天狗 | Небесная собака. Спасение души несчастного ГЛАВА 3 — Блошиный рынок

Вечером того же дня Го Бохай, расслабившись, разложил на полу своей комнаты книги. Это была третья по размерам комната отдыха в поместье после почивален главы У и юного господина. Здесь было все, что нужно, для наставника, и даже больше: внушительных размеров кровать, закрытая шелковыми шторами, книжные полки, столик с серебряным зеркалом, украшенным резными цветами, массивный стол, выструганный вручную из самой дорогостоящей древесины. Но Го Бохай вечно сидел на полу, забывая об удобствах помещения, – это была его очередная странная привычка.

Рассматривая новые прибывшие книги – «Небеса и небожители», – он задумчиво раскладывал тома в белоснежном переплете по порядку, забыв о гребне, которым он хотел расчесать волосы перед сном. Казалось, все издания раскладываются хаотично, сам же Го Бохай, задумчиво терзая губу, мысленно для себя уже решил – именно в таком порядке его ученик примется изучать новые книги. Звук внезапно отворившейся двери напугал его.

– Учитель!

Не спросив разрешения, У Чан ворвался в комнату, и испуганный наставник не смог ничего возразить, как поток слов полился на него:

– Учитель, я прочитал о чистилище! Тут говорится о неких стражах, что стоят перед его дверьми веками, но кто они и почему его охраняют, не написано.

У Чан, охваченный восторгом от странной книжонки, подошел к сидящему на полу человеку и, пав перед ним, выложил книгу на отсортированные тома. Похлопывая по ней и увлеченно рассказывая о прочитанном, он не заметил, как на лице наставника начали собираться тучи.

– У Чан! – отодвинув руку ученика в сторону, возмутился Го Бохай. – Ты ворвался ко мне в столь поздний час не задумавшись! Вдруг наставник готовится ко сну? Не таким манерам я тебя учил…

Строгое замечание спустило мальчика на землю, заставив ощутить большой стыд – он отодвинулся назад и склонил голову, показав предательски покрасневшие уши.

Го Бохай отложил гребень в сторону и начал собирать тома с пола в небольшую стопку. Книжка, что принес ученик, свалилась и со стуком упала. Бросив взгляд на пол, Го Бохай недовольно пробурчал:

– Я же просил тебя не отвлекаться от нашей программы обучения!

– Простите...

Очередная притащенная с блошиного рынка находка мальчика привлекла внимание Го Бохая. Отложив в сторону стопку книг, мужчина, потянулся к ней и начал листать – такой жест обрадовал воспитанника, и, словно собачонка, виляющая от счастья хвостом, он принялся наблюдать за реакцией наставника.

То, что У Чан называл книгой, больше походило на брошюру: листков десять были сшиты вручную и исписаны человеком мягкой руки. Все слова были коряво и неаккуратно нанесены кистью, и чтобы разобрать написанное, нужно было внимательно всматриваться в каждую закорючку иероглифа. От такого наплевательского отношения автора «книги» к своей же работе Го Бохай потерял весь интерес и желание узнать, что там начеркано. Но мельком пробежавшись по символам, что кое-как напоминали слова, он все-таки смог прочесть пару строк.

– Учитель… – позвал У Чан задумчивого господина, что вновь прикусил свою нижнюю губу и немного нахмурился. – Там что-то неверно написано?

Мужчина перевернул страницу и ответил:

– Да нет, как раз таки лжи я тут не увидел.

«Пожалуй, впервые...» – мысленно добавил Го Бохай.

Слова учителя, подтверждающие правдивость написанного, порадовали ученика. Он взял в свои руки тонкую мужскую кисть и заговорил:

– Прошу, учитель, пойдемте со мной завтра на рынок… Я покажу вам много интересного и заодно узнаю у торговца книг о тех самых стражах.

Говорить, что случилось с возмущенным наставником, нет смысла, ибо, как только он увидел сияющее лицо мальчика, его недовольство сразу же пропало. Продолжая смотреть в глаза воспитанника, что блестели от счастья, и уже позабыв, что речь сейчас идет ни о каком-то там рынке, а самом грязном и вонючем – блошином, он мысленно задал себе вопрос: «Ну как можно ему отказать?»

– Учитель пойдет? Пойдет? – вновь повторял У Чан.

– Думаю, можно… – промолвил Го Бохай.

Словно удача улыбнулась юному господину, когда наставник поддался ему. У Чан стиснул руку, которую все это время трепетно держал, и поспешно покинул комнату. Дверь быстро закрылась, оставив наставника, пребывающего в забытьи, одного.

«Покинутая комната, но не покинутый дух...»

Чувство, что руку все еще сжимает воспитанник, не покидало его, и, опустив взгляд на ладонь, Го Бохай подумал: «Неужели ты так быстро вырос?..»

Ранним утром у спальни господина Го раздался топот пары ног. Проснувшись от звуков суеты, но не придя в себя, помятый от сладкого сна, он распахнул дверь и, уже намереваясь высказать все недовольство, замер. Тот, кто появился у него перед лицом, стер утреннее возмущение мужчины и бросился к нему, чуть не свалив на пол.

– Юэ! Нельзя! – приказал ученик волчице, которая, увидев наставника, кинулась ласкаться.

Взращенный господином Го Бохаем щенок вымахал размером с человека. Вскакивая на задние лапы и пытаясь дотянуться до сонного лица, она скулила и виляла хвостом, выражая неподдельное счастье.

– Юэ! – начал оттаскивать ее У Чан.

– Ничего, оставь…

Поглаживая по длинной пушистой шерсти и слегка взъерошивая ее руками, наставник опустил передние лапы волчицы со своих плеч и начал приводить себя в порядок, интересуясь:

– У Чан, тебе не кажется, что ты рано засобирался, да еще зачем Юэ взял с собой?

Воспитанник улыбнулся и ответил:

– Учитель наверняка не желает, чтобы я прогулял занятия, бродя по рынку, поэтому я подумал, что, выйдя пораньше, мы успеем к утреннему чтению книг. А Юэ была бы безмерно рада пройтись с вами.

Пустив в ход лесть, У Чан хитростью заставил наставника проникнуться доверием к его побуждениям. Каждый раз он пытался угодить и расположить к себе наставника, хотя и так было видно, что мужчина во всех вопросах на стороне своего воспитанника, что бы тот ни удумал. Го Бохай удивленно сказал:

– У Чан... я думал, и так понятно, что занятий сегодня не будет…

Юнцу даже не пришлось произносить вопросительное «что»: его глуповатое выражение лица говорило за него. С того момента, как ученик прочел первую книгу, врученную ему милым незнакомцем, которого матушка привела в дом, они ни разу не отменяли занятия. Изредка заканчивали раньше положенного, но такого, как сейчас, не было. Пожалуй, наставник решил, что юный господин устал от его внимания, да и отдых никто не отменял. Но У Чан, не веря услышанному и молча хлопая глазами, продолжал смотреть, взывая к богам и моля их, чтобы даже если это был сон, пусть он длится вечно.

«У Чан, все в порядке?» – подумал Го Бохай про себя, не замечая, как сам обретает такой же глупый, вопросительный вид.

– Кхм… Идите пока с Юэ займитесь чем-нибудь, – неловко заговорил мужчина. – Этому наставнику нужно собраться.

Он неуклюже закончил, словно не понимая, что еще добавить, захлопнул двери и оставил мальчика на крыльце.

Единственной, кто смог оценить всю странность картины, была Юэ – волчица, названная Луной из-за своего окраса. Она склонила голову, покрытую светло-серой шерстью, на бок и продолжила следить за застывшим как статуя молодым господином.

Эти двое долго ждали наставника, и, слоняясь по двору, юноша даже начал жалеть о том, что так рано вскочил, пока не увидел мужчину. Достопочтенный господин Го был, возможно, единственным мужем в поместье У, кто имел пристрастие к разным видам одеяний. Падкий на ткани, он собирал самые утонченные и редкие рукотворные работы, чем притягивал к себе непонимающие взгляды. У Чан каждый раз поражался, видя новые облачения мужчины, и, в отличие от других криволицых сплетников, делал это искренне и неподдельно.

Когда Го Бохай наконец вышел, стало понятно, почему пришлось так долго ждать: белая рубашка с высоким воротом, широкий пояс, свободные шелковые штаны темного цвета, накинутая поверх великолепная сатиновая ханьфу, что играла роль накидки и была украшена рисунком облаков и большого рыжего лиса на спине, – ради такого образа можно и до вечера ждать.

У Чан, не задумываясь, как только увидел наставника, восхищенно промолвил:

– Учитель, вы прекрасны!

Но такие теплые слова мужчина всегда отвергал – ему легче принять неодобрение, нежели услышать приятное:

– Не стоит мне льстить, это мое самое обычное одеяние, привезенное с востока Поднебесной…

Стоя рядом с молодым господином и волчицей, что с большим ликованием реагировала на все его слова – вилянием хвоста, он задал вопрос:

– Ученик подготовил лошадей?

Путь от поместья У до центра ближайшего города составлял час пешего хода или же двадцать минут езды на северных лошадях. Считалось, что местные лошади были более выносливы, чем иные в Поднебесной, потому, взяв их, У Чан и Го Бохай в скором времени ходили бы по рынку. У Чан без капли сомнения в своем выборе промолвил:

– Учитель, я посчитал, что до рынка Тяньцзинь мы пойдем своим ходом…

– Что...

«Но тогда как же ты хотел успеть к утренним занятиям, если уже заранее все продумал?» – размышлял Го Бохай, поглаживая Юэ. И, взвешивая то, что сказал ранним утром У Чан, и то, что он говорит сейчас, Го Бохай выдохнул и понял: мальчишка и не думал возвращаться к занятиям, он лишь грезил сводить наставника в город, а те сладкие слова были только лестью, замаскированной ловушкой.

Спускаясь по каменным ступеням, ведущим вниз с горы, они подошли к территории, принадлежащей семейству У, где стояли маленькие домики местных слуг и конюшня. Го Бохай с отчаянием взглянул на лошадей, что трапезничали свежим сеном, а затем посмотрел на впереди идущего мальчика.

«Неужели мы и правда пойдем своим ходом…»

Он замедлился у конюшни в надежде, что молодой господин все-таки заметит его расстроенный вид. В северных краях считалось плохим тоном выражать или показывать слабости бренного тела: ни слабость, ни усталость, ни даже немочь. Корни этого берут свое начало из некоего представления о бессмертных мужах, восседающих на Небесах, а точнее о трех драгоценных Императорах: Яшмовом, Нефритовом и Жемчужном. Были и другие бессмертные величества, вознесшиеся после этой троицы, но только они – имеющие в своих руках безграничную силу, в мыслях – нескончаемый оптимизм, а в теле – дух, неподвластный никому, – стали примером для подражания у смертных. Людям таким образом хотелось быть на шаг ближе к богам. И даже при том, что в обществе высокопоставленных господ или привилегированных чиновников такому, например, как Го Бохай, следует являть собой непоколебимый образец бессмертного, все всё же понимали – он всё ещё человек. И потому недостатки, присущие любому живущему в Поднебесной, незачем было скрывать в кругу семьи. Го Бохай был терпеливым наставником – даже монотонное и скучнейшее занятие не выводило его из себя. Но единственным, чего он не мог терпеть, были пешие прогулки, отнимавшие много сил. У него даже была личная лошадь, на которой при нужном случае он мог добраться в любое место.

Остановившись у тропинки, У Чан взглянул на густые высокие кусты и со странной хитрецой задал вопрос:

– Учитель, скажите, хотите ли вы сократить путь? Или мы пойдем по известной всем тропе?

– У Чан, если есть возможность добраться до рынка быстрее, этот наставник будет очень рад, – предчувствуя, что он еще пожалеет о решении сократить путь, ответил аккуратно Го Бохай, и желание обойтись меньшим количеством шагов до городка сыграло на руку воспитаннику. Кто бы мог предположить, что счастливый ученик из-за похода в город, не взвесив все за и против, схватит наставника за руку и потащит в кусты, что росли у тропы, идущей вниз.

У Чан вел наставника за собой, отодвигая ветви в сторону и приговаривая:

– Аккуратно, учитель! Тут смотрите под ноги… Ветка слева!

И у того не было выбора – пришлось уворачиваться. Го Бохай и хотел бы возмутиться, да его от этого отвлекали препятствия и Юэ, что крутилась под ногами и мешала свободно шагнуть. Наконец, потеряв координацию, он оступился и уже готов был упасть, но на помощь подоспел У Чан, вовремя подставивший плечо.

– Учитель, вы в порядке? – обеспокоенно заговорил торопливый ребенок.

«Да как тут с вами быть в порядке! Один несется сломя голову, вторая так и норовит попасть под ноги».

Мужчина, негодуя про себя, торопливо поправил одежду и услышал воодушевленное: «Мы уже пришли!» У Чан, объявив это, отодвинул последнюю преграду из листьев, и с небольшого уступа, на котором они сейчас стояли, мужчине открылся вид на город.

Красоту города Тяньцзинь можно было передать только словами из посвященной ему песни, что путешественники разносили по соседним территориям: «Высокие дома – как величие нашего Севера, богатые улицы – как ум главы У, красивые господа – как лицо местной госпожи, сильная стража – как дух этого города». И этот город был крупнейшим поставщиком орудий и доспехов. Среди его жителей были самые сильные и стойкие воины, поэтому несложно было снискать такую славу у других территорий Поднебесной. Сюда съезжались все господа, желавшие обновить свой арсенал и найти невесту своему наследнику, считая девушек Севера самыми изысканными и красивыми.

Как и везде, здесь за большой торговой площадью раскинулся черный рынок, прозванный местными блошиным. Найти здесь можно было что угодно, если знать, кого спросить и где искать. И той красотой, о которой рассказывали песни о городе Тяньцзинь, это место не блистало. Продавая и покупая запретные или редкие вещи и скрывая свою личность, продавцы и покупатели считали, что тот шик и блеск, который характерен для центрального рынка, здесь не уместны. Каждый, заходя сюда, хотел побыстрее приобрести то, что ему надо, и уйти, пока его лица не заметили.

Проходя мимо лиц, скрывающихся под палантинами, Го Бохай преисполнялся возмущением: уж слишком опасно это место для ребенка. Каждый пришедший сюда покупатель настолько пытался скрыть свою личность, что даже лоскутка одеяний из-под длинного плаща не проглядывало. Их тканевые подолы волочились по грязи блошиного рынка, а сама дорога, неубранная и нерасчищенная, выглядела хуже помойки с центральной площади Тяньцзинь. Наставник уже бывал в городе, и не раз, но никогда не думал, что окажется в столь опасном и неприятном месте. А здешние запахи и вовсе дали ему знать, что такому честолюбивому господину, как он, тут не место.

«У Чан, и как часто ты сюда ходишь?»

Улицы блошиного рынка отличались от знакомых ему улиц центра Севера: тут все куда-то спешили, толкая друг друга, вокруг грязь и крысы, а многочисленные взгляды из-под капюшонов, направленные на него, пропитаны злобой и недовольством – все это вызывало лишь отвращение у Го Бохая.

У Чан, заметив толпу, сразу осознал: идея привести наставника сюда, в столь неприятное для уважаемых господ место, становилась с каждой минутой все хуже. Лицо Го Бохая помрачнело, как только они прошмыгнули через узкий проход между домами.

– Учитель… прошу, не злитесь на меня, – встревоженно заговорил юноша. – Этот ученик не желал вас оскорбить! Он лишь посмел подумать, что это хорошая идея…

– У Чан…

Мужчина, сдерживая тошноту от местных ароматов затхлости и грязи, пытался вдыхать запах своих одеяний. Он хотел успокоить растроганного ребенка, но лишь с третьей попытки смог выдавить: «Все в порядке…»

– Все же это плохая идея… Пойдемте отсюда!

Молодой господин, боясь осквернить сам вид белоснежной фигуры, стоящей среди грязи и бедности, потянул мужчину за руку, но тот не поддался.

«Боги! Да зачем ты заставляешь меня говорить, мне и так нелегко!»

Размеренно вдыхая аромат лаванды и льна, исходящий от рукава, и найдя в себе силы, Го Бохай промолвил:

– У Чан, давай купим ту… – еще один вдох. – Ту книгу и уйдем, хорошо?

Не зная, как быть, и продолжая сомневаться в правильности своего поступка, У Чан отпустил руку наставника и молча как можно быстрее пошел в сторону прилавка. С каждым шагом косые взгляды все больше приковывались к молодому господину и заставляли его чувствовать себя неловко. Когда он приходил сюда раньше, такое чувство его не посещало. Что же изменилось за последний месяц его наказания? Продвигаясь вперед и чувствуя, как глаза каждого встречного оценивают его, словно кусок мяса, он не выдержал и выругался про себя: «Да что вам всем нужно?»

Терпеть их наглость больше не было сил. Словно удар молота о наковальню, нога У Чана топнула о землю, и он резко повернулся к толпе, что провожала его своим взором. Удивлению юного господина не было предела: все эти прищуренные глаза смотрели не на него, а на мужа, что в белых одеяниях шел за ним и умирал от жадных взглядов.

Какую же глупость допустил юноша, не подумав о том, что светлую фигуру, выделяющуюся на фоне остальных, стоило бы прикрыть, прежде чем являться в это грязное место! Го Бохай был единственным чистым кусочком неба среди черных, быстро передвигающихся туч. Несложно понять, что те, кто скрывался от других, были сильно удивлены такому храброму и глупому поступку: открыто заявиться сюда, не пряча своего лица, да и еще облачиться в белые одеяния, которые моментально приковывали взгляды публики.

Желая спасти растерянного господина, У Чан подхватил его под руку и, прорываясь через толпу, повел вперед.

«Мне нет прощения, учитель, не гневайтесь!»

На бросании косых взглядов толпа не остановилась – распихивая невежд, наставник и его воспитанник мчались вперед, слыша удивленные охи за спиной. Юэ, что пыталась не упустить хозяина из виду, бежала за ними и всех чужаков, стоявших на ее пути, отпугивала рычанием.

Вся эта картина закончилась тут, перед небольшим прилавком, усыпанным книгами и разными талисманами. И как только У Чан подбежал к нему, продавец сразу же радостно воскликнул:

– О-о-о, молодой господин У! Давно вы не заглядывали к нам, этот скромный уже начал переживать, не случилось ли что с вами...

Средних лет мужчина, отличающийся лишь тем, что не старался скрыть своего лица, улыбчиво поприветствовал юношу как и не смог скрыть удивления при виде второго человека. Переведя взгляд на белоснежную фигуру, он добавил:

– Приветствую и вас, достопочтенный Го Бохай…

Склоняя голову в знак уважения, незнакомый Го Бохаю продавец произнес его имя, чем сильно поразил наставника.

– Откуда… – тихо пытался поинтересоваться Го Бохай через рукав, но был невежливо перебит учеником.

– Уважаемый, мы торопимся! Не могли бы вы продать мне хоть какую-нибудь литературу, где было бы сказано о стражах чистилища?!

– К вашему счастью, у этого продавца имеются такие книги…

Человек в старых, но ухоженных одеяниях протянул мальчику руку, в которой уже была очередная плохо написанная брошюра. Он улыбнулся, когда юный господин заметил ее.

– Слава Небесам! – благодарно воскликнул У Чан и потянул руку навстречу брошюре.

Го Бохай не мог позволить себе дать ребенку купить книгу, не проверив ее, и тут же, опередив ученика, перехватил ее. Мужчина за прилавком слегка испугался, отдернул свою руку, но все же передал брошюру в белую ладонь, оголив знак на своей кисти. Взгляд наставника успел зацепить изображенное на коже, и, не долго раздумывая, Го Бохай посмотрел на реакцию продавца: мужчина в лохмотьях так же неизменно улыбался.

Прикрывая рукавом рот, Го Бохай произнес:

– У Чан, я должен ее прочесть, прежде чем мы ее купим!

– Хорошо!

– А пока я буду читать, сделай кое-что для меня.

– Хорошо! – вновь нервно и без пререканий ответил У Чан.

Мужчина напоследок посмотрел в сторону улыбчивого продавца, повернулся к ученику и огласил просьбу:

– Найди и купи фруктов… Этот учитель очень хочет есть.

Просьба была весьма странная: какие фрукты на черном рынке? Разве что запрещенные к продаже... И не поразмыслив над этим как следует, У Чан растерянно кивнул в третий раз и ринулся искать прилавок с фруктами, оставив учителя с волчицей и продавцом.

Взяв книгу обеими руками и создавая иллюзию того, что она действительно может быть стоящей, Го Бохай поинтересовался:

– Откуда же этот продавец может меня знать?

– Ну как же, все знают уважаемого наставника клана У! Сильнейшего и мудрейшего с горы Равновесия, после главенствующего господина! – пытаясь скрыть видимую на лице панику, произнес мужчина.

И как только продавец обронил пару фраз, наставник обратил внимание на волчицу: «Юэ?» Она была словно недовольна услышанным и, наверное, впервые так грозно на кого-то зарычала.

Бабах! – Вокруг прилавка разнесся грохот от удара рукой.

Го Бохай, воспользовавшись шансом, схватил руку отвлекшегося на волчицу продавца, потянул ее на себя и с ударом пригвоздил к прилавку. Приподняв своими пальцами лоскут одеяний мужчины, наставник увидел под ними символ, и он подтвердил для себя – увиденное мельком и правда было оно: черный глаз с пустым местом, предназначенным для зрачка, и солнечными полосами вокруг. Этот символ власти темных богов, а именно демонов, ни с одним другим не спутать. Го Бохай подтянул продавца поближе и, не прикрывая рукавом свое лицо, спросил:

– Что вы здесь делаете?

На удивление наставника мужчина за прилавком слегка улыбнулся и ответил:

– Я не понимаю, о чем говорит этот господин…

Даже при том, что его взгляд, направленный на хладнокровное, белоснежное лицо Го Бохая, был уверенным, тело говорило об обратном: как только продавец сблизился с мужчиной, он тут же принялся выдергивать руку, сохраняя натянутую улыбку. Под злое рычание Юэ Го Бохай, не сдаваясь, продолжал:

– Не дурите меня! Этот знак принадлежит Культу демонов! Кто вы и что вам надо от юного господина?

– Уважаемый Го Бохай, – нервно залепетал подозрительный тип, – не стоит поднимать суматоху, вы так людей привлечете…

И завидев, как и без того следящая за каждым шагом наставника толпа начала пристальнее приглядываться, Го Бохай поумерил свой пыл и понял: «Вот откуда мальчик получал столько грязных книг!» Он молча продолжил смотреть в лживые глаза продавца, сжимая его руку сильнее. Отпустить просто так Го Бохай его не мог: мало ли что этот культист учудит – вырвется и побежит за подмогой или сам атакует. Но и спросить что-либо еще было невозможным – уж слишком странным было то, что толпу, пропитанную равнодушием, вдруг заинтересовал мелкий конфликт мужчины с продавцом.

Интерес смертных к Небесам и их противоположности, Миру демонов, с каждым годом необъяснимо рос: то писатель, что ранее сочинял прекрасные поэмы живущим вверху, вдруг стал собирать круг любителей поговорить о грязном, то семейство достопочтенных господ оккультно начинает верить в одного из темных богов. Поэтому появление местных культов не удивило мудрого наставника. Но тот символ был страшным знамением.

Темный глаз означал, что демоны следят за смертными, пустой зрачок говорил о месте, где миры людей и демонов соприкасаются, а лучи – о лживом свете, который темные боги несут смертным. Впутывая людей в свои авантюры, больные на голову служители культа медленно, но верно перетягивали молитвы смертных, посвященные Небесам, на сторону демонов. Зачастую марионетками были люди, что отрабатывали свой долг за исполненное демонами желание. Но за всю жизнь Го Бохай слышал лишь о нескольких изменниках – смертных, что изменили себе, душе и богам, выбрав разовый шанс в сделке с демоном. Ему и в голову не приходило, что когда-либо один из таких фанатиков выйдет на его воспитанника.

«Демоны к чему-то готовятся?»

Го Бохай, застыв перед прилавком, размышлял, что он может предпринять, находясь в незнакомом месте среди обезличенной толпы.

«Сколько вас здесь?» – проговорил наставник про себя.

И продавец все так же глупо и нелепо продолжал препираться, укрепляя в наставнике опасения. Ощущение, что все сейчас пойдет не так, как надо, не покидало Го Бохая, и он уже готовился к любому исходу. Даже по волчице было видно: она на пределе своего недовольства, казалось, любое неверное движение со стороны продавца, и она…

– Учитель! – звонкий голос мальчика из толпы окликнул наставника.

«Не вовремя, У Чан!»

Го Бохай бросил взгляд на окружающую его толпу, и из нее выбежал У Чан. Юноша несся, распихивая преграды на своем пути, и остановившись перед прилавком, слегка облокотился на него в попытке отдышаться.

«Ч-что произошло? От кого ты...» – начал уже думать о худшем сценарии Го Бохай.

И в действительности его опасения были верны: воспитанник выглядел так, словно сбежал от самой погибели. Взъерошенный, взмокший и пытающийся сделать глоток свежего воздуха…

– Учитель! – тяжело начал ученик. – Я… я не нашел здесь ни одного фрукта!

– О Небеса! У Чан, ты меня!..

У Чан удивленно посмотрел на перепуганного господина Го, а после бросил взгляд на его руку, из-за чего Го Бохай сразу вспомнил: «Культист!»

Мужчина повернул голову к продавцу, которого уже не было за прилавком. Вместо руки, которую он держал несколько секунд назад, обнаружил, что сжимает ту самую книжонку о стражах чистилища.

«Где?»

Человек за прилавком испарился, словно его никогда не существовало. Наставник повернулся к воспитаннику и приказал:

– У Чан, уходим!

Окончание главы