалеешь, что связал свою семью с моей? Это жалкое состояние, до которого я докатился, не может успокаивать, и ты, должно быть, уже понял, что я не так уж непоколебимо силен, как говорят люди».

Но я понял, что ты невероятно предан, а это гораздо ценнее для меня, подумал Нин Вэй. Усмехнувшись, он ответил вслух:

«Побывав на поле боя, быстро понимаешь, что ни один человек не является непобедимым. Даже самые славные бойцы с самыми острыми умами рассыпаются одинаково, если их раздавит камень, брошенный на них врагом».

Увидев, что Янь Исюань смотрит на него широко раскрытыми глазами, Нин Вэй поймал себя на том, что произнес нечто более шокирующее, и извинился:

«Прошу прощения, если я сказал что-то обидное».

Хотя такой мрачный юмор хорошо помогал солдатам в мрачной обстановке войны, он полагал, что гражданские лица, такие как Янь Исюань, будут потрясены, услышав его.

Янь Исюань покачал головой.

«Нет, просто... Я хотел бы узнать больше. Нин Вэй, чем для тебя была война? – затем он поспешно добавил. – Но ты можешь не говорить об этом, если не хочешь».

Нин Вэй улыбнулся ему.

«Я не возражаю, – снова посмотрев вниз, он заговорил, – честно говоря, война была для меня постоянной головной болью. Есть люди, которые наслаждаются постоянным танцем жизни и смерти. Они наслаждаются жаром битвы и властью от того, что могут убивать своих собратьев без последствий. Я не отношусь к их числу. Для меня постоянное напряжение и ответственность войны были утомительными и очень, очень изнурительными.»

«Как генерал, я должен был маневрировать своими войсками и формулировать стратегии, чтобы держать всех в наибольшей безопасности и в то же время достойно защищать границу. Мне приходилось иметь дело с политическими играми в тени и чиновниками с длинными руками, которые пытались влиять на поле боя у меня под носом. Кроме того, я пытался предсказать движения загнанного в угол врага, которые иногда были непостоянными и эмоциональными, а иногда холодными и логичными, в зависимости от того, в какую сторону склонялись политики и стратеги. Кроме того, каждый день шли изнурительные бои:

«Постоянная вонь крови, гнили и смерти забивала мне ноздри; резкие удары металла о металл, топот копыт и тревожное мычание, хриплые боевые кличи, гневные крики и мольбы о пощаде сливались в эхо в моих ушах; тянущие усталость мышцы, мое тело в постоянном движении, все органы чувств в состоянии повышенной готовности, осознание плавных движений лошадиного тела подо мной, мой взгляд, постоянно меняющийся, когда я следил за всем на грязном поле; свидетелем бесконечного насилия и оцепенения, когда кости ломались, шкуры лопались, плоть разрывалась, тела рассекались, а жизни заканчивались в мгновение ока, оставляя пронизывающее чувство, что жизнь человека менее весома, чем жизнь животного, которое должно умереть в сезон охоты, лишь для наполнения живота.

«Потом был слой крови, пыли и грязи, покрывавший мою кожу к концу дня; мерцание радости при наступлении ночи, сменявшееся чувством всепоглощающей усталости, когда я понимал, что завтра мне придется пройти через все это снова; счищать кровь и грязь, покрывавшие мое оружие и облеплявшие моего измученного коня; ухаживать за своими ранами как можно быстрее и эффективнее; просматривать планы на завтра, проверять запасы, спорить о малейших разногласиях с моими лейтенантами, поскольку каждая мелочь могла означать множество спасенных или потерянных жизней, расставлять войска, анализировать новейшую информацию и соответственно корректировать стратегии, просматривать количество раненых и потерь...

«Война была просто повторением этого каждый день. Даже когда я ложился спать, я не мог не оставаться в напряжении и не давал себе отдыха, поскольку в любой момент меня могли вызвать для оказания экстренной помощи. И чаще всего я оказывался прав. Война опустошала душу человека, пока не оставалось только самое необходимое, чтобы выжить.

Нин Вэй сделал паузу, его взгляд был отрешенным и полым. Затем он вздохнул и сказал:

«Когда моему отцу пришлось пройти через все это до меня, он делал это так легко, так идеально все уравновешивал. Даже если он был ранен, он сидел с прямой спиной и суровым выражением лица, отдавая приказы. Он был как непоколебимая, несгибаемая гора или как само небо, неспособное когда-либо упасть».

«Это было все, что я мог сделать, чтобы занять его место и сохранить прежнее достоинство, даже когда я чувствовал, как часть меня угасает с каждым днем, мой разум становится тяжелым и тусклым от невыносимого истощения. Я не мог управлять всем так же легко и изящно, как мой отец, как бы это ни выглядело со стороны. Я знаю, что отец гордился бы мной, но все равно иногда я чувствую, что подвожу его».

С коротким горьким смешком Нин Вэй многозначительно посмотрел на Янь Исюаня и произнес слова, похожие на те, что только что сказал юноша:

«Ты, наверное, не ожидал, что героический генерал, с которым ты заключил пакт, окажется такой жалкой душонкой».

Янь Исюань посмотрел в сторону со сложным выражением лица. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом неуверенно закрыл его.

Он знал, что это еще не все, что пришлось вынести Нин Вэю. После того как врагам удалось схватить и убить предыдущего генерала, они использовали обещание увидеть его тело в качестве приманки, чтобы заставить Нин Вэя попасть в ловушку. Они заточили его в подземелье и пытали, пытаясь выведать военные секреты, которые его отец никогда не разглашал. Но, как и его отец, Нин Вэй тоже оставался скрытным.

Благодаря вмешательству Янь Исюаня через неделю после похищения Нин Вэя удалось вызволить. Но Нин Вэю пришлось всю жизнь носить ужасные физические и душевные шрамы того времени. Однако он никогда не ослабевал в своем лидерстве и шел вперед, безупречно выполняя свой долг перед империей в качестве ее генерала и ведя ее к победе.

Услышав, как такой человек сейчас ругает себя, Янь Исюань не знал, что сказать, и выражение его лица отражало его нерешительность.

Нин Вэй лишь улыбнулся и перешел к обработке раны на щеке Янь Исюаня.

Мысли молодого человека внезапно прервались, когда он почувствовал теплые пальцы Нин Вэй на своей щеке, а лицо его возлюбленного оказалось рядом. Янь Исюань сжал губы и постарался никак не реагировать. Его адамово яблоко нервно покачивалось вверх-вниз.

Увидев это, Нин Вэй с беспокойством спросил:

«Сильно болит?».

Его прикосновение стало более мягким.

Янь Исюань почувствовал тепло на шее и сказал:

«Тебе нужно побыстрее закончить с этим».

Приняв это за подтверждение боли молодого человека, Нин Вэй поспешил приложить лекарство. К счастью, ему не пришлось перевязывать рану.

Закончив, Нин Вэй встал, а Янь Исюань последовал за ним. Молодой человек начал идти к двери, а Нин Вэй последовал за ним медленным шагом.

Янь Исюань вдруг остановился и заговорил, не оборачиваясь:

«Нин Вэй, ты не должен сравнивать себя со своим отцом. Генерал Нин Гуан был великим человеком, но обстоятельства, с которыми ему пришлось иметь дело, сильно отличались от твоих. Политический климат в ранний период войны был гораздо менее нестабильным с обеих сторон, да и сама война не была такой огненной и отчаянной, как во второй половине.»

«Когда ты занял пост генерала в столь юном возрасте, ситуация ухудшилась на всех фронтах. Если бы твоему отцу пришлось иметь дело с теми же обстоятельствами, ему пришлось бы выжимать себя досуха, чтобы не отстать, и даже тогда он не справился бы с этим так хорошо, как ты. В конце концов, генерал Нин Гуан может быть тверд и непоколебим, как гора, но он также был слишком добр и упрям, чтобы применить некоторые из решительных и беспощадных тактик, которые использовал ты.»

Нин Вэй сначала удивился. Затем он усмехнулся и сказал:

«Ты просто говоришь мне это, чтобы я почувствовал себя лучше. Как заботливо».

«Нет, не так, – твердо ответил Янь Исюань, покачав головой, – я уже встречался с твоим отцом и понимаю его как человека. Он действительно был достоин восхищения. Но что бы ни говорили другие или ты сам, я все равно... восхищаюсь тобой больше. Я уважаю твой критический образ мышления, твой способ защищать свой народ, прибегая к минимальным потерям, твою доброту и заботу о гражданских, твою способность ожесточить свое сердце, когда это необходимо, твою гибкость и способность к адаптации, твою осторожность и прагматичный нрав».

Опустив голову, он продолжил более мягким голосом:

«Проще говоря, я восхищаюсь тобой больше, чем твоим отцом, и больше, чем кем-либо еще. Я не потерплю, чтобы ты хоть как-то принижал себя».

Нин Вэй был ошеломлен таким признанием. Он и представить себе не мог, что такой человек, как Янь Исюань, будет так высоко его ценить.

Почувствовав себя неловко из-за внезапной тишины, Янь Исюань нерешительно заглянул себе за спину. Увидев пристальный взгляд Нин Вэя, молодой человек смутился и быстро повернулся вперед:

«Ну, в общем, это все, что я хотел сказать. Тогда я пойду», – Янь Исюань поспешно ретировался.

Очевидное смущение молодого человека заставило Нин Вэя весело хихикать в пустой комнате. Вспомнив, как Янь Исюань подсматривал за его выражением лица, как во время их первой встречи, в сердце генерала зажглась странная, сладкая радость.

Нин Вэй бодро вышел из комнаты, чтобы догнать молодого человека.

Окончание главы