Загадочные дела ювелира Ричарда Дело 1.4 Правосудие Розового Сапфира

Когда стол с китайской едой в ряд бросился ей в глаза, Хироми воскликнула: "Вау!" Её реакция в такие моменты была более детской, чем моя.

— Разве это не слишком, зачем ты купил так много еды? У тебя хватило денег?

— Да. У меня есть работа на неполный рабочий день.

— Я не разрешала тебе поступать в университет ради подработки. Пожалуйста, учись.

Примерно в то время, когда Хироми закончила свою ночную смену, я разогрел большое количество паровых свиных булочек и димсам. Цзунцзы (рис с начинкой, завёрнутый в листья бамбука). Шумай (пельмени из свинины на пару). Сяо лун бао (китайский суп с клёцками). Стейки с перцем и булочки на пару. Поскольку овощей было недостаточно, я купил коматсуну (японских горчичный шпинат) в соседнем супермаркете, в котором давно не был. Когда я учился в первом классе средней школы, то понял, что обычно всё будет в порядке, если добавить немного устричного соуса и обжарить это.

—...Эй, Хироми,

— Оставь это почётное имя без внимания. Что?

—Ты знаешь, что это?

Я достал из сумки коробку с драгоценностью и положил её на стол. Лицо Хироми, которая была так взволнована китайской едой, быстро похолодело.

Раньше я верил, что она ничего об этом не знает, но неужели это действительно то, что можно скрывать более сорока лет?

Сегодня, впервые с тех пор, как покинул дом, я открыл потайную перегородку на нижнем ящике комода. Бирка с номером заключённого исчезла.

Когда я замолчал, Хироми пробормотала несколько слов.

— Я знаю. И что ты взял его с собой, когда уходил из дома. Разве не лучше, если ты возьмёшь его? Меня это не слишком беспокоит.

—…А что насчёт истории с молодой леди?

— Более или менее. Впрочем, отцу Наката я этого не сказала.

— Ты не выбросила его, хотя и знала об этом.

— Есть вещи, которые можно выбросить, и вещи, которые нельзя выбросить.

Хироми наполнила свою миску оставшимся стейком с перцем и проглотила его за раз, как будто она была клиентом ресторана гюдона (ресторан миски с говядиной). В прошлом бабушка, Хироми и я ходили в один из них. Это было зимой, на третьем курсе средней школы. Только один раз. Чтобы отпраздновать моё поступление в старшую школу.

— Это бабушка назвала меня так?

— Зачем ты спрашиваешь об этом?

— Без причины.

Моё имя. "Сейги". Самый злобный поступок дочери по отношению к своей преступной матери. Я думал, что это так с тех пор, как был маленьким.

(Сейги с японского означает "справедливость").

— Не только твоя бабушка. А ещё я подумала, что это хорошее имя.

——Я знал это.

Я глубоко-глубоко вздохнул про себя.

Хироми выглядела равнодушной и невозмутимой. То же самое выражение было и на следующий день после нашей большой ссоры, когда она готовила карри. Она позволила бабушке выбрать моё имя? Действительно? Если так, то зачем?

— Почему ты даже не простила её?

Поставив миску и палочки на стол, Хироми одним глотком допила чай.

— Семья не существует для того, чтобы прощать или не прощать. Мы связаны кровью, нравится нам это или нет. Если бы она была одна, ей было бы гораздо легче жить.

— Но это не так. У бабушки есть семья.

— Я знаю.

Что она знала?

Поскольку у бабушки была семья, была дочь, она продолжала много работать. Долгое время она зарабатывала деньги, чтобы прокормить двух человек. А потом она попала в тюрьму. Она совершила нечто непростительное по меркам общества. Но—возможно—она сожалела о своём выборе, однако безусловно сделала бы это снова.

Потому что, если бы она не сделала эти вещи, моя мать, конечно же, не была бы здесь сейчас в таком состоянии.

Дело в том, что тем, кто должен был понять это лучше всех, была Хироми.

Бабушка зимой попала в больницу, а летом умерла. Хироми, которая практически каждый день жила в больнице в течение полугода не собиралась позволить ей умереть в одиночестве. Несмотря на то, что она была так холодна к ней и могла бы думать: "Что толку сейчас", — но в то время ужасное лицо Хироми выглядело отличным от того нетерпения и сожаления.

Как будто ею двигало чувство долга.

Она выглядела как монах, пытающимся завершить суровые и безжалостные действия ацтеков.

Глядя на стол, уставленный китайской едой, Хироми изо всех сил старалась выглядеть так же, как всегда, отчего её веки подёргивались. Когда она слегка вздохнула, я решился задать ей вопрос.

— Хироми… Мама, ты действительно ненавидишь бабушку?

— Дело всё в том, что плохие вещи — это плохие вещи.

— Другими словами, преступление есть преступление?

— В общем, так оно и есть. Я вижу, ты уже давно беспокоишься обо мне.

— Даже если ты говоришь так красиво... Но что именно ты имеешь в виду?

— Итак... я, по крайней мере, не должна прощать того, что сделал этот человек. Ни в коем случае.

Когда я поднял глаза, рот Хироми был плотно сжат. Казалось, она вот-вот расплачется.

— Ты знаешь, я думаю, что все в мире прошли через трудные ситуации. Не важно, по какой причине, воровство есть преступление.

— Это правда, но если действительно необходимо, тогда это нужно сделать! Если бы другого выхода не было.

— Тогда ты хочешь сказать, что, если бы не было другого выхода, ты мог бы придраться к кому угодно? Поэтому ты можешь сказать тем, кто не в своём уме от того, что их кошелёк украли в поезде: "Пожалуйста, отпустите его, потому что это сделала мать-одиночка с маленькой дочерью"? Даже несмотря на то, что молодой якудза, который научил её трюкам карманного воровства, беззастенчиво сказал её дочери, что её мать — герой правосудия?!

Воскликнула Хироми. Это отличалось от обычного, так как она плакала. Я сомневался в своих собственных глазах. Тем, кто плакал, была Хироми. Больше никого не было. Но.

В этом месте, в этом доме Бабушка плакала.

С лицом, которое было точно таким же, как у моей матери.

Бабушка не была "правильным примером". Но она жила, защищая свою драгоценную дочь. Они могли бы умереть, если бы она этого не сделала. Единственными, кто мог бы сказать, что это совершенно неправильно, были, конечно же, бабушка—и её драгоценная дочь.

—Я.... если бы случайно я, что могла есть благодаря работе этого человека, сказала бы ей "спасибо" с улыбкой… это была бы история, с которой я не смогла бы жить.

—…

— Сейги, принеси мне салфетку.

После того как я передал ей коробку с салфетками, Хироми высморкалась и грубо вытерла глаза. Она бросила свёрнутую салфетку в мусорное ведро, небрежно съела шумаи и глухо заметила, как это вкусно. Я родился, когда ей было тридцать пять лет. Я мог бы быть ребёнком, о котором она никогда бы не думала. И всё же она родила и вырастила меня. С тех пор как я был маленьким, она всегда была таким человеком. Сильная и упрямая труженица, неважно когда.

Я думал, что она из тех, кто постоянно с чем-то борется.

—…Как китайская еда?

— Мм, очень неплохо. Где ты купил?

— Шин-Кобе.

— О, я не знаю этого магазина. Но жаркое-то твоё, верно? Оно имеет вкус устричного соуса, так что это должно быть так. Твоя усталость просто исчезает, когда ты ешь вкусную пищу.

—…Мы поговорим о многом, когда я вернусь домой в следующий раз.

— Если я не буду торопиться, то поговорим. Я сегодня устала.

— Хорошо.

Не было особой нужды ставить все блюда на стол сразу. Потому что для меня семья была чем-то, где все держались вместе, хотя мне не совсем удалось понять эту не-совсем-понятную атмосферу. Так было и сейчас, и тогда, когда бабушка была здесь.

Прежде чем разделить между нами еду, что мы посвятили алтарю, я позвонил в колокольчик и сложил руки в молитве. Это был человек, который научил меня немного расслабляться и делать руки похожими на бутон цветка лотоса, когда я складываю их вместе.

После того, как я мысленно произнёс это длинное сообщение, я открыл глаза и увидел, что моя мать тоже сжимает руки рядом со мной.

***

В конце апреля я гулял по седьмому чоме* Гинзы. Я миновал центральную главную улицу, прошёл мимо старой общественной бани и направился к улице с ретро-зданиями. Там я чувствовал себя более расслабленным.

(TN: Чоме - это вроде района, в основном используется в адресах.)

Я шёл, глядя на карту, присланную мне по смс, и нашёл дорогу к семиэтажному дому. Моя цель была на втором этаже. После того, как я нажал кнопку звонка в квартире наверху, дверь со щелчком открылась. Похоже, там был электронный замок.

Чей-то голос поприветствовал меня.

— Тебе было трудно найти дорогу сюда?

— Нет, карту было легко понять.

Светловолосый голубоглазый мужчина в костюме стоял посреди пустой комнаты. Эта комната была только около 12 татами. Прямо передо мной была дверь с крепкой ручкой, а также коридор с правой стороны и сзади, который вёл, возможно, в туалет или что-то в этом вроде. У окна слева стояли четыре одиноких красных дивана, на которых было бы удобно сидеть, а между ними - низкий стеклянный столик с дипломатом на нём. У стены стоял книжный шкаф с западными книгами. Флуоресцентные лампы ярко-белые, как в офисе, но в помещении царила атмосфера кофейни без столиков.

(TN: 12 татами — это примерно 19 квадратных метров)

Я поднял подарок, который принёс с собой.

— Кондитерская рядом с моим университетом довольна известна, и их торты восхитительны. Свежая выпечка лучшая, но если тебе нравится...

— Спасибо за внимание. Так что же послужило поводом для твоей покупки?

Через два дня после нашего приключения в Кобе я получил второе сообщение от Ричарда. Результаты идентификации драгоценностей были уже готовы, поэтому он напечатал их на одном листе бумаги и сказал, что у него есть кое-что для меня. Он также сказал, что, поскольку это был очень хороший предмет, если это было удобно для меня, он хотел бы купить его. Это не казалось плохой ценой.

—…Я думал, ты знаешь ответ. Я пришёл сюда, потому что хотел заплатить тебе, а также встретиться и поблагодарить тебя. Я не хочу продавать это кольцо.

— Ясно. Именно этого я и ожидал.

Как он и ожидал?

После того, как я оглядел его арендованное помещение, Ричард посмотрел на меня.

— У меня есть предложение. Я всегда мечтал о месте, которое могло бы служить мне базовым лагерем в Японии. Не магазин, где выставляют драгоценности, а место, где я могу поговорить с покупателями. В настоящее время я планирую использовать его в выходные дни.

— Ты хочешь сказать, что открываешь здесь магазин?

— Точно. Я нанимаю на работу на неполный рабочий день. Квота на одного человека. Твои обязанности состоят в разных домашних делах. В основном уборка магазина. Я думаю, самое большее десять раз в месяц. Нет никакого специального дресс-кода, за исключением того, чтобы не одеваться слишком небрежно.

Работать в ювелирном магазине.

Когда я без колебаний спросил его о номинальной стоимости зарплаты, Ричард назвал цифру, которая переплюнула всё, что мне платили за ночную смену на телевидении.

— Ты бы хотел это сделать?

Глаза Ричарда требовали от меня ответа. Он имел в виду, что хочет, чтобы я принял решение прямо сейчас? Ну, там были все выгодные условия.

Но это были мои удобства.

— Ты действительно согласен нанять меня?

— Когда-нибудь убирал комнату раньше?

— Нет, убирал, но… ювелирный магазин? Я полный дилетант.

— Тот, кто продаёт — это я, и тот, кто говорит с покупателями - это также я. Иногда тебе придётся пойти с поручениями в магазин канцелярских товаров или отправить почту, но это не входит в круг твоих обязанностей. Это может не подойти тебе, если ты ищешь достойную работу.

— Я думаю, что в Японии в этом бизнесе было бы больше женщин-работниц.

— Я это прекрасно знаю, но по личным причинам воздерживаюсь от того, чтобы оставаться наедине с другой женщиной.

О, так вот в чём дело. Когда я кивнул со странным выражением лица, брови Ричарда слегка сдвинулись.

— Что это?

—…Просто есть трудности, которые я никогда не смогу понять… Я сделал ужасное лицо, не так ли? Есть много слов, таких как красавчик и красивый мужчина, симпатичный мальчик и Адонис, но ни одно из них не подходит тебе. Как мне следует тебя назвать? Есть ощущение, что "просто существующий там достаточно"…

— Ха?

Оно вертелось у меня на кончике языка. Я знал это чувство. Что это было? На кого похож этот человек по имени Ричард? Не чьё-то ещё имя. Что было этим. Он был совершенен, с какой бы стороны на него ни смотрели. Что-то совершенно другое.

Вот и всё.

— Драгоценность! Ты — живая драгоценность!

Он сидел идеально, и я указал на него с большим чувством удовлетворения. Я чувствовал себя великолепно—всего две-три секунды. Тут до меня дошло, что я сказал нечто возмутительное, и я поспешно опустил руку.

Я опустил голову с извинением, и Ричард сказал мне не зацикливаться на этом.

— Эм… в любом случае, я не настолько опытен, так что тебе не следует ожидать от меня слишком многого. Я думаю, что есть и другие, которые больше подходят для этого магазина.

— Я не думаю так.

Мгновенный ответ. Я широко раскрыл глаза, и Ричард улыбнулся. Его улыбка была подобна сиянию драгоценного камня, поднесённого к свету.

— То, о чём я прошу тебя — это сделать работу, которую можно честно доверить кому угодно, но именно поэтому я не хочу просить об этом никого, кроме того, кого выбрал сам. Если бы мне нужен был специалист по ювелирным изделиям, я бы не нанимал на работу на неполный рабочий день. Драгоценные камни — это предметы, которые можно взять в руки и беречь, но понятие не в том, что можно формально оценить. Красота состоит в бесконечном разнообразии, она обширна и обильна, и это талант, если ты можешь это распознать. В этом отношении у тебя уже есть способность ценить красоту.

—…Хмм? Хмм? Погоди-ка, другими словами, ты меня нанял, потому что я считал тебя...

Потому что я считал тебя красивым?

Ричард ничего не сказал и не выглядел удивлённым. Точно, это потому, что он оценил, как я дорожу драгоценным камнем? Какое унизительное недоразумение. Ювелир поднял бровь.

— Итак, каков твой ответ? Да?

— Это как раз то, на что я надеялся. Наверное, всё-таки лучше называть тебя "Ричард-сан".

— Почему это так?

— Есть не так много рабочих мест, где ты можешь называть своего начальника по имени.

— Если мы говорим о количестве, то есть меньше рабочих мест, где ты не называешь своих коллег по имени.

— О, ты говоришь о мире в целом?

— Точно. И поэтому эта комната — тоже часть этого огромного мира.

— Я с нетерпением жду возможности поработать с тобой, — сказал Ричард и протянул руку. После того как мы обменялись лёгким рукопожатием, он достал из дипломата две чистые папки.

В первой лежали бумаги с результатами идентификации бабушкиного кольца. 0,382 карат. Розовато-оранжевый. Подлинная статья, без сомнения. Другой чистый файл содержал мой контракт на работу на полставки.

— Пожалуйста, внимательно прочти контракт. Есть ещё страховка, в которую я тебя включу. Мы оформим её в другой раз. Ты также можешь подписать его. Кстати, у тебя ещё есть время? Ты получишь некоторое простое обучение.

Я кивнул, тогда Ричард снял пиджак и встал. Обучение. Передо мной, который вдруг занервничал, владелец магазина порылся в дипломате. Внутри была оранжевая коробка. Там было много драгоценных камней, содержащихся внутри? Когда мы с ним прошли по коридору с коробкой в руках, меня встретила удивительно маленькая кухня. Большая раковина. Две газовые плиты. С потолка свисала красная люстра, похожая на перевёрнутый горшок. Большой холодильник. Он мог бы открыть здесь небольшой ресторан.

Ричард взял кастрюлю и достал из холодильника пакет молока с изображением мирно гуляющей коровой. Пятьсот миллилитров. Непастеризованный.

— Запомни, как приготовить королевский чай с молоком. Это очень просто.

Содержимое коробки было не драгоценными камнями, а исключительно чайными листьями. Разве это то, что человек должен обычно иметь при себе?

Он вытряхнул чайные листья из большой пластиковой ложки в кастрюлю с кипящей водой, дал ей закипеть на сильном огне, бросил молоко, когда появился цвет чёрного чая, и когда кипящие пузырьки приблизились к краю кастрюли, он выключил пламя. Благодаря тому, как непреклонно и жёстко его рука поворачивала плиту, я решил, что этот живой драгоценный камень всё же был человеком.

В шкафу рядом с газовой плитой стоял круглый пластиковый поднос и четыре простые белые чайные чашки. У всех были блюдца с одинаковым рисунком. Когда я заглянул за спину, то увидел несколько плоскодонных Кирико-резных стаканов.

(TN: Кирико — традиционный японский вид резьбы по стеклу, при котором сложные узоры вручную вырезаются на стекле.)

Над двумя чайными чашками на подносе Ричард попеременно держал ситечко и наливал в них чай с молоком из чайника. Из пакета с сахарным песком, который лежал в холодильнике, он насыпал по одной ложке сахара в каждую чашку. Наконец, он осторожно положил лёд в одну чашку за другой, а затем вернулся в коридор, из которого мы первоначально пришли сюда. После того как я по его указанию нервно переложил чемоданчик с низкого столика на один из диванов, Ричард кивнул мне.

— Пожалуйста, выпей.

— Спасибо…

С нервным видом я сел на диван и сделал глоток, а затем издал звук "Вау!".

— Восхитительно! Что это, это так вкусно!

— Это настоящий королевский чай с молоком. Всё остальное не является настоящим.

Не является настоящим.

То, как он это сказал, было забавно, и я тихо рассмеялся. "В чём дело?" — сказал Ричард, сдвинув брови.

— …Значит, причина, по которой ты не попробовал чай в полицейской будке, заключалось в том, что он "не был настоящим"?

— У меня нет никакого желания глотать с таким кощунственным вкусом. Чай умрёт в тот момент, когда его положат в пластиковую бутылку.

— Умрёт…

— Это. Не. Напиток.

— С тобой всё в порядке, Сейги? — мой новый босс назвал моё имя. Ричард Ранашина де Вулпиан. Британец, который хорошо владеет японским языком. Его бабушка родилась в Шри-Ланке. Обладает редкой красотой. Экстремист королевского чая с молоком.

Это странное существо действительно существовало в том же мире, что и я?

***

Когда я сократил свои смены на телевидении, меня позвали мои друзья по универу. Их голоса, спрашивающие меня, что случилось, смеялись.

— Потому что ты выглядел так, будто важной части тебя не хватало.

Мне сказали, что я сильно изменился.

Какой "важной части" мне не хватало? Было ли это бабушкиным сожалением или моей неприязнью к матери?

Иногда я доставал кольцо, спрятанное в книжном шкафу, и подносил его к свету. В этом прекрасном цвете была таинственная глубина, и ты чувствуешь, как тебя затягивает, когда смотришь на него. Я все еще не представлял себе, как буду жить дальше, но когда смотрел на это сияние, то чувствовал себя странно веселым. Какая бы бурная и трудная жизнь меня ни ждала, если я буду думать о бабушке и Мияшите-сан, я обязательно пройду через это.

Бабушка говорила, что она плохой пример, но я всё равно хотел жить сильно и решительно, как она. Я любил свою бабушку и думал, что решение не прощать самого важного для себя человека было—даже если это было неправильно—трагически прекрасным.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Окончание главы