天狗 | Небесная собака. Спасение души несчастного ГЛАВА — 8 Очищенное имя господина

Тем же вечером, пока демон Тьмы, вдоволь поиздевавшись над божественной троицей, скрывался в городе Тяньцзинь, его подопечный, Го Бохай, уже поумерил свой пыл и предпринял несколько попыток заговорить с воспитанником. Мужчина снова и снова возвращался к покоям юного господина в надежде, что ребенок откроет ему и успокоит его: «Учитель, я не злюсь на вас…» Но этого так и не произошло. Казалось, У Чан и вправду затаил обиду на учителя и не желал ни при каких условиях с ним общаться. Обдумывая это и все больше поддаваясь своему страху, Го Бохай не мог найти себе места. Еще с той самой злополучной ночи он до последней мелочи продумал их диалог, в котором желал раскрыть У Чану тайну произошедшего над пиком Хэншань. Страх того, что мальчик, испугавшись увиденного, больше с ним не заговорит, манипулировал им, медленно убивал и заставлял взрослого человека метаться, как растерянного мотылька, из угла в угол. Он так и не решился довести желаемое до конца и, весь день протоптавшись у дверей покоев воспитанника, вернулся в свою комнату.

Утопая в переживаниях, Го Бохай даже не вспоминал о неприятной встрече на мосту. Вечно разодетый в черные шелка частенько выводил его из равновесия своим легкомыслием, но эта черта, присущая Сянцзяну, нервировала и раздражала отнюдь не только господина Го. Сянцзян словно кипятил всех, с кем общался, в огромном котле и не упускал шанса подкинуть в пламя побольше дров своими колкими фразочками, которые ранили самые больные места собеседников. Окружение демона гневалось, но все же понимало: говорит этот невежа столь неприятные для них слова не оттого, что в его голове пустота, а наоборот – от большого, проницательного ума. Все замечающий демон, как хладнокровная гадюка, затаившись среди бамбуковой чащи, наблюдает за своим окружением, изучает его, а после использует для своей выгоды. И большая часть людей сама раскрывает ему свои карты. Не просто же так демон Тьмы, которому принадлежало все, что находилось во тьме, стал правой рукой правителя Нижнего мира – демона Душ? Темный владыка прекрасно осознавал: рядом с ним должен быть такой, как прыткий и хитрый Сянцзян, чтобы было проще контролировать все вокруг.

«Почему? Почему именно его?!» – Го Бохай бродил по своей спальне, раздумывая о неприятеле, которого ему навязали. Обойдя столик в центре комнаты в пятый раз, он услышал у своих дверей пару легких шагов, и в голове пронеслось: «У Чан?»

Он метнулся к дверям и распахнул их. Перед его взором открылся хрупкий силуэт: молодая девушка, которая вот-вот намеревалась постучать, держала в своих руках корзину фруктов. Испугавшись внезапно открывшихся дверей, она воскликнула:

– Г-господин!

Го Бохай расстроенно опустил голову и посмотрел на корзину.

– Персики?

– Д-да. Можно этой слуге отнести их к вам в комнату?

– Но откуда? – недоумевая, поинтересовался мужчина.

– Молодой господин У поручил Минь-Минь отнести фрукты вам.

«Даже так…» – усмехнулся Го Бохай и подошел к корзине, что уже была на столике. Потянувшись за персиком, он обернулся к удаляющейся фигуре:

– Хочешь? Их слишком много для меня одного…

Девушка замотала головой:

– Нет-нет! Молодой господин будет недоволен, если узнает, что эта слуга съела один из ваших персиков. Он сказал, что все до единого фрукты принадлежат вам, и попросил проследить, чтобы на них никто даже не смотрел, – она поклонилась и, не поднимая головы, закрыла за собой двери, оставив господина вновь одного.

«Значит… не злишься…»

Он сел на пол, поднес ко рту ароматный персик и, прикрыв глаза, откусил, но проглотить не смог: мешало волнение, что он сдерживал весь день. Постепенно волнение сменилось облегчением, а на душе стало теплеть, как от мягких лучей солнца, но бесконечная тревога не отступала – она будто поднималась откуда-то со дна желудка и противилась напускному спокойствию. И чтобы не поддаться этому неприятному мгновению, Го Бохай все же проглотил кусочек фрукта и бросился вон из комнаты.

«Надо найти…»

Обойдя весь пик и не найдя демона Тьмы, он спустился к конюшне. Лошади уже спали, но Го Бохай, нисколько не беспокоясь об их сне, ворвался внутрь. Он разбудил одного из скакунов и помчался в город, запрещая себе становиться мягче от злосчастного фрукта, что оставил сладкий привкус на губах.

Приблизившись к освещенным фонарями улицам городка, мужчина спешился и оставил лошадь у входа, а сам торопливо вбежал через массивные ворота. Он так быстро несся верхом, что добрался туда не за двадцать минут, как обычно, а за десять, изведя скакуна до дрожи в ногах. Неужели настолько страшно принять то трепетное и легкое чувство, которое пробудил в его душе поступок воспитанника?..

– Сянцзян… Сянцзян... – Го Бохай ходил от одного здания к другому, тихо обращаясь к демону.

Все прохожие, которые ему встречались, думали, что он вусмерть пьян. Люди глазели на него, слегка посмеиваясь, и шли дальше, но ему не было дела до глупых догадок горожан, и даже их косые взгляды не так сильно его волновали, как собственные мысли.

«Ну же! Где ты?!»

– Сянцзян!

Это была уже третья улица, по которой он прошел, не оставив ни одного темного угла без внимания. Го Бохай при всей своей чистоплотности даже не испугался местной грязи, заглядывал в просветы между домами и, копошась там в пустых ящиках, удрученно возвращался обратно на освещенную дорогу. Сделав еще пару шагов, он остановился и заметил до боли знакомый силуэт.

«Вот же… Вас только не хватало…» – промелькнуло в его голове.

По другую сторону улицы стоял мужчина, что, только встретившись взглядом с господином Го, уверенно зашагал ему навстречу. Энтузиазма наставника поубавилось: подошедший человек поприветствовал его с нескрываемым недовольством, будто был стражем города, а Го Бохай – местным нарушителем спокойствия.

– Господин Бань…

Вот кого Го Бохай сейчас точно не желал встретить, так это главу семейства Бань. Наверняка его сын уже пожаловался, раз, увидев наставника, этот господин отбросил все свои дела и решительно подошел, явно рассчитывая на беседу. Мужчина, стоящий перед Го Бохаем, был одет в дорогие синие шелка, а его волосы были собраны в пышный пучок. Он производил впечатление доброго и благочестивого господина, в отличие от своего отпрыска. Однако если старший из семейства Бань являлся на пик Хэншань не для обсуждения каких-либо политических вопросов, то его визит всегда сопровождался неприятными высказываниями в адрес наследника клана У. Госпоже У и наставнику частенько приходилось выслушивать причитания этого господина на счет У Чана, хотя его выражения почти всегда были предельно корректны и по делу.

Зачастую горожане Тяньцзинь, стараясь избежать встречи с властной женщиной из правящего клана, бегали плакаться именно к нему, как к самому частому посетителю главенствующего дома Севера, поэтому, когда его голова начинала трещать от их нытья, он поднимался наверх, дабы передать хозяевам пика свое возмущение. Но он был не так уж прост. Расчетливый и прагматичный, господин Бань всегда продумывал каждое свое действие. Объявляясь на вершине горы, мужчина докладывал госпоже о недовольстве народа, но делал это так, словно его самого переполняло волнение за юного наследника. Хозяйка севера осознавала роль сердобольного господина в судьбе ее сына: этот человек мог сильно повлиять на мнение старейшин о будущем небожителе – У Чане. А господин Бань в свою очередь не давал себе забыться: оскорби он женщину, нелестно отозвавшись о ее чаде или о ее материнском долге, тут же всё, что он имеет, по одному приказу отберут, и останется от его величия только поместье, которое со временем не на что будет содержать.

Из-за этого все их встречи зачастую сводились к одному: юный У Чан должен понести наказание за свои проделки, чтоб не испортить репутацию, а значит, и путь к вознесению. Господин Бань ощущал цепкие руки клана на своей шее и поджидал, когда наконец его зависимость от семейства У пропадет. Это должно было случиться благодаря будущему богу из его семьи – Бань Лиу. Мужчина питал огромные надежды относительно этого и вкладывал в своего наследника все, что было возможно, представляя, как его сын станет очередным богом войны. Вот тогда, как он считал, можно будет с легкостью вздохнуть и полностью прибрать к рукам город у подножья горы, которым он заправляет сейчас по указу главы Севера.

– Го Бохай, – обратился господин Бань, – думаю, госпожа У вам уже рассказала, что натворил юный господин месяц назад?

– Да, – прозвучал краткий ответ.

Наставник с пика Хэншань уже готовился выслушивать недовольные речи учтивого господина об инциденте, произошедшем днем ранее.

– Я еще тогда хотел встретиться с вами лично, но так вас и не нашел.

– Зачем?

– Кхм… Я понимаю, мой сын – не подарок, он явно чем-то разгневал молодого господина У, раз тот так с ним обошелся…

Даже при большом желании Го Бохай не стал бы озвучивать мысли, роящиеся в его голове, в лицо господину, так как это, думалось ему, то же самое, что протягивать руку змее. Про себя он спросил: «Любопытно, и как же, со слов Бань Лиу, молодой господин У обошелся с ним?»

– Я как никто другой желаю, чтобы Лиу и молодой господин У сдружились или по крайней мере перестали грызться, как две голодные собаки. Потому я хотел обратиться к вам за советом. Как мне стоит поступить, чтобы ссоры между нашими домами угасли?

«Сына воспитать…»

Го Бохай промолчал и, не скрывая безразличия, убрал руки за спину.

– Может, господин Го пройдется со мной, и я попробую убедить его в чистоте своих намерений?

На лице собеседника Го Бохая четко читалось: что бы ни случилось, что бы сейчас наставник ему ни ответил, тот все равно добьется желаемого. Мужчине оставалось только идти рядом с рассказчиком, выслушивая его душещипательную, никому не интересную историю.

– На самом деле Лиу неплохой мальчик, он чуткий и добрый…

«Видимо, только с вами…»

– Он постоянно мне рассказывает, как восхищается господином У…

«Разве? Мне казалось обратное…»

– Мой мальчик вырос без матери… Кто, как не вы, должны понять меня, понять, как это тяжело…

«Тяжело что? Воспитание ребенка без родителей? – нутро наставника закипело от возмущения. – А вы забавный… У Чан буквально растет без родителей и каким-то волшебным образом умудряется быть воспитаннее вашего избалованного сына!»

Поначалу Го Бохай думал отделаться от прилипалы, несколько раз кивнув тому в ответ, вот только, услышав начало грустной сказки, втекающей ему в уши, он не растрогался, а даже наоборот – разозлился. Если сравнить жизнь двух этих мальчишек, то в действительности наследник клана У страдал сильнее: несмотря на то, что его окружала роскошь с самого рождения, он не получал практически ничего. При том, что семья была полной, ребенка не тешили любовью, а от действий правителей клана У Чан каждый день мучился. Разве не лучше быть вовсе лишенным семьи, чем жить в окружении безразличных к твоей судьбе родителей? Разве не лучше быть сыном простолюдина, нежели правителя Севера, что взвалил на ребенка слишком много обязательств? Разве не лучше быть никем, чем наследником огромной территории и изо дня в день выслушивать, как вот-вот станешь богом, хотя сам этого не желаешь? И, в отличие от Бань Хэня, рассказывающего о тяжелой жизни воспитателя, Го Бохай в этом вопросе был опытнее, ведь ощутил тяготы воспитания непослушного мальчишки на себе.

Как только наставника приняли в клан, юный наследник неожиданно для всех начал быстро проникаться к нему доверием, по причине чего Го Бохаю становилось с каждым днем труднее смотреть на ребенка исключительно как на своего ученика. Душа мужчины из ночи в ночь плакала и терзалась. Лет до восьми мальчик прибегал к нему, крепко прижимался к подолу его одеяний и рыдал – то из-за злой женщины, что считалась ему матерью, то из-за главы, что гневался на него за очередную проделку. Это разбивало сердце наставнику. Но самое страшное, что когда-либо слышал мужчина от плачущего дитя, – обидные слухи, которые ранили обоих.

– Учитель! Они… говорят, что я не сын главы! Почему они так говорят?

И мужчина каждый раз прижимал ребенка к себе, пытаясь забрать его боль. Аккуратно, словно что-то хрупкое, держа его у своей груди и обвивая руками, он старался подарить ему ту защиту, что не давали самые близкие, и утверждал:

– Это неправда…

– Правда! Зачем тогда им… такое… говорить?!

– Из зависти…

– Но разве это не так? Матушка меня не любит! Тогда… это… правда!

– Нет, У Чан, нет…

– Она накричала на меня из-за того, что я ее об этом спросил! Только что!

Как бы Го Бохай ни пытался унять сомнения мальчика, переубедить его, открыть ему глаза на гнусную ложь, ничего не выходило – ребенок будто желал услышать подтверждение слухов, а не опровержение. Потом воспитанник повзрослел и утратил часть детской наивности. Стал спокойнее воспринимать нападки завистливых и рождающих грязные сплетни, но все же остался при своем, продолжая считать, что он не настоящий наследник клана. Да и как мужчина мог разрушить эти укоренившиеся убеждения, если глаза юноши замечали родственные отличия: пепельные волосы, черные, словно ночь, глаза и до странного непохожие ни на одного из семейства черты лица. У Чан схож был с отцом и матерью лишь характером, вспыльчивым и нетерпеливым, но и тот начал меняться под влиянием чуткого наставника. Сомнения ребенка неоднократно подкрепляла его мать. Го Бохай не помнил ни дня, чтобы женщина хоть раз проявила свою материнскую любовь к У Чану, но зато отлично помнил другое… То, как господин Бань общался с собственным сыном – Лиу. Если его семейство заявлялось на пик в полном составе, то отец юноши, когда, как он считал, никто не видит, вымещал на своего так называемого доброго и чуткого сына все недовольство, ни капли не жалея его чувств. И выглядело это поистине жалко. Потому Го Бохай не мог верить словам господина Бань Хэня, видя в лице этого уважаемого только раздражение к отпрыску, носящему его фамильный знак. Все слова о заботе и любви, о которых тот так сладко сейчас пел, и стали причиной недовольства Го Бохая.

Делая вид, что увлеченно слушает, Го Бохай решил опуститься до маленькой подлости и поступить с ним эгоистично – так же, как господин Бань каждый раз вел себя со своим сыном. И пока тот слезно распинался, Го Бохай начал по уже знакомой тропе, о которой ему поведал Сянцзян.

– Вы же понимаете меня, Го Бохай?

– Конечно, уважаемый господин Бань, как никто другой.

Го Бохай с собеседником остановились у небольшого здания, из которого на всю округу разносился шум.

– Ставлю еще!

– Что?

– О-о-ого, играем!

Строение, освещенное двумя фонарями, называлось Домом удачи, и его посетители зачастую проводили там все свое свободное время.

– Уважаемый господин Бань, – обратился Го Бохай. – Не кажется ли вам странным, что нынче молодые люди с раннего возраста начинают с пристрастием посещать подобные места?

Собеседник оставил свой рассказ и в недоумении посмотрел на мужчину, а после на вывеску.

– «Дом удачи»… Ох, да, не могу не согласиться с вами, ведь подобные места – концентрат нищеты Тяньцзинь! Молодым господам не стоит даже ходить по здешним закоулкам, не то что заходить в Дома удачи да Дома развлечений. Но все же я не понимаю, к чему вы?

Никак не отреагировав на вопрос и сдерживая пыл, Го Бохай продолжал пристально смотреть на открытые двери. В его мыслях пронеслось: «Вот же бесстыдник…», адресованное не стоящему рядом, а тому, кто был внутри.

С улицы внутри здания через открытые окна и дверь были видны лишь очертания мужчин, образовавших толпу. Они метались из стороны в сторону, как кучка дворовых петухов вокруг единственной несушки, и все время кем-то восхищались.

– Выиграл! Невероятно!

Зрители создавали хаос, толкаясь и склонясь над центральным столом у входа, продолжая громко удивляться.

– Невозможно, чтобы так везло!

– Господин, господин, сколько вы уже играете? Расскажите нам!

– Да чтоб я жил всю жизнь в своем сарае, но такого продуманного хода я еще не видывал!

Их внимание привлекла разыгранная партия в любо, или, по-местному, игру в палочки. Каждый из игроков должен сделать несколько ходов на игральной доске после того, как разыграют брошенную палочку. Ранее любо несла куда больший смысл, ее правила были известны только аристократам Поднебесной, а играли в нее отнюдь не из-за азарта. За пару тактических ходов решались судьбы и закрывались политические конфликты домов, но спустя десятки лет игра, дойдя до простолюдинов, стала обычным развлечением наравне с подкидыванием монеток или игральными костями.

В толпе зевак вдруг поменялся настрой.

– Ха! Проиграл!

– Нет! Как так, господин? Я же на вас поставил!

– Как так вышло?

Теперь же азарт заключается в ставках. Тот, кто выиграл, получает одну десятую ставленного на него, отдав остаток хозяину Дома удачи, а тот, кто проиграл, возвращает эту десятую часть зрителям, и зачастую ставки для кучки глазеющих голодранцев были невероятными. На те деньги, что сейчас были проиграны, можно было купить высокого качества ханьфу с Востока Поднебесной, сделанный из чистейшего белоснежного шелка, да еще и с нижним комплектом.

Расстроенные выкрики привлекли господина Бань Хэня, и он уже не менее заинтересованно, чем зрители, принялся наблюдать за происходящим. Мужичье плевалось от досады, ни капли не стесняясь хозяина заведения. Их недовольство сопровождалось фырканьем и далеко не лестными высказываниями. И вот толпа наконец разошлась, показав играющих. Ближе ко входу сидел пожилой мужик, а перед ним, склонив голову на стол, молодой юноша. Мужчина, утешая соперника, похлопал его по плечу и удалился, а господин Бань наконец-то смекнул.

– Лиу! – в голос возмутился он.

«Он самый», – про себя ответил Го Бохай.

Отец азартного мальчишки, ничего не сказав, довольно грустно взглянул на наставника и кивнул ему, в знак чего – не совсем ясно, забежал внутрь. Господин принялся горланить, возмущенно стукнув по столу, за которым сидел наследник его клана, отчего тот побледнел. Го Бохая мало интересовало их воссоединение, а уж тем более дальнейшая судьба сорванца. В конце концов он отделался от мужчины, что так и не смог его убедить в правдивости своего лепета, и, заручившись его раскаявшимся, слегка извиняющимся взглядом, ушел.

Отойдя подальше, Го Бохай добавил про себя с долей надежды: «Надеюсь, в следующий раз вы, господин Бань, научитесь отделять ложь собственного сына от правды» и, сделав еще несколько шагов, остановился. Из темного переулка вышла и перегородила ему дорогу маленькая животина – мокрая и с головы до лап грязная. Если бы не длинный, волочащийся за животным хвост, было бы довольно сложно понять, что это или кто. Кот, недовольно посмотрев и возмущенно вильнув концом хвоста, уселся прямо перед Го Бохаем.

– Где же ты был?

Кот, ничего не ответив, встал, развернулся и прошел вперед.

– Я тебя везде искал! – бросил мужчина ему вслед.

Животное остановилось на мгновение, словно подумав о чем-то, и пошло дальше.

– Я звал тебя! Обошел все…

– Да знаю я! – раздался голос со стороны кота.

Го Бохай в недоумении замедлился, а Сянцзян продолжил:

– Я там, где тьма, если ты вдруг позабыл. Я слышал, как ты меня звал…

– Тогда почему сразу не явился?

Упрямец обернулся и, подойдя к ногам мужчины, сердито сказал:

– Посмотри на меня! – кот топнул лапкой. – Сам Демон Тьмы живет на улице, как… как вшивая дворняга! До чего я опустился, я даже свой облик не хочу принимать, чтобы не видеть, насколько я испачкан в грязи и помоях! – он недовольно шлепнул мокрым хвостом о дорогу и примостился на землю. – В этом виноват ты, ведь это ты приказал сгинуть с глаз!

Услышанное насмешило Го Бохая:

– Разве тебя это когда-то останавливало? Ты же не знаешь границ дозволенного, да и мои слова для тебя никогда не имели силы. Так в чем проблема?

Сянцзян оскалился, но промолчал.

– Если ты думаешь, что я сейчас буду распинаться перед тобой, умоляя простить и вернуться, то ты сильно ошибаешься!

– Лучше бы я защищал порог Дома развлечений, чем тебя! – тихо прошипело в ногах мужчины. – Веселые девицы и те были бы поуважительнее ко мне!

– Разве я просил тебя о защите? А то, в каком ты сейчас виде, – сам виноват!

– Неблагодарный… Больше не помогу тебе. Будешь сам разбираться с проблемным мальчишкой! – кот снова недовольно шлепнул хвостом. – Ты думаешь, оно мне надо? Таскаться за этим Бань Лиу, чтобы выведать все о нем! Он грязный, испорченный ребенок… Его душа даже демону будет горька…

По правде, нечего было жалеть этого демона, да и не за что, раз за продолжительное время – за пару столетий – он так и не научился вовремя замолкать. Но все же образ потрепанного кота в Го Бохае вызвал сочувствие. Он вздохнул, словно выпуская остатки недовольства, и, склонившись над котом, мягко произнес:

– В действительности я благодарен тебе…

Кот опустил голову, продолжая подметать хвостом улицу.

– Го Бай…

– Не обращайся ко мне так! Ты же знаешь это! – возмутился мужчина.

– Го Бохай… Ты вроде как не глупый, а из-за мальчишки словно рассудка лишаешься.

– К чему это ты?

Сянцзян поднял голову и аккуратно произнес:

– Они подобрались к нам.

Теперь Го Бохай решил промолчать, создав неприятную паузу в диалоге. Он моментально понял, о ком Сянцзян говорит, и задавать сейчас уточняющие вопросы было бы довольно глупо с его стороны.

Демон Тьмы, заметив растерянный взгляд собеседника, продолжил:

– Из-за тебя, из-за твоей выходки над пиком они опять подобрались к нам близко! Ты знаешь, насколько некоторые боги упертые, но все равно не сменишь поместье семейства У на любое другое место, дабы защитить нас, правда?

– Но как же…

– Мальчик? Да-а-а, наш драгоценный У Чан… Если ты и правда хочешь помочь ему, Го Бохай, не прибегай больше к своей силе: каждый раз они находят нас только по твоей вине.

И Сянцзян был как никогда прав. Со всей своей демонической хитростью он ловко заметал следы их пребывания в Поднебесной. Даже когда несколько богов, идущих по их пятам, подбирались все ближе и ближе, он ловко оборачивал ситуацию в свою пользу и прокладывал путь к отступлению. Вот только тот, кто был всегда рядом с ним, постоянно обесценивал его труды, подвергая и себя, и его опасности. Сянцзяну приходилось чуть ли не с боем спасать глупца Го Бохая, а после сравнивать с землей место, где их обнаружили.

Небеса решили во что бы то ни стало словить демона Непогод – Го Бохая – и поставить его на колени перед Верховным Советом, чтобы провести долгожданный суд – наверное, самое ожидаемое событие для Второго мира. Только они просчитались: демон Душ, под чьим покровительством находился Го Бохай, предвидел подобное и потому приставил к нему лучшего из своих подчиненных. Для демона Тьмы тот день стал огромным потрясением и разочарованием, ведь Сянцзян являлся страшнейшим врагом Небес, сразу после покрытого мраком и тайной владыки темного мира. В разное время он был правой рукой многих правителей Мира демонов. Кого бы не оскорбило при таком положении таскаться изо дня в день за вредным, упертым мужиком, что даже не хотел раскрыть секрет – что демон Душ в нем такого нашел?

По этой, а может, и по другой причине знакомство двух этих демонов прошло не совсем гладко. Они, как две бешеные кошки, грызлись изо дня в день. В сравнении с их враждой неприязнь двух мальчишек, молодого господина У и Бань, покажется лишь баловством. Го Бохай был слишком упрямым и своенравным, а Сянцзян – грубым и невоспитанным. Однако со временем они смогли найти общий язык и стали справляться с неприязнью друг к другу.

Спустя минуту молчания Сянцзян поинтересовался:

– Зачем ты меня искал? Я же ушел с пика Хэншань, как ты и велел.

– Я хотел попросить тебя присмотреть за молодым господином, пока тот проводит дни в своих покоях.

Услышав это, демон чуть не заревел по-кошачьи:

– Опять?! Да сколько можно! Я что, нянька, по-твоему? Ты, видимо, точно лишился рассудка! Он уже совсем взрослый, чтобы за ним приглядывать! Одумайся! Ты ведешь себя с ним, как несушка!

Го Бохай уже желал возразить, но успел только произнести: «Да, но…», как яркая вспышка захватила все внимание мужчины. Небеса будто разверзлись, и огромный столб белого света ударил в землю. Ночь тотчас сменилась днем: стало настолько ясно, что даже тени, падающие от выбежавших на улицы людей, стерлись. Свет ослеплял, и если бы не познания смертных об этом знамении, можно было бы посчитать, что наступил конец, за которым – лишь кромешная тьма.

Понаблюдав за светопреставлением, Го Бохай не раздумывая обернулся к коту, прикрыл лицо рукавом, дабы не ослепнуть, и воскликнул:

– Сянцзян! Сопровождать молодого господина У на Церемонии Посвящения будешь ты!

Окончание главы