Глаз бури [ЯОЙ?‍❤️‍?] Глава 2.1 – Тогда

Путешествие из города Янь* в Пекин было долгим. Они отправились в путь рано, ещё до девяти утра, и к двум часам ещё не добрались до места назначения.

П.п.: Город Янь — 岩城. Иероглиф «янь» означает «скала».

Внедорожник был просторным, но, тем не менее, четырём мужчинам было в нём немного тесно.

Во время всей поездки они почти не разговаривали. Водитель был сосредоточен на дороге, поэтому, естественно, говорил мало. Помощник Цао Сююаня, Чжэн Инь, сидел на пассажирском месте рядом с водителем и, кроме короткого разговора о работе, который он завёл с Цао Сююанем в начале поездки, тоже молчал.

Лян Сычжэ сидел на заднем сидении рядом с Цао Сююанем и чувствовал себя несколько неловко, но тот практически не поднимал головы от распечаток, которые, судя по всему, являлись сценарием, и Лян Сычжэ расслабился. Поскольку Цао Сююань, судя по всему, не был заинтересован в общении, он откинулся на сидение и отвернулся к окну. Мимо быстро проносились деревья, завораживая и немного погружая в транс.

Длительная поездка располагала ко сну, но Лян Сычжэ так и не сомкнул глаз. Хотя временами всё вокруг казалось ему каким-то зыбким и нереальным, словно сновидение или грёза.

С того момента, как он впервые увидел Цао Сююаня, и до того, как сел к нему во внедорожник, прошло даже меньше суток.

Закрыв глаза, он вспомнил их вчерашнюю встречу.

Заказанный ужин на вынос сложно было есть. Актер спускался по лестнице в тапочках, готовясь высыпать остатки риса и прочей снеди бездомным кошкам и собакам, собиравшся у помойки. Почти завернув за угол, Лян Сычжэ заметил двух хулиганов, которые болтали и громко смеялись; подойдя ближе, он ясно увидел, что один из них держал в руках тонкий ивовый прут и периодически с силой хлестал им беременную кошку.

Лян Сычжэ молча направился к ним. Подняв руку, он шлёпнул коробку с едой прямо на голову хулигана. Овощной суп потёк по лбу и носу парня, и тот громко непристойно выругался. В ответ он замахнулся ивовым прутом. Лян Сычжэ успел уклониться, но прут больно задел плечо в тот момент, когда он повернулся боком. Когда хулиган собирался ударить его во второй раз, Лян Сычжэ выхватил прут левой рукой, – ему даже показалось, что он не чувствует боли, – с силой вырвал его, а затем с полной жестокостью ударил ногой в живот.

После этого, что неудивительно, завязалась ожесточённая драка. У хулиганов не оказалось преимущества, кроме большинства. Тем не менее, они успели, разукрасить Лян Сычжэ. Его плечи горели от боли после удара прутом, и он не знал, куда, выкинул свой тапок во время драки.

В любом поединке всегда побеждала та сторона, которая меньше всего заботилась о своей жизни. Лян Сычжэ как раз и был такой стороной: с кем бы он ни дрался, он бросался в бой практически с самоубийственным настроем. Его не волновала собственная жизнь, а жизнь противника интересовала ещё меньше. Оба хулигана потерпели поражение и немедленно предприняли шаги к отступлению, припомнив напоследок все известные грязные ругательства, а также пообещав вернуться завтра с подмогой старших, чтобы отрубить ему руки.

Лян Сычжэ не воспринял их угрозы всерьёз, даже преследовать не стал, дав сбежать, слишком увлечённый поиском своего утерянного тапка.

За время драки на улице совсем стемнело; сумрачный жёлтый свет фонарей разливался по щербатому, потрескавшемуся от жары асфальту улицы. Он так и не смог найти свой тапок и скоро бросил поиски. Вернулся домой с беспечным выражением лица и босой на одну ногу.

За последнее время у него появилось довольно много врагов в округе. Такая драка для Лян Сычжэ была, в сущности, обычным делом и не стоила лишних эмоций. Он забудет о ней раньше, чем ляжет спать.

Лян Сычжэ зашёл в лифт; мраморный пол был слегка прохладным, поэтому он поставил босую ногу на ту, что была обута в тапок, прижимаясь больным плечом к стенке лифта. Цифры на электронном табло быстро сменялись, отсчитывая этажи.

Последний раз он стригся несколько месяцев назад. Волосы уже отросли до плеч, и приходилось завязывать их резинкой на затылке, чтобы не лезли в глаза. Джинсовая куртка на плечах была изрезана прутом, и оторванные куски ткани свисали вниз, обнажая расцвеченную синяками кожу. Одна нога оставалась в тапке, вторая – босая и грязная, с рук капал суп, а к штанинам прилипли крупинки риса.

К квартире он подходил в таком неопрятном виде. Подняв глаза, Лян Сычжэ увидел троих людей, стоявших у его двери.

Одного из них он узнал – это была его преподаватель на занятиях специализированного курса музыки в средней школе*. Рядом стоял высокий мужчина лет сорока, который смотрел прямо на Лян Сычжэ, и в этот момент, не скрываясь, окинул его оценивающим взглядом с головы до ног.

П.п.: Термин, используемый для описания средней школы, обозначает систему средних школ при университете. Это, по сути, промежуточная школа, которая также предполагает обучение на университетских курсах для последующего поступления по специальности.

Лян Сычжэ тоже не остался в долгу и не постеснялся рассмотреть мужчину – он казался немного знакомым, но вспомнить, где именно он мог видеть его раньше, он не мог. Пока молодой человек пытался перебрать в уме подходящие воспоминания, учительница музыки обернулась и, увидев его, как будто внезапно наполнилась энергией, помахав рукой.

– Лян Сычжэ!

Тот отвёл взгляд от мужчины и с непроницаемым выражением лица спросил:

– Зачем вы здесь?

– Почему ты даже не поприветствовал нас? Ты что, не узнаешь его? – спросила учительница, не отвечая на вопрос, и подошла ближе, чтобы взять его за руку и представить.

В её голосе зазвучало нескрываемое волнение:

– Это режиссёр Цао Сююань! Ты же знаешь его, да? Режиссёр, который снял «Уступите дорогу»*!

П.п.: Название 雌伏 – ещё одно название, не имеющее чёткого перевода. Baidu говорит, что этот термин означает, что кто-то отступает и уступает дорогу (например, уступает дорогу другому человеку, чтобы перестроиться на его место), а затем ничего не делает. Поэтому я выбрала «Уступите дорогу».

– О, – протянул Лян Сычжэ. Кажется, его мозги скоро совсем заржавеют, раз он не узнавал таких людей. Но, тем не менее, он не выказал особого удивления, только чинно поздоровался: – Режиссёр Цао.

Разумеется, он вспомнил, что символизировало это знакомое имя, как только произнёс его: Цао Сююань был крайне известным в стране кинорежиссёром с бесчисленным количеством наград, он воспитал и выпустил в мир такое количество молодых подопечных, что захватывало дух. Но с чего бы такому человеку появляться перед дверью его дома?

– Ай! Что с тобой произошло? – воскликнула учительница, заметив синяк на его плече. – Ты с кем-то подрался?

– Всё в порядке, – отмахнулся Лян Сычжэ. Он выглядел так, будто его это нисколько не волновало. – Просто подрался с собаками во дворе.

– Сычжэ, ты… – она посмотрела на него, явно собираясь отчитать, но в итоге решила сменить тему, из благих намерений, разумеется. – Поскорее пригласи режиссёра Цао в дом, он приехал специально, чтобы встретиться с тобой.

Лян Сычжэ помолчал пару секунд.

– У меня не убрано. Почему бы не поговорить здесь?

– Открой дверь и давай посмотрим, – предложил Цао Сююань, впервые заговорив. – Если ты не против.

– Всё нормально, если вы не возражаете, – пожал плечами Лян Сычжэ, снова подняв на него глаза, затем достал ключи из кармана испачканной в супе рукой и отпер дверь.

Зайдя внутрь, он немедленно отправился включать свет в гостиной.

В квартире действительно было грязно. Диванные подушки оказались разбросаны по полу, посреди гостиной лежал открытый футляр для скрипки, рядом с ним – сама скрипка, разбитая так, что гриф соединялся с корпусом только за счёт струн.

Гостиная была шириной в десяток метров и наверняка казалась бы просторной, но сейчас в ней сложно было найти место даже для того, чтобы встать всем вошедшим.

Однако Лян Сычжэ нисколько не смутился. Он снял свой одинокий тапок и прошёл внутрь босиком, ступая по изящным мраморным плитам цвета слоновой кости и подбирая по пути попавшиеся под руку вещи. Затем вернул подушки на диван, привёл в порядок скрипку, уложил её в футляр, несмотря на сломанный гриф, и осторожно поставил у стены, словно скрипка имела хоть какую-то ценность.

– Присаживайтесь.

Он решил заглянуть в ванную, чтобы помыть руки.

Когда Лян Сычжэ вышел, то сразу увидел Цао Сююаня. Тот расположился на маленьком диване напротив ванной комнаты. Взгляд режиссёра, казалось, застыл на футляре разбитой скрипки в углу. Увидев вышедшего Лян Сычжэ, он уставился на него, не скрывая любопытство. Его глаза словно постигали суть вещей – актёру казалось, что от этого внимательного взгляда у него вот-вот остановится сердце.

Он подошёл и сел в кресло напротив. Несмотря на то, что ему было не по себе, он позволил Цао Сююаню смотреть на него столько, сколько тому заблагорассудится.

– Как восстанавливаются твои пальцы? – прямо спросил Цао Сююань, продолжая изучать его. Его резкий вопрос ничем не отличался от острого взгляда. – Ты всё ещё можешь играть на скрипке?

За последний год никто не осмеливался задать этот вопрос Лян Сычжэ. Все боялись, что любое упоминание об игре на инструменте разозлит его так, что он сорвётся в любой момент. У учительницы музыки вспотели руки, она с тревогой перевела на него взгляд.

Но Лян Сычжэ выглядел необычайно спокойным. Честно говоря, он и сам не думал, что будет так спокоен, когда столкнётся с этим вопросом – как будто все его мысли и желания по поводу игры на скрипке уже давно умерли. Умерли окончательно и полностью, и ни одна струна его души больше не дрогнула от воспоминаний.

– Я больше не могу играть, – мужественно ответил он.

– Кости срослись?

– Да.

– Ты бросил учёбу. Думал ли ты о своих планах на будущее за прошедший год?

– Пока нет, – покачал головой Лян Сычжэ.

Было неприятно, что его расспрашивает посторонний человек, ни говоря уже о том, что его вопросы касались темы, о которой он больше никогда не хотел говорить. Из-за этого Лян Сычжэ чувствовал себя несколько раздражённым.

Изначально он рассчитывал, что режиссёр Цао, сидящий перед ним, потеряет всяческий интерес после его ответа. Он не ожидал, что вопросы продолжатся – разве он не пришёл за дублёром, умеющим играть на скрипке?

Цао Сююань несколько мгновений молчал, его глаза по-прежнему были устремлены на Лян Сычжэ. Только спустя какое-то время он снова заговорил:

– Ты не думал о том, чтобы сниматься в кино?

– Нет, – честно ответил Лян Сычжэ. Он всегда думал только о том, чтобы стать профессиональным скрипачом.

– Если хочешь, можешь поехать со мной в Пекин и попробовать. Если у тебя нет других планов, – Цао Сююань посмотрел на мужчину, сидевшего рядом с ним и до сих пор не сказавшего ни слова. – Чжэн Инь, мы ведь завтра возвращаемся?

– Да, завтра в девять утра, – ответил тот.

Цао Сююань поднялся с дивана и смерил Лян Сычжэ взглядом с высоты своего роста.

– Подумай об этом. Если захочешь попробовать, отправляйся завтра вместе с нами.

Лян Сычжэ резко вскинул голову и серьёзно посмотрел на него.

– Могу я спросить, что за роль? Она как-то связана со скрипками?

Цао Сююань не ответил, вместо него заговорил Чжэн Инь.

– Да, это роль мальчика, который учится играть на скрипке.

– Но я больше не могу играть, – Лян Сычжэ по-прежнему смотрел на Цао Сююаня, с озабоченностью ожидая ответа.

Поизучав его ещё несколько секунд, Цао Сююань ответил:

– Когда речь идёт об актёрском мастерстве, неважно, умеешь ты играть или нет.

Чжэн Инь, услышав эти слова, повернулся к нему, будто желая что-то сказать, но Цао Сююань не собирался тратить время на дальнейшие разговоры и направился к двери.

И вот так – на следующий день в девять утра Лян Сычжэ сел во внедорожник режиссёра Цао, который должен был доставить его в Пекин.

В конце концов, Цао Сююань был прав. Раз уж у него всё равно не было никаких планов на будущее, почему бы не попробовать.

Автору есть что сказать:

Молодой президент Цао появится в следующей главе…

Окончание главы