Берегись Этих Братьев (KR) Глава 38

— Думаешь, я позволю тебе, маленькой крысе, остаться в этом доме?

Похоже, кроме меня самой, никто всерьёз не причислял меня к Эрнстам.

— Что сможет сделать Юджин, если ты вдруг умрёшь прямо здесь и сейчас? А Кэвелл? А Эрих? Смогут ли они тебе помочь? Нет, мне правда интересно, неужели ты всерьёз думаешь, что они считают тебя своей сестрой? Тебе нужно знать своё место.

Я не могла и дальше игнорировать тот боль, гнев и тоску, что закипали внутри меня.

— Видимо, получив фамилию Эрнст и став заменой Арины, ты многое о себе возомнила.

А ведь она права. Прожив 20 лет в особняке Эрнстов, даже безродная девка из подворотни решит, будто что-то из себя представляет.

И я всё никак не могла унять эти обиду и грусть. Будто я действительно была их дочерью. Будто я действительно была их сестрой…

— Люди быстро привыкают к хорошему. Покормишь раз – отгрызут всю руку.

Я, наконец, спустилась с небес на землю.

Честно говоря, эта жизнь мало что отличается от прошлой.

— Если не хочешь подохнуть, знай своё место.

Если вдруг случится то, о чём говорит маркиза, помогут ли они мне?

Я так отчаянно хотела спасти это место, но спасут ли они меня?

— Ты, насекомое.

Не уверена.

Я…

Это правда ужасно…

Но я не уверена.

***

— И что ты там делаешь?

После встречи с герцогиней я так же, как и Юджин однажды в полночь, в полной растерянности стояла в вестибюле. Но, в отличие от него, мой взгляд был устремлён в другое место.

Терзаемая сомнениями я смотрела прямо на дверь.

Несмотря на подозрительный голос Кэвелла, какое-то время я продолжала молча стоять.

— Я спросил, что ты делаешь?

Я всё же оторвала взгляд от двери и перевела его на Кэвелла.

— А, это ты…

Мне казалось, что моё лицо было таким же невозмутимым, как и всегда, но брови Кэвелла удивлённо поползли вверх. Я произнесла:

— Пошли покушаем.

На его лице читалось ещё большее недоумение.

— Ты, Эрих и Юджин, давайте поедим все вместе.

— При чем здесь вообще еда, почему ты…

— Поешь со мной.

Схватив его за руку, я отправилась на поиски Эриха.

Кэвелл пробормотал нечто невнятное, но притворился, что ничего не случилось.

— Эрих, пошли покушаем.

Пэнни, которую обнимал Эрих, радостно залаяла.

— Не хочу, – тут же отрезал он.

— Не веди себя так, давай поедим все вместе. В столовой…

— У меня нет аппетита. А ты иди, – ответил Эрих, даже не посмотрев на меня.

Я закусила нижнюю губу.

Кэвелл, заметивший во мне какие-то странные перемены, никак не находил себе места и продолжал нервно на меня косился.

— Почему…

 Собственный голос показался мне незнакомым.

— Почему мы никогда не едим вместе?

Почувствовав, что атмосфера изменилась, Эрих повернулся.

— Это ведь не сложно, мы же можем хотя бы обедать вместе.

Глаза Эриха расширились от удивления.

— У нас такая большая столовая, почему мы всегда едим отдельно?

На меня уставились две пары глаз. Я впервые позволила себе сказать то, что копилось во мне все эти годы.

— Мне не нравится есть в одиночестве.

Эрих приоткрыл рот. Он выглядел удивлённым и вместе с тем крайне растерянным. Уголки его губ подрагивали, словно он никак не мог найти, что ответить.

— Каждый день, каждый божий день я должна спускаться в нашу огромную столовую и есть в полной тишине. Почему?

Кэвелл был удивлён не меньше.

— Почему никто не может составить мне компанию?

Вокруг меня раздавались невнятные бормотания «Нет… Я… Не…», но я их не слышала.

— Вы правда ужасные.

Думаю, на их месте я была бы в не меньшей растерянности. Но я уже не могла притворяться, будто всё было как прежде.

— Ненавижу.

Выплюнув это, я отбросила руку Кэвелла и выбежала из комнаты.

Со стороны это выглядело как детская прихоть.

Я стала такой жадной. Всё-таки, маркиза Рейнольд была права, я действительно не знаю своего места.

На улице Мэлтингтон я была нищей. Настолько, что порой даже не хватало денег на кусок хлеба, и приходилось есть растаявший снег. Когда мама была жива, ситуация не так сильно удручала, но, честно говоря, всё это происходило так давно, что я с трудом помню детали.

До своей смерти мама страдала воспалением лёгких. У нас не хватало денег даже на одноразовое пропитание, стоит ли говорить о лекарствах? Так что, по большому счёту я мало что могла сделать, просто однажды я проснулась, а мамы не стало.

Хотя в этом мире существуют болезни, при которых не помогут никакие лекарства (взять хотя бы случай Арины). Поэтому я не была уверена, что мама осталась бы жива даже при наличии нужных медикаментов. В подобных мыслях не было ни грамма здравого смысла, но они меня утешали.

После смерти мамы гробовая тишина стала пугать меня гораздо больше, чем постоянный голод. Порой мне удавалось продать пару увядших цветов, но, когда я возвращалась домой, тяжелее всего было терпеть это гнетущее могильное безмолвие.

Улица тонула в океане звуков: плач ребёнка, хмельной бред старого пьянчуги, спор двух разгоряченных супругов. Но стоило мне войти в дом, как меня окутывала всепоглощающая тишина, непроницаемой стеной отделяя меня от всего остального мира.

А ночью, когда я лежала на полу под тонким одеялом, мне казалось, будто я упала в ледяное море и медленно иду ко дну.

За безмолвной ночью неизменно следовало одинокое утро.

Даже если за окном уже стоял день, никто больше не будил меня, никто не спрашивал, поела ли я, или чем собираюсь сегодня заняться.

Порой лёжа в маленькой промозглой комнате я задавалась вопросом, а что если я уже умерла? Что если в одну из прошлых ночей я скончалась во сне и теперь обитаю в этом доме в обличии призрака?

Если бы я действительно умерла, никто бы этого не заметил. Возможно, через какое-то время меня обнаружили бы люди, живущие по соседству, и тогда мой труп просто бросили бы в яму за домом.

В то время такие братские могилы считались нормой, так же похоронили и мою маму. К концу месяца, когда я думала, что трупов больше не будет, непременно находился ещё один мертвец, и это уже начинало действовать на нервы.

Так что на самом деле то, что я, наконец, перестану голодать, было не главной причиной, почему я ушла с Эрнстами в тот день. Братья здорово издевались надо мной, но, по правде говоря, я больше ни разу не чувствовала того одиночества, которое наполняло меня в доме на улице Мэлтингтон.

Хотя порой я всё же думала, что ненавижу эту троицу так сильно, что готова умереть. Или, что после свадьбы я больше никогда их не увижу. Или, что я всего лишь притворяюсь, будто мне нравится им угождать, лишь бы жить с ними стало полегче.

Через какое-то время я к ним привыкла. Хотя я все ещё не была уверена, что они меня приняли. Да, изначально они были настроены категорично, да, их всё ещё было трудно назвать дружелюбными, но в какой-то момент они перестали так упрямо меня отвергать. Когда я смеялась, на их холодных лицах тоже мелькала слабая тень улыбки, а если я брала их за руку, они не вырывались, хоть и делали вид, будто раздражены.

Они по-прежнему не признавали меня как свою младшую сестру, но в то же время они никогда не давали мне поводов не считать себя частью Эрнстов. Никто не говорил этого вслух, но я точно знала, что они уже не ненавидели меня так, как раньше.

И всё же порой этот вопрос мелькал на задворках моего подсознания. Вы всё ещё меня ненавидите?

Тем не менее, я так и не нашла в себе смелости задать его до самого последнего дня в этом особняке. Лишь ходила и по-дурацки смеялась.

— Как же я ненавижу…

И я не собиралась им показывать, как по-дурацки я плачу. Они никогда не узнают, что способны стать причиной моих слёз.

Я лучше умру, чем признаюсь… что я ужасно хочу по-настоящему быть их младшей сестрой.

— Ненавижу…

Слёзы продолжали катиться сами по себе, я с головой накрылась одеялом и позволила себе выплакаться.

***

Бабах!

Той же ночью ко мне нагрянул незваный гость.

— Ах ты бестолочь!

Я спокойно лежала на кровати, пока кто-то не схватил меня за руку и не потащил.

— Несчастная голодранка, изводила моего брата, а теперь решила и Юджина загнать под каблук?

Что-то сильно разозлило маркизу Рейнольд. Она грубо выволокла меня из комнаты, хотя я всё ещё не понимала, что происходит. Горничные, наблюдавшие эту картину, выглядели удивлёнными, но никто не бросился мне помогать.

— Я сделаю так, чтобы вы с Юджином больше никогда не лезли, куда не следует.

Интуиция подсказывала мне, что ситуация становилась опасной.

— Отпустите меня!

Я попыталась выдернуть руку, но маркиза лишь сильнее сжала свою ладонь. Как ни крути, а я по-прежнему находилась в теле девятилетней девочки. Как бы я ни старалась, мне было не вырваться.

— Отпус…тите!

Шлёп!

У меня аж искры из глаз посыпались. Острая боль парализовала часть моего лица, и я бессильно рухнула на пол.

В ушах звенело. Всё вокруг крутилось бешеной каруселью. Я попыталась опереться рукой о пол, но меня по-прежнему мотало из стороны в сторону.

— Хоть раз сделай так, как тебе велено!

Я почувствовала, как её рука снова вцепилась в моё запястье. Меня всё ещё шатало, и ноги подкашивались, но маркиза упорно куда-то меня волокла.

— Госпожа Хари!

По лёгкому касанию ветра я поняла, что мы вышли на улицу. Я слышала, как испуганный голос Хьюберта перемежается с голосом маркизы, но никак не могла разобрать содержимое их разговора. В ушах продолжало звенеть, и голова кружилась так, что меня вот-вот должно было вырвать.

— Что это, что здесь происходит?

На этот раз я услышала голос Кэвелла.

— Эй, ты чего? У тебя что-то болит?

Взволнованный голос подбежавшего ко мне Кэвелла растворился вместе с порывом зимнего ветра. Только в этот момент я осознала, что неуклюже лежу на траве, не в состоянии управлять собственным телом.

— В чем дёло…?

Кэвелл посмотрел на меня сверху вниз. Как только наши глаза встретились, его лицо помрачнело.

— Ты что, ударила её?

Окончание главы