Войд Вояж Глава 10

Мать реально выпнула Рицуки из дома.

‒ Отрабатывай пропущенные занятия и до семи вечера не смей сюда даже возвращаться! Из нормальной школы тебя бы уже давно отчислили за такое! ‒ всполошилась Саки с утра пораньше и вытолкала парня за дверь.

Смысла противиться не было, иначе бы всё закончилось куда хуже.

Такигава вяло шёл в школу, которая к удивлению парня и правда была достаточно лояльна к пропускающим занятия ученикам, способных самостоятельно навёрстывать программу.

Проблема тут только одна: непонятный волонтёрский клуб, из которого хотелось втихаря сбежать. Можно в принципе приходить, только чтобы отметиться, но сколько это будет терпеть Касугано, та ещё загадка. Ещё больше вопросов вызывало то, будет ли его маниакально преследовать и тащить за собой Акацуки ‒ с её-то буйной натурой такое вполне себе может произойти.

Официально слинять из клуба через студсовет и прямиком отправиться убирать туалеты, очевидно, тоже не хотелось. Тогда, наверно, можно… предложить студсовету свою помощь и делать за них какую-то письменную работу? Нет… тогда Рицуки займёт позицию раба и его запрягут выполнять ещё и сложную социальную работу. Такого и подавно не надо. Надо идти по пути наименьшего сопротивления… Тогда…

Кроме уборки туалетов легче работы не найти…

Если я продолжу так мыслить, то реально закончу жизнь дворником, ‒ подумал Рицуки, нездорово улыбаясь.

Парень зашёл в школу. До начала занятий оставался ещё час – всё-таки выгнали его из дома очень рано ‒ и Рицуки, чтобы скоротать время, не решил ничего лучше, кроме как сходить в студсовет. Надо было удостовериться в том, можно ли ему сейчас поменять клуб. Вероятно, ему откажут, как и откажут, если Такигава вознамериться помогать Куроганэ. Однако попытка не пытка. Ну чуть-чуть попозорится, а как по-другому? Когда ты миришься с тем, что твоя жизнь состоит из одного позора, и жить становится немного легче. Если за твоим позором будет стоять лично для тебя ценная информация, так чего стыдиться?

Стоя перед дверьми, ведущими в студсовет, Рицуки опять погрузился в конфликтующие с чувствами и разумом мысли.

Я же это делаю только из-за того, что боюсь Акацуки… А кто я вообще такой, чтобы бояться какой-то дурной эгоистичной девчонки? С другой стороны нормальные люди с такими не водятся… Акацуки презирает тех, кто легко подвергается манипуляции, при том, что сама она выглядит простой и не особо смышлёной. Не значит ли это, что у меня самого есть шанс как-то ей манипулировать? Незаметно заставлять её делать то, что удобно мне? ‒ Рицуки уверенно отошёл от студсовета и направился дальше по коридору в сторону астрономического клуба. ‒ Если у меня нет пути наименьшего сопротивления, значит, я должен сам его создать с помощью других людей. Но обычно люди начинают противиться, когда чувствуют, что их используют (только я, такой молодец, не противлюсь). Какой же это «путь наименьшего сопротивления», когда ты идёшь за него против кого-то бороться? Значит, я буду просто по минимуму пребывать в клубе и ничего не делать. А Акацуки игнорировать – тогда ей по любому придётся работать в одиночку. Делов-то.

Эта позиция объективно не лучше, но Рицуки такой расклад будет вполне устраивать. Просить парня участвовать в каком-то совместном деле – это тупо говорить со стенкой. Рицуки больше не будет выполнять чьи-то просьбы. Он и без того достаточно наделал делов, идя на поводу у всяких манипуляторов. «Помогать потерянным ученикам решить их проблемы», ‒ как говорила глава студсовета? Пусть эти неокрепшие умы попросят помощи у кого-то более толкового и социально активного.

Подойдя к двери клуба астрономии, Рицуки дёрнул за ручку – та не поддалась.

‒ Не пришли ещё. Ну и ладно, ‒ парень пожал плечами и смирился с тем, что ему придётся весь час как обычно где-то отсиживаться.

Соседняя дверь рядом с астрономическим кружком была подписана как «клуб рисования манги» и была настежь открыта, отчего Такигаве, поддавшегося интересу, захотелось посмотреть, что там внутри.

‒ Извиняюсь… ‒ скромно заглянул он в помещение. Прямоугольная комната была таких же скромных размеров как и астрономический клуб, а, может, даже и уже. Совершенно пустая и необустроенная – всего один стеллаж с тремя книжками на полках, на голой белой стене одиноко висит какой-то неуместный плакат с реальной девушкой в купальнике, один стол и два стула. Никого нет.

‒ Ой, вы из студсовета? ‒ вежливый девичий голос вернул забывшегося Рицуки обратно на землю. Рядом с ним стояла милая синеволосая девушка с длинными красивыми локонами.

‒ А, нет. Я так… ‒ опомнился парень, растерявшись от изучающего взгляда незнакомки.

Девушка от пришедшего озарения широко распахнула глаза и сложила руки перед грудью.

‒ О, ты же был на ярмарке клубов! На том музыкальном номере с беловолосой красоткой! ‒ с улыбкой воскликнула она.

Рицуки напрягся. Он как-то не задумывался, что его ругань на Мороху в микрофон да ещё и перед толпой людей принесла ему такую известность.

‒ Давай войдём, ‒ легонько дотронувшись до спины парня, незнакомка скромно повела того в комнату.

Такигава не протестовал, хотя на душе крутилось неприятное подозрительное чувство. Только Рицуки сказал себе, что не будет идти на поводу у других, как очередная красавица своей инициативностью сбивает его с пути гордого волка.

‒ Ты что-то от меня хотела? ‒ наконец-то подал голос парень.

Девушка вдруг сбавила свои порывы энтузиазма и скромно отошла от Такигавы.

‒ А… Я так понимаю, ты из астрономо-волонтёрского клуба? Вы там вроде бы помогаете ученикам.

‒ Да, а что?

‒ Н-ничего. Просто хотела уточнить, ‒ красавица начала нервно накручивать на палец прядку волос. ‒ Твои товарищи ведь утром в клубе обычно не собираются.

‒ А-а… ‒ протянул Рицуки. Для него это новость. ‒ Не знал. Я здесь только второй день. ‒ Он намерился поскорее выйти отсюда. Не хотелось так быстро портить о себе впечатление перед незнакомым человеком одним только присутствием здесь. ‒ Я тогда пойду. Твоим одноклубникам со мной и без того тут тесно будет.

‒ Стой, ‒ мягко остановила его девушка. ‒ У меня нет одноклубников. Я тут одна… пока… наверное, ‒ она скромно свела два указательных пальца в друг с другом, а потом пролепетала: ‒ А… ну, если ты сам ничем не занят… Если занят, то не смею тебя задерживать.

‒ Да не занят я. До начала учёбы ведь ещё час, ‒ Рицуки неожиданно для себя быстро успокоился и оставил идею побега. ‒ Ты здесь и правда одна?

‒ Да, одна, ‒ девушка села за стол, кивнув Такигаве на свободное место рядом. Рицуки молча согласился и присел на соседний стул – всё равно ведь этот час надо где-то переждать, да и незнакомка не была отталкивающей, наоборот, очень мягкая, излучающая комфорт, особа. ‒ Хорошо, что благодаря студсовету можно создать клуб в одиночку. А то половины кружков тут попросту не существовало бы – так мало учеников… А… Я Футами Ёдзора, первогодка. Совсем забыла представиться.

Рицуки инстинктивно склонил голову в знак приветствия и нового знакомства.

‒ Такигава Рицуки.

Ёдзора от счастья засияла.

‒ Так ты Такигава-кун, ‒ довольная чуть слышно произнесла она. ‒ Имя у тебя красивое. И сам по себе ты очень красивый. И очки тебе идут.

Парень только сейчас осознал, что ему никто никогда не делал комплиментов о внешности в искренне-положительной форме. Не самый мужественный вид вызывал у всех в основном недоумение, а комментарии об этом сопровождались скромным намёком на опаску ‒ ну не должен он выглядеть настолько неоднозначно. «Ты специально выглядишь так, чтобы сбивать с толку людей?» ‒ обычно такие вопросы ему все задавали.

Люди боятся неоднозначных вещей и людей. Им надо, чтобы всё вокруг было понятным, очевидным и простым, и их не интересуют вещи, на обдумывание которых нужно тратить больше времени. Им нужно сразу и точно знать – перед ними стоит конкретно парень или девушка. Если на ответ требуется больше времени, начинаются проблемы – люди не понимают, нервничают, бояться ошибиться, и эти лишние раздумья в какой-то момент начинают их раздражать. «Почему ты такой непонятный? Ты вообще кто? Почему я должен сомневаться в тебе? Будь проще и понятнее, и всем будет легче».

Почему я должен для кого-то выглядеть проще и понятнее? Почему я должен ради кого-то отказываться от своих предпочтений? Почему я в принципе что-то кому-то должен?

Ёдзора же сразу увидела в Рицуки парня и восхитилась его красотой. Конечно, это приятно. Такигава и сам считает себя красивым, однако эта опрятность и создаёт ему сложности – ни тот беспутный психолог, ни мать не верят, что у него могут быть какие-то проблемы. Только вот почему, чтобы все поверили в твои недуги, ты должен выглядеть как побитый бродяга? Обычно в наше время как побитые бродяги выглядят типичные хиккикомори, в то время как Рицуки, тоже встав на путь хикки, каким-то чудом ещё умудряется следить за собой.

‒ Ты тоже… красивая, ‒ делать комплименты в ответ для Такигавы тоже было чем-то новым, и парень немного смутился от того, что из его рта вообще могут выходить какие-то приятные слова. Обычно Рицуки подаёт голос только для того, чтобы кому-то съязвить.

Футами мило улыбнулась.

‒ Спасибо, ‒ покраснела она. ‒ Я очень люблю красивых людей, готова всю жизнь ими восхищаться. Но не подумай, что я обесцениваю душу. Красивые души я люблю не меньше.

‒ Понятно. Творчеством увлекаешься?

‒ Как видишь, ‒ Ёдзора осмотрела пустую комнату и перевела на Рицуки неловкий взгляд. ‒ Ой, тут же ничего нет, хи-хи. Просто в моих глазах эта комната уже обустроена ‒ я уже вижу, что на полках стоит куча книг, а вот на этом столе лежат папки с рисунками… Я странная, да?

‒ Нет, ‒ спокойно ответил Рицуки. ‒ Иметь хорошую фантазию – это вполне по-творчески.

Футами погрустнела.

‒ Хе… Только этой фантазии мне в рисовании не очень хватает.

‒ Почему?

‒ Не лежит душа к тому, что мне обычно задают на подготовительных курсах.

‒ Хочешь поступить в какой-то художественный университет?

‒ Не знаю… Я просто хочу рисовать красивых вымышленных персонажей в красивых одеждах. Вот на это у меня фантазии хватает, ‒ Ёдзора достала из сумки скетчбук формата А5 и быстро пролистала свои работы.

Страницы пестрили яркими красками, в основном розовым, оранжевым и, как ни странно, бирюзовым. По большей части именно такой цветовой гаммы была одежда не самых весёлых нарисованных персонажей. Кто все эти герои и откуда они, спрашивать не хотелось – наверняка простые болванчики, даже без имён, у которых кроме симпатичной внешности больше ничего не было. У всех взгляды задумчивые, уставшие, но они будто надеялись на что-то хорошее. Акварель и маркеры создавали между цветами плавные градиенты, а серые карандашные скетчи, судя по ровной аккуратной штриховке и отсутствию лишнего обрамления силуэтов, определённо рисовались уверенной рукой.

‒ Красиво, ‒ сухо прокомментировал Рицуки, злясь на себя за то, что не смог достойно эмоционально окрасить это лаконичное слово.

‒ Спасибо, ‒ улыбнулась Футами. ‒ А вот что я рисую на курсах. Это были тренировочные скетчи, которые я потом спустя время решила дорисовать, ‒ она достала ещё один скетчбук того же размера, что и первый, и пролистала его без каких-либо комментариев.

Работы все были в одном цвете. Из красных пятен разных оттенков вырисовывались цветы, из зелёных – листики, травинки, из синего, очевидно, лучше всего получались морские волны. Карандашные скетчи человека, явно нарисованные с натуры, оставались нетронутыми. Никаких экспериментов и буйства красок. Непонятные хаотичные пятна голубого и оранжевого, из которых воображение Рицуки не смогло построить ни одного простейшего образа, явно были заданием нарисовать что-то абстрактное.

‒ Это ведь… живопись? ‒ хотел уточнить парень. ‒ На холсте это смотрелось бы эффектнее.

‒ Ничего из этого на холсте не выглядит так, как это нарисовано здесь, ‒ задумчиво ответила Ёдзора. ‒ Даже здесь это выглядит уныло, а то, что осталось стоять в подготовительной школе… так вообще стыд и позор. Нет ни вдохновения, ни фантазии. Нарисуй грусть, нарисуй радость, нарисуй сомнения и страх с помощью геометрических фигур… Не понимаю, как это. Мне легче нарисовать эти эмоции на лицах персонажей, чем непонятно как бросать краски на холст.

‒ А почему ты выбрала курсы именно живописи? Тебе бы больше подошёл дизайн одежды.

‒ Родители сами подобрали мне курсы с оптимальной для них ценой. Всё уже проплатили. Увидели, что я люблю рисовать и бездумно закинули меня «хоть куда-то». Сказали: «А какая разница? Рисование ведь везде одинаковое». И я не сразу поняла, что живопись – это не моё. Я верила, что преуспею и в ней. Научусь. А в итоге ничего толкового… ‒ после грустного ответа девушка перевела взгляд на Рицуки, который от всей этой информации несколько озадачился. ‒ Что такое? ‒ спросила она.

Такигава с лёгким беспокойством пришёл в себя.

‒ Ты так легко мне обо всём этом рассказала и показала. Не ожидал… Я думал, это всё должно раскрываться в более интимной обстановке.

‒ А! ‒ Ёдзора нервно замахала руками перед собой, будто хотела отогнать приближающийся поток смущения, но было уже поздно – лицо девушки залилось краской. ‒ Я наговорила много лишнего? Извини! ‒ вся красная, прикрыв заслезившиеся глаза, она резко отвернулась от внимательного взгляда в свою сторону. ‒ Просто наболело… Не могу держать в себе. А ты… выглядишь так, будто готов выслушать. Извини, что ошиблась!

‒ Успокойся. Ты… не ошиблась. Я не простив послушать что-то подобное, ‒ когда дело касалось чужих эмоций, Рицуки не знал, куда себя деть. Сполна вовлекаться в чьи-то переживания и как-то их успокаивать не позволяла собственная скупость эмоций. Внутри каждого из нас бушует буря, хочется высказать больше да поярче, но Такигава без понятия, как это нужно делать, чтобы никому попросту не сделать хуже. ‒ И ещё… ‒ в раздумьях Такигава и сам отвернулся от девушки, ‒ ты так спокойно и легко со мной разговариваешь, будто мы уже давно знакомы…

Ёдзора вдруг прекратила беспокойно ёрзать на стуле и, усмирив причитания, перестала шевелиться. Спустя какое-то время сквозь немую тишину в комнате она бесшумно выпрямилась и села за столом ровно.

‒ Мне тоже кажется, что мы знакомы, ‒ в её голосе читалось былое спокойствие и лёгкость. ‒ Но, может, и показалось… Просто ты мне очень сильно напоминаешь одного человека из интернета.

Рицуки и сам много времени проводит в интернете. Он активно ведёт профиль в популярной социальной сети, пишет какие-то навязчивые нехорошие мысли, некоторые из которых становятся популярными, а также пересказывает информацию о космосе из документальных фильмов и научных статей более простым языком – так, для просвещения этого безнадёжного человечества. Кроме мелочных споров на насущные темы с другими пользователями, парень тесно ни с кем общается. То есть даже постоянных друзей по переписке у него нет. Ни одного. Потрясающее достижение, от которого Такигава мог лишь болезненно ухмыльнуться. Однако таких как Рицуки в компьютерной сети пруд пруди, и шанс того, что Ёдзора следит в соцсети именно за ним, очень мал.

Раздумья о том, что Футами всё-таки читает Такигаву, вгоняли в холодный пот, так как количество стыдных и жалких высказываний в профиле превышало все нормы, но меньше знаешь ‒ крепче спишь, и Рицуки решил перевести тему:

‒ А почему ты решила открыть именно кружок рисования манги? ‒ как и Ёдзора выпрямился он за столом.

‒ Здесь в клубе изобразительных искусств в основном практикуют живопись, ‒ как ни в чём не бывало девушка подхватила новую безопасную беседу. ‒ Мангу я тоже не особо хочу рисовать, но она тесно связана с изображением персонажей, которые меня и интересуют. Мне больше нравится рисовать что-то одно полноценное и более-менее статичное. Даже не знаю, придёт ли в этот клуб кто-нибудь ещё… Только вот это не то, о чём я сейчас должна думать.

‒ А о чём?

Ёдзора от бессилия медленно положила лицо на стол.

‒ На курсах мне задали нарисовать «вдохновение».

‒ Вдохновение… ‒ Рицуки совершенно не смутило такое задание. Обычно под «вдохновением» он понимает лёгкость работы и искренность. ‒ Рисуй то, что нравится и получается лучше всего.

‒ Надо нарисовать воплощение своего «вдохновения». То есть как именно выглядит вдохновение – какой оно формы, ‒ Футами развела руки в стороны и поводила ими в воздухе, рисуя какую-то произвольную фигуру. ‒ Такигава-кун, если бы тебе дали такое задание, чтобы ты нарисовал? Мне вот ничего в голову не приходит…

Парень всерьёз задумался, но сразу же без проблем ответил:

‒ Ты будто пытаешься придумать то, чего не существует. Круга для меня вполне достаточно.

‒ Круга? ‒ Ёдзора перевела внимательный взгляд на Рицуки. ‒ Почему круг?

‒ Э… ‒ Такигава вдруг напрягся, стыдясь своих мыслей в голове, ‒ тебе реально это нужно объяснить?..

‒ Ну я бы послушала.

‒ А, может, не надо? ‒ Рицуки совершенно не нравилось, куда начала идти беседа. ‒ У меня там такой бред.

‒ Ничего страшного. Скажи. Я не буду смеяться, ‒ Ёдзора снова села за столом ровно и с большим интересом ждала разъяснений.

Парень от безнадёги вздохнул и после небольшого конфликта внутри с самим собой всё же решился на рассказ.

‒ Эм… Ну… Вдохновение – это что? ‒ обратился он к девушке.

‒ А… ‒ Ёдзора растерялась, не ожидая того, что она тоже должна в этом участвовать. ‒ Творческий порыв. В сознании происходит взрыв ‒ «бам», и у тебя всё получается, причём с первого раза.

‒ Ага… А творческий порыв характерен для кого?

‒ Для творческих… людей?

‒ Да, людей. Будем брать в общем. А люди – это кто?

‒ Хомо… сапиенс? ‒ Футами ещё сильнее стала сомневаться в своих ответах, не получая от Рицуки никакой реакции. ‒ Животные? Кто?

‒ Вселенные.

Девушка недоумённо хлопнула глазами, но всё же обмозговала такой необычный ответ.

‒ А-а… Вот в каком плане ты думаешь.

‒ Всё в нашей Вселенной состоит из кругов. Звёзды, планеты – это всё круги. Даже вся Вселенная может иметь форму круга. Так-то это сфера, но неважно – у нас же плоский бумажный лист. Есть, конечно, и другие теории, какой формы может быть наша Вселенная, но я лично думаю, что она в виде круга. Так же форму круга имеют атомы и молекулы, из которых состоят звёзды и планеты. На планете Земля существует жизнь, тоже состоящая из атомов, включая особую форму жизни – людей, которые могут чувствовать себя частью этой Вселенной. Всё на этом свете состоит из одного и того же. Не значит ли это, что мы можем называть себя мини-вселенными?

‒ Вот это тебя заносит… ‒ подперев подбородок рукой, улыбнулась Ёдзора.

‒ Я могу не продолжать.

‒ Нет-нет, продолжай. Мне интересно, чем закончатся эти рассуждения. Особая форма жизни…

Рицуки важно поправил очки на носу, стараясь выглядеть настолько умно, чтобы его изречения не вызывали никаких лишних вопросов. Хотя такой вид с другой стороны имел большой потенциал превратиться в одну большую нелепость.

‒ Да, мы по истине особая форма жизни, так как единственные, кто может вообще в принципе думать о Вселенной, изучать её составные части и благодаря воображению делать свои собственные выводы. Никто кроме нас так не может.

‒ А ты не веришь во внеземную разумную жизнь?

‒ Не верю. Другой разумной жизни помимо нашей нет нигде. Существование человечества – это лишь случайное стечение обстоятельств, и другой такой случайности в этой Вселенной произойти попросту не может. Ну, это лишь моё мнение.

‒ В этом вполне может быть смысл.

‒ Вся жизнь – это атомы и молекулы, то есть круги. Круг как фигура – это воплощение бесконечности, целостности, гармонии, начала жизни и её сущности. А знаешь, что ещё можно описать как «начало и сущность жизни»?

Футами снова напряглась.

‒ Внутренний мир? Чувство? Дух… Ду!.. ‒ её вдруг озарило.

‒ Да. Душа, ‒ подтвердил Рицуки, слабо улыбаясь. В глубине души чувствовалась радость от того, что хоть кто-то был увлечён его рассказами. ‒ Человеческая душа может чувствовать творческие порывы, то есть вдохновение. Это получается, что и душу, и вдохновение тоже можно представить в виде круга, а если думать масштабнее, то всё это неплохо ложится в понятие Вселенной. Все мы – это мини-вселенные, в которых есть круглые души и круглое вдохновение. Всё просто.

Ёдзора от таких выражений удивлённо вскинула брови.

‒ Ничего себе, «просто». Я бы сама до такого никогда не додумалась, ‒ она открыла скетчбук на пустой странице и вместе с простым карандашом протянула всё это парню. ‒ А ты можешь это зарисовать?

Рицуки взял принадлежности из рук Футами и подозрительно прищурился.

‒ Ты прямо веришь, что я смогу это нарисовать?

‒ А ты никогда не переносил свои творческие порывы на лист? ‒ скромно поинтересовалась девушка. ‒ Я ни за что не поверю, что ты со своим воображением не склонен к творчеству.

‒ Ну… я пробовал, конечно… ‒ Такигаве совершенно не нравились уверенные заявления Ёдзоры. ‒ Но я сам по себе не талантливый, чтобы что-то постоянно делать.

Футами мило улыбнулась.

‒ А я ничего не говорила про талант. Я имела в виду сам факт того, что ты как-то можешь себя выражать.

‒ Откуда тебе знать, что я именно… такой? На одном воображении далеко не уедешь. В голове одно – а в реальности получается совсем не то, что ты себе представлял.

‒ А… Точно. У меня тоже такое порой случается, ‒ Ёдзора несколько расстроилась. ‒ Извини, что поспешила с выводами. Я ведь тебя совсем не знаю…

‒ Н-ничего, ‒ Рицуки и сам поник, хотя с одной стороны приятно, что кто-то видит в тебе потенциал – то, в чём ты теоретически можешь быть силён, а с другой стороны тяжело от того, что можешь не оправдать ожидания. Однако эти грустные мысли парень решил откинуть в сторону и смиренно показать Ёдзоре свои скудные навыки рисования. Будет хуже, если Такигава никак не ответит девушке на её ожидания, если ей всё-таки не важен талант.

Парень устремил взор на белый лист и как следует взял карандаш в руки. Воображение нарисовало на небольшом холсте горную пустыню, из-за горизонта которой выглядывает крупный шар с кольцом на фоне чёрного неба. Завышать планку своих же ожиданий не хотелось – такой простой картины Рицуки было вполне достаточно. Вероятно, даже сейчас рисунок выйдет не таким хорошим, каким он сейчас представляется в голове, но Такигава постоянно сталкивается с подобным, так что к этому не привыкать.

Рицуки начал закрывать нарисованную линию горизонта пирамидами с волнистыми рёбрами. Чтобы показать их объём, нужно знать светотень, с которой Такигава знаком, однако половина такой работы у него всё равно проходила на интуитивном уровне, и парень, не всегда везде удачно ложа тени, обозначал их быстрой и не самой аккуратной штриховкой.

Из-за горизонта выглядывал большой неполный круг, на который класть тень было куда легче, и вот спустя несколько мгновений он превратился в шар. Вокруг шара появилось неполное кольцо, движение которого Рицуки скромно показал облегающими линиями. Ну и такая же быстрая штриховка тёмного-тёмного неба.

‒ Как-то так, если на скорую руку, ‒ тихо произнёс парень как только закончил свою работу и, отдалив скетчбук, даже немного стал увереннее. ‒ Если смотреть издалека, то выглядит не так по-детски.

У него очень редко доходили руки до рисования, а если что-то и получалось, Рицуки мог решительно выкладывать это в свой профиль. Нормальная реакция от аудитории равнялась нулю: либо было полное игнорирование существования поста с неважным рисунком, либо ‒ саркастичные комментарии, но Такигава на этот счёт особо не горюет. Вполне логичное положение дел под стать его бездарности.

Ёдзора, всё это время внимательно следя за движением карандаша, не издала ни звука, но в конце работы всё же собралась с мыслями.

‒ Сатурн?

‒ Ну да. Любимая планета. Хотя это слишком банально, ‒ Рицуки отдал скетчбук и карандаш обратно девушке. ‒ Извини, что испортил тебе страницу.

‒ Нет, это не плохо. Очень даже красиво, ‒ Футами ещё раз внимательно рассмотрела рисунок и яркой улыбкой показала своё довольствие.

‒ Если это так… то я рад, наверное, ‒ с каким-то недоверием сказал Такигава и поднялся со стула. Ёдзора не вызывала у него отвращения – всё-таки спокойный, не давящий ни на что человек, который особо не лезет в душу, ‒ просто в какой-то момент парень стал чувствовать жуткую усталость от взаимодействия с человеком. Это было с непривычки. ‒ Я пойду. Нужно подготовиться к занятиям.

Футами тоже встала, но с места не сдвинулась и проводила взглядом выходящего из комнаты парня.

‒ Спасибо, что составил мне компанию, ‒ сказала она ему вслед, на что Рицуки ничего не ответил. Может, не услышал.

Ёдзора осталась в клубе одна и, продолжая смотреть на работу Такигавы, подавленно прошептала:

‒ Как я и думала… Значит, это всё-таки ты, «ReedTsuki»? То-то я смотрю стиль знакомый, ‒ её глаза вдруг заслезились. ‒ А это твоя… такая душа?

Окончание главы