Войд Вояж Глава 5

‒ И-извините! ‒ низенькая девушка-первогодка, испытав, кажется, недюжинную порцию неловкости, быстро пробежала под подмышкой Морохи и скрылась за углом в школьном коридоре.

Акацуки какое-то время продолжала протягивать диск в пустоту, одиноко стоя в холодном коридоре.

‒ А-а-а! ‒ от отчаяния вспылила Мороха. ‒ Да почему никто не хочет покупать мои треки?! Дайте денег…

Прошло два дня с того момента, как девушка поступила в новую школу и сразу же была втянута в кучу проблем, которые сама же создала. Одна проблема была решена сразу же, как только появился риск оказаться выгнанной из учебного заведения за грубое нарушение правил – родители Морохи сразу же заплатили директору немаленькую сумму в знак извинения за неподобающее поведение своей взбалмошной дочурки. Да, семья Акацуки была довольно богатой, однако сама Мороха могла лишь смиренно сидеть с пустым кошельком и выживать за счёт своей работы. Бóльшая часть карманных денег у девушки была конфискована.

И уже третий день она терпит тотальную неудачу по продаже своего творчества.

Как брать автографы и фоткаться – так пожалуйста, а как нормально поддержать ‒ так никого, ‒ насупившись, подумала Мороха и снова поднялась на второй этаж, где учились её одногодки.

Второгодки и третьегодки на новую школьную звезду реагировали более умеренно, в основном оставляя комментарии по типу:

‒ А, ты та самая дебоширка с крутым музыкальным номером? ‒ усмехнулся какой-то неприметный парень, выйдя из класса в коридор по зову Морохи.

‒ Почему же дебоширка? ‒ с явно натянутой улыбкой спросила Акацуки. ‒ Я не совершила ничего криминального.

‒ Для студсовета это криминал. Мне кажется, уже все знают, что ты выступала без его разрешения, но тебя не исключили. Говорят, что из ты мажорной семьи, и твоё обучение здесь проплачено. Будешь и дальше творить беспредел?

‒ Да не буду! И это слухи! ‒ как можно увереннее воскликнула девушка, и пробубнила себе под нос: ‒ Наверняка студсовет постарался. Слушай, ‒ хитро изогнула она брови, ‒ может, купишь у меня диск?

‒ Не, спасибо, ‒ отмахнулся парень, ‒ кто знает, что со мной сделает студсовет, если узнает, что твоё барыжничество и правда работает. ‒ Он поднёс ладонь ко рту и прошептал: ‒ Ты извини, правда, но мы тут все реально зашуганные из-за этих тиранов. Особенно Микадо, он очень дикий. Кажется, он готов порвать в клочья любого, кто поведётся за тобой.

‒ Так вот, в чём дело, ‒ так же зашептала Мороха.

Тот вечно агрессивный блондин Микадо заставляет всех меня бояться? Может, другие и хотят общаться со мной, но из-за него просто не могут. И это совершенно не вяжется с тем, что мне нужно помогать другим. Студсовет очень странный… ‒ подумала она.

‒ Ладно, ‒ выпрямившись, подняла голос Акацуки, ‒ я вообще сюда по другому поводу пришла, ‒ она посмотрела на табличку над дверью: это был класс 2-3. ‒ Такигава… -кун сегодня опять не пришёл, как я погляжу?

Парень быстро осмотрел свой класс.

‒ Не-а. Я и в том году был его одноклассником, так он полгода в школу не ходил.

‒ Полгода?! ‒ удивилась Мороха.

‒ Он приходил только на промежуточные тесты, контрольные и экзамены. Может, и в этом году такая же картина будет.

‒ А почему так произошло?

‒ Да хрен знает. Хотя… ходит тут один слушок, правда или нет, не знаю, что он замешан в кое-каком криминале.

‒ В каком?

‒ Ата-та, не скажу, нельзя, ‒ поводил он указательным пальцем. ‒ Лично я сам не верю, что он может что-то натворить. У Такигавы слабое здоровье. Всегда, когда он приходил, постоянно от чего-то недомогал. Вот школу и пропускает.

Энергия Морохи вмиг испарилась, и та в раздумьях погрустнела.

‒ М, понятно, ‒ тихо произнесла она и, развернувшись, пошла по коридору.

‒ Эм, ‒ окликнул Акацуки парень, ‒ а он тебе срочно нужен?

‒ Да вот… Извиниться только перед ним хотела, ‒ ответила Мороха и направилась в свой класс на учёбу.

Сидя у окна, под тихий голос учителя Акацуки с каждой минутой окутывалась всё новой и новой волной не самых приятных мыслей. Не нужно было задерживать Такигаву с той тяжелой колонкой. Пока он вместе с Морохой её тащил, наверняка надорвался и теперь лежит дома с больной спиной. Плюсом идёт его личная, никому неведанная обида на девушку.

Вот как тут спокойно сидеть и ждать его возвращения? В такой ситуации одного «Извини» явно будет недостаточно.

Тем не менее страдать от своего бессилия и невозможности хоть что-то сделать, чтобы всё исправить, не хватало ни ума, ни времени. Мороха не сильна в человеческих взаимоотношениях, и что делать в подобных ситуациях, ей не поможет никакая интуиция. Всё нормально осмыслить времени не хватало и по той причине, что работа в библиотеке вместе с Томой и Хикари ещё не закончена. Сегодня идёт уже третий и, хочется верить, последний день, как они разбирают негодные книги. А вот что делать дальше, можно узнать только плывя по спонтанному течению чужих проблем.

После занятий Акацуки пришла в библиотеку. Её соседи по клубу сказали, что задержатся, и отправили Мороху пока делать работу самостоятельно.

Девушка сидела за столом и скучающе вытаскивала из каждой книги карточки, периодично зевая от монотонности происходящего. В помещении царила приятная вечерняя прохлада, частым гостем залетая сюда через открытые окна. Одинокая библиотекарша Сугинами на своём месте медленно перелистывала книжные страницы.

‒ Сугинами-сан, ‒ с некоторым любопытством обратилась к ней Мороха.

В неожиданности Акари вздрогнула, её длинные тёмные волосы на секунду вздыбились, а очки чуть не слетели с носа.

‒ Ч-что такое?! ‒ заметно нервничая, закричала она и встала из-за своего стола. ‒ Есть какой-то вопрос? Сейчас я подойду! А! ‒ Сугинами запнулась за небольшую стопку книг под ногами и упала плашмя лицом на пол.

‒ Ничего не нужно. Лучше сиди… ‒ с лёгким изумлением сказала Акацуки, увидев, как девушка, вроде целая и невредимая, без проблем встала и как ни в чём не бывало поправила очки.

‒ Л-ладно, ‒ пропищала она от смущения и села обратно за своё место, скрыв своё красное лицо за книгой.

Мороха оторвалась от своего дела и решила сама подойти к библиотекарше. Рядом со столом Сугинами стояла тележка, куда нужно складывать, как говорил Тома, «хлам», который потом отправится на утилизацию. Акацуки взяла стопку отсортированных ненужных книг и направилась к Акари.

‒ Я хотела спросить. А ты всегда здесь одна? ‒ спросила Мороха, положив книги в тележку.

‒ А… ну, да, ‒ та опустила книгу и нехотя показала свои покрасневшие щёки. ‒ Сэмпаи, с которыми я работала в библиотечном комитете уже выпустились. Хотя… половина из них ушла отсюда ещё в середине прошлого года.

‒ М… И как часто ты возишься с негодными книгами? ‒ Акацуки взяла из тележки книгу о живописи. – Не жалко?

Поправив очки, Акари отбросила былое смущение и стала более серьёзной.

‒ Я думаю, что библиотекари в первую очередь нужны не для того, чтобы выписывать книги читателям, а для того, чтобы следить за актуальностью информации и своевременно выбрасывать хлам.

‒ То есть библиотекари нужны для того, чтобы выбрасывать книги?

‒ Ну, да. А какой тогда в них смысл, если они не в курсе, какие книги сегодня нужны, а какие ‒ нет? ‒ посмотрев на книгу у Морохи Сугинами прищурилась и молча протянула руку, отчего Акацуки немного растерялась и осторожно отдала вещь библиотекарше. ‒ Это… ‒ Акари покрутила в руке книгу о живописи, ‒ это не та книга. Ты не ту взяла.

‒ Э? ‒ Мороха напряглась.

‒ У нас есть две книги о живописи с одинаковым названием. Но автор и год издания отличаются…

‒ А я… не ту взяла? ‒ Акацуки глупо улыбнулась. ‒ Я, кажется… забыла посмотреть на автора и взяла то, что попалось мне на глаза первым… Извини.

Сугинами встала с места и, подойдя к тележке, вытащила стопку книг, которую Мороха только что туда положила.

‒ Дай мне, пожалуйста, список, который я тебе дала.

‒ Вот, ‒ Акацуки вытащила из кармана пиджака бумажку и подала её девушке. Туда были выписаны все книги, которые Морохе нужно было вытащить с книжных полок.

Библиотекарша начала быстро сверять книги со списком и ужаснулась.

‒ Это не та книга, ‒ отложила она одну в сторону, а следом за ней вторую и третью: ‒ Эта тоже, и эта… И эта… Ты… Надо… внимательнее смотреть, что тут написано… ‒ Акари явно хотела упрекнуть Мороху построже, но всё-таки смогла обуздать своё недовольство.

Акацуки, осознав, что натворила, стояла вся бледная где-то в углу помещения и не шевелилась. После стольких ошибок, ей попросту нет оправдания.

‒ Извини…

Сугинами молча изогнула брови будто в символ недоверия, но, вернувшись в неловко-уважительный тон, произнесла:

‒ Ни-ничего страшного. С кем не бывает. Д-давай я помогу тебе всё исправить.

Мороха всем сердцем хотела верить, что это было искренне. Обычно девушка всю жизнь только и делает, что допускает серьёзные ошибки и подрывает доверие других. Потому в подсознании всегда хранится мысль, что людей Акацуки реально раздражает чуть ли не по любому поводу. Мороха развила навык игнорирования чужого раздражения благодаря простому принятию себя такой, какая она есть, но тот, кто помог ей это сделать, вероятно, в данном случае сделал только хуже.

Опять всё испортила, ‒ подумала девушка.

Акацуки вернула некоторые карточки в нужные книги и пошла вглубь библиотеки в отдел искусства ставить ни в чём неповинные источники знаний обратно на полки. Поставив книги о живописи, оригами и театре на место, Мороха хотела хлопнуть себя ладонью по лицу: только сейчас она поняла, что этих книг вообще не было в списке, потому можно только гадать, насколько сейчас раздражена библиотекарша от такой серьёзной невнимательности беспутного помощника.

Побоявшись снова пересекаться с Сугинами, Акацуки решила немного потянуть время и побродить между стеллажами. На полках стояли корешки книг разных цветов и размеров: про писательство, архитектуру, лепку, кино, танцы и, конечно, музыку. На музыке Мороха и решила остановиться. По мнению девушки тут преобладало большое количество ширпотреба: автобиографии и истории становления каких-то айдолов и музыкальных групп вызывали у Акацуки сильное отвращение. И самих людей, и их творчество, в частности, популярные музыкальные жанры, в которых музыканты себя выражали, Мороха буквально терпеть не могла… От злобы на всё это кожа покрывалась зудящими мурашками.

Мороха с детства была весёлой и активной, однако неуклюжесть и отсутствие музыкального слуха с хромающим на обе ноги чувством ритма хочешь не хочешь, а впечатление странного ребёнка точно создаст.

В детском саду девочка громко и беспорядочно всех перекрикивала на уроках музыки и пения, отчего другие дети по упаду хохотали, а воспитатели только зазря тратили половину занятия на то, чтобы хоть как-то ей помочь. Шли года, и ничего не менялось, но на последнем году начальной школы один строгий учитель музыки решил покончить с этим безобразием, с заметной надменностью сказав Морохе:

‒ Больше не пой. Только всё портишь.

«Только всё портишь» стал для девочки спутником по жизни. Куда бы ни пошла Акацуки, постоянно билась то своя, то чужая посуда в столовой, вазы в классах, трескалась мебель, царапались стены. На всём, мимо чего проходила Мороха, не оставалось и живого места. Даже на людях. Она могла случайно задеть человека локтем так, что того отправляли в больницу, и просто валилась с ног на ровном месте, таща за собой вниз на землю и других людей.

‒ Одни проблемы от неё, серьёзно. Мне, кажется, это нужно лечить, ‒ стоя у выхода из учительской Мороха слушала одни и те же претензии классного руководителя в сторону её родителей.

Родители Морохи – отец, Акацуки Рэн, и мать, Акацуки Инори – опрятные, цивильные и сдержанные люди, которые по сравнению с неспокойной и вечно растрёпанной девочкой были как небо и земля.

Мать ‒ утончённая и малоразговорчивая особа с худощавым телосложением обычно никому не позволяет вторгаться в своё интеллектуальное пространство всяким недоумкам, даже своей дочери. Потому Инори спокойно пропускала мимо ушей любой писк, который не имел лично к ней никакого отношения. Зачем она вообще пришла к жалующемуся учителю, непонятно.

Папа ‒ крупный, округлой фигуры, но очень энергичный и деятельный человек, всю жизнь пребывающий на стороне дочки в случае любой проблемной ситуации. Это был единственный друг девочки, который безо всякой аферы подкупал Мороху своей простотой, открытостью и активным участием в её жизни.

‒ Не надо меня лечить, ‒ захлёбываясь в своих слезах и соплях, Мороха волочила ноги рядом с папой по пути домой. Мама давно ушла вперёд на встречу со своими коллегами по работе, как обычно оставив своё безнадёжное чадо на мужа.

‒ Вот именно, ‒ Рэн бесцеремонно потрепал дочь по голове, взъерошив её непослушные волосы. ‒ Учителя вообще сегодня какие-то бестактные пошли. Петь запрещают, ходить запрещают, до всего дотрагиваться запрещают и дышать скоро поди запретят. Ты ведь любишь петь?

‒ Не знаю, ‒ громко шмыгнув носом, ответила Мороха. ‒ Все говорят, что я отвратительно пою. Мне уже стыдно за всё, что я делаю.

‒ Мне не нужно знать, что там говорят другие. Я спрашиваю лично тебя: ты любишь петь? Наверняка любишь, раз делаешь это громче всех.

‒ Так ведь громко – это плохо.

‒ А почему ты делаешь это громко?

‒ Потому что я не слышу себя.

Папа остановился и присел на корточки перед девочкой.

‒ А я думаю, что дело в другом.

‒ В чём? ‒ безо всякого интереса спросила дочь.

‒ В том, что ты хочешь показать другим, насколько серьёзно работаешь, ‒ улыбнулся тот. ‒ Держу пари, на уроках пения в твоих группах были те, кто просто открывал рот или тихо-тихо шептал – но ведь это вообще никуда не годится. Куда лучше, когда ты среди таких лентяев упорно стараешься. Разве это не здорово? Ты не должна стыдиться того, что ты не лентяйка и отдаёшь всю себя в какой-то работе, особенно, когда есть, с кем сравнивать. Конечно, за качество твоей работы я не ручаюсь, может, ты и правда отвратительно поёшь.

‒ Эй!!! ‒ от возмущения на подначивания отца Мороха заметно приободрилась.

Рэн посмеялся, тихонько хлопнув дочь по спине.

‒ Это я к чему веду? К тому, что плохое пение – это не приговор. И неуклюжесть тоже. Всё это можно исправить.

Вернувшись домой, Мороха была в нетерпении увидеть, что же такое придумал папа, чтобы избавить её от проблем. А тот… просто включил по телевизору запись концерта какого-то популярного айдола.

‒ Ты смеёшься? ‒ буркнула Мороха. ‒ Мне это не интересно.

‒ А если я скажу, что это единственный способ помочь тебе? ‒ хитро улыбнулся Рэн.

‒ В смысле единственный? Разве ничего другого нет?

‒ Ну, хочешь я отдам тебя в кружок боевых искусств?

‒ Зачем?

‒ Чтобы ты научилась контролировать своё тело. Танцы этому тоже очень хорошо способствуют.

Мороха в сложных раздумьях только сильнее искривила лицо.

‒ Лучше уж танцы… Боевые искусства слишком страшные.

Папа мило усмехнулся.

‒ Ну, вот. Осталось только подобрать айдола с самой оптимальной для тебя хореографией. Кто тут у нас сейчас популярен?..

‒ Да почему айдолы?! ‒ искренне возмутилась Мороха. ‒ Они неинтересные. Однотипные, с одинаковыми песнями. От танцев одно только слово. Айдолы и попса ‒худшее, что я слышала! Даже видеть их не хочу.

‒ Ох, уж этот юношеский максимализм, ‒ покачал головой отец. ‒ Кто тебе это навязал? Одноклассники?

‒ Н-нет…

От проницательности папы Мороха аж вспотела. Конечно, девочка не была тотальным изгоем класса. Её умеренно задевали только в случае последствий от неуклюжести, однако из-за высокого роста Морохи издеваться над ней на постоянной основе ни у кого не хватало смелости. Девочка никогда не подавала виду, что ей больно от дерзости одноклассников, отвечая лишь загадочной улыбкой на хаотичные выпады учеников.

Но, возможно, за этой улыбкой скрывалось тайное желание порвать всем глотки.

Тем не менее быть одной для Морохи всё равно, что подписать себе приговор, потому она не брезговала общаться с одноклассниками хотя бы в нейтральной форме, а те спустя время всё-таки отвечали ей взаимностью. В такой приятельской атмосфере Акацуки часто чувствовала что-то фальшивое и никогда не исключала возможности того, что та же скромная и приветливая одноклассница завтра может воткнуть ей нож в спину.

Так Мороха благодаря одноклассникам была в теме всех трендов и модных позиций в отношении к каким-либо вещам. И вот тогда-то было модно обсуждать, насколько поп-музыка была бесперспективным и изжившим себя жанром. А Акацуки, чтобы лишний раз не настраивать против себя компанию одноклассников, соглашалась со всем, что они говорили.

Морохе в голову настолько сильно въелась критика поп-музыки, что она сама начала верить в низкосортность этого жанра, хотя Акацуки мало его слушала. Вообще в музыке по большей части Мороха совсем не разбиралась, и по факту сравнивать попсу ей было не с чем.

‒ Чего ты так привязался к этим айдолам? ‒ спросила девочка.

Папа посмотрел на неё с томным выражением лица.

‒ Хех, люблю я их. Только не этих, ‒ перевёл он взгляд на весёлую молодую певицу, зажигающую в телевизоре под современный танцевальный трек. ‒ Других…

‒ Других? Разве есть какие-то другие?

‒ Есть… Но мне кажется, что тебе они не понравятся. Ты ведь такая категоричная.

‒ Хм! ‒ скрестив руки на груди, задрала подбородок Мороха. ‒ Не такая я уж и катего… ри-и… ‒ её напыщенная гордость споткнулась о незнакомое слово. ‒ Как, ещё раз?

‒ Да шучу я. Ты не такая.

Рэн принёс из своего кабинета видеомагнитофон и коробку с видеокассетами, на которых было записано множество музыкальных номеров и целых концертов. Вставив одну кассету в старое устройство, папа перемотал плёнку в самое начало, и спустя долгую минуту наконец-то в телевизоре отобразилась картинка.

Квадратное, мыльное и рябящее изображение поначалу не произвело на Мороху никакого впечатления, пока не стал слышен звук. Однообразный, но ритмичный мотив со странной музыкой… явно не принадлежал современному миру, отчего девочка почувствовала в груди лёгкий трепет. На сцене, пританцовывая, появилась светловолосая женщина с пышной высокой причёской и чёрной водолазке и начала петь под весёлый танцевальный трек.

‒ Это… не японка, ‒ сказала Мороха.

‒ Ну, да. Такие номера можно встретить в основном у иностранцев. Такая же танцевальная музыка как и нынешний поп, ‒ пояснил отец.

‒ Это вообще что-то совсем другое.

‒ Это поп-музыка восьмидесятых. Вот под такое мы зажигали в своё время.

‒ Звучание… Такое сейчас нигде не играет…

Папа перемотал на другой музыкальный номер. Теперь на сцене стоял молодой мужчина-афроамериканец с длинными волосами и пел свою не менее зажигательную и ритмичную песню.

‒ Уж давно вышло из моды. Но тогда для нас такой звук был просто невообразимым. Нашему сознанию было не подвластно то, как такая музыка вообще родилась на свет. Никто не понимал, как синтезаторы могут воспроизводить такие звуки. Мы просто веселились, танцевали и… копили воспоминания о тех днях. Которые уже в прошлом, как и эта музыка.

‒ У тебя тоже есть какие-то такие воспоминания?

‒ Конечно. Под такую музыку у меня случилось много чего незабываемого. Но музыкальные жанры не стоят на месте. Творцам нужно постоянно экспериментировать, вот и поняли, что на музыке восьмидесятых далеко не уйдёшь. Надо двигаться дальше, а этот стиль звучания просто оставить в прошлом как часть истории. Наверно, чем дальше шли, тем однообразнее получались песни. Не вдавался в подробности – я слушал всё без разбору.

Песни сменялись одна за другой, как и музыкальные номера и певцы. Все такие разные, в разных одеждах и с необычными причёсками. Одни просто стояли на сцене, за всю песню ни разу не шелохнувшись, другие слегка пританцовывали, кто-то выступал с энергичным танцем кто в одиночку, кто с полноценной группой. Были и живые концерты, где на сцене на большую публику играли гитаристы, барабанщики и клавишники.

Все такие разные, но всех объединял один стиль музыки, отчего у каждого исполнителя в основном была одна общая атмосфера. Атмосфера лёгкости, беззаботности и волшебства романтики.

‒ Это слишком красиво… ‒ Мороха прослезилась от искренности происходящего на экране. ‒ Все такие весёлые. Нет ни одной грустной и тяжёлой песни.

‒ Так и сегодняшние певцы весёлые.

‒ Нет. Тут все такие… Как сказать… Будто надеются на что-то.

‒ Надеются на лучшее будущее, ‒ улыбнулся папа. ‒ Такая музыка ассоциировалась с прогрессивным временем. Мы все верили, что в будущем нас ждёт только лучшее, а любые проблемы станут лишь мелочью на фоне нашей силы.

‒ Да… Я прямо чувствую, как во мне прибавляется энергия, ‒ девочка сжала кулаки у груди.

Присев рядом с Морохой, Рэн дотронулся до её плеча.

‒ Угадай, что самое главное, что я хотел тебе здесь показать? ‒ спросил он.

‒ М… ‒ дочка была в лёгком замешательстве.

‒ Они ничего не стесняются. Большинство танцует, как хочет, в ноты не всегда попадают и поют, как могут. Они просто веселятся и своим настроением заражают других. Это самое главное. Большего и не надо было.

‒ Да… Не то что сегодня… Сегодня кругом только одна критика.

Отец положил пульт от магнитофона в руки Морохи и поднялся на ноги.

‒ Можешь потренироваться в танцах на этой музыке.

‒ А у меня выйдет?

‒ Думаю, да. Даже если ты собьёшься, ты в любой момент можешь обратно вернуться в ритм, так как он один и тот же и по ходу песни никогда не меняется. Попробуй.

Мороха всё свободное время слушала только музыку восьмидесятых, впитывала как губка хаотичные, но ритмичные движения в танцах, пыталась вслушиваться в неудачные ноты и, подпевая, училась регулировать громкость собственного голоса. Высокие ноты, которые обычно с лёгкостью пропевали женщины, Акацуки были не по силам, потому она перешла на мужской вокал, которому подпевать было куда легче, и только вместе с заводными парнями-европейцами Мороха наконец-то стала чувствовать потенциал оказаться в своей тарелке.

Учась контролировать своё тело с помощью танца, Мороха пугала мать своими сине-жёлтыми ногами ‒ те были все в цветущих синяках. Был момент, когда девочка чуть не осталась без глаза. Как-то от неудавшегося разворота на месте Мороху занесло прямиком в острый угол находящегося рядом письменного стола. Благо обошлось без скорой помощи.

Вскоре девочка стала чувствовать себя на ногах более уверенно. Появились намёки на ловкость и изворотливость. Ни один семейный сбор и мероприятие не обходились без импровизированного танца Морохи под её любимые треки, под которые папа и две сестры еле держались, чтобы самим не пуститься в пляс. Только всегда безучастная мама оставалась ко всему происходящему максимально беспристрастной.

Без серьёзных последствий подошла к концу начальная школа, после которой у Акацуки в голове родилось несколько интересных мыслей…

Окончание главы