Принц-полукровка Глава 26

К себе в комнаты я вернулся спустя час, злой и раздосадованный. Подумать только, сразу двое маленьких слизеринцев вдруг ощутили тоску по дому и своим утешителем выбрали меня. Клянусь, за всю мою практику это первый подобный случай. Кому вообще пришло бы в голову обратиться за такого рода помощью ко мне? Я никогда не вызывал ни в ком чувство спокойствия и умиротворения — скорее, наоборот, от меня старались держаться подальше.

Тяжело вздохнув, я машинально взглянул на стол и замер, увидев там тарелку с сэндвичами и два пустых кубка.

Какого дьявола?!

Понимание пришло мгновенно, и я выругался вполголоса.

МакГонагалл, видимо, решила накормить своих подопечных — прямо за моим столом. Убрать за собой, естественно, этим недоумкам в голову не пришло.

Взмахнув палочкой, я уничтожил остатки и сел в кресло перед камином, устало проведя рукой по волосам.

Странный день. А завтрашний будет одним из самых тяжелых за весь учебный год. Еще предстоит разобраться с загадкой, касающейся барьера, который не пропустил Поттера на платформу, вытерпеть завтрак, обед и ужин в компании Локхарта и провести уроки у и без того не блиставших интеллектом школьников, чей объем памяти после каникул стал меньше, чем у флоббер-червей. И с Люциусом связаться не помешает. И доработать очередное зелье.

С тяжелым вздохом я откинул голову на спинку кресла и некоторое время просидел с закрытыми глазами. Когда меня начало клонить в сон, с трудом собрался и все же встал, полный решимости добраться до спальни.

В конце концов, в кресле нормально выспаться не удастся. А мне действительно необходимо отдохнуть.

***

«Ты никого не можешь спасти, Северус», — последние слова Темного Лорда и его ледяной хохот все еще звучали в ушах, когда я с криком проснулся. Несколько секунд отчаянно вглядывался в темноту, пытаясь понять, где я, а потом, выругавшись, обхватил голову руками.

Всего лишь очередной глупый кошмар, события которого никогда не происходили в действительности.

Вспомнив подробности, я хрипло рассмеялся и устало потер глаза, ощущая себя совершенно разбитым.

Картины пыток и насилия над жертвами, выглядевшими все до единого как Лили, сменились изображением бушующей Дракучей ивы, каждым новым ударом впечатывающей Поттера все глубже в землю, до тех пор, пока от него не осталось лишь кровавое месиво. Потом появился Темный Лорд, и, наблюдая за моими бесполезными попытками защитить мальчика, сказал то, что мне и так всегда было известно. Назвал главную причину, из-за которой я себя ненавидел. И тогда я закричал. И — проснулся.

«Когда ты стал таким впечатлительным, Северус?» — шепнул внутренний голос, но я только покачал головой и взглянул на часы. Половина седьмого. Надо же, проспал целую ночь, а чувствую себя так, словно неделю провел на ногах. Вечная усталость — прямое последствие кошмаров, из-за которого о полноценном отдыхе можно только мечтать.

В ванной я оглядел собственное изможденное отражение в зеркале и в отвращении скривил губы. Неудивительно, что ученики, никогда не отличавшиеся оригинальностью, приписывали мне вампиризм. Откуда им знать, что постоянное недосыпание делает с человеком?

В голову неожиданно пришла замечательная идея, и я не смог удержаться от усмешки. Думаю, сегодня пятикурсники будут изучать крайне сложное зелье Кошмаров наяву, приготовить правильно которое способны всего единицы. Конечно, я не собирался заставлять тех, у кого оно получится, испытывать его на себе, но они-то этого не знают. Пусть понервничают, узнав об его эффектах, а те, кто потерпят неудачу в приготовлении, получат ноль за урок.

В любом случае, сегодняшний день будет неприятным не только для меня.

* * *

За завтраком я привычно нашел лохматую шевелюру Поттера, и, понаблюдав за ним несколько минут, вернулся к созерцанию собственной тарелки. Видеть мальчишку целым и невредимым после ночного кошмара необъяснимым образом успокаивало.

Когда послышался шелест крыльев и зал наводнили совы, я даже не поднял головы, однако прямо передо мной неожиданно упал выпуск «Пророка».

— Что это? — недовольно поинтересовался я у большой темно-коричневой совы, выжидательно посматривающей на меня. — Я не подписан на эту дрянь.

Мерцающий взгляд Альбуса почувствовался через весь стол. По-прежнему ничего не понимая, я придвинул надоедливой птице блюдце с молоком и медленно развернул газету.

С обложки на меня смотрели смущенный Поттер и Локхарт, покровительственно обнимающий его за плечи. Выпуск датировался началом августа, что запутало меня еще больше. Какое значение может иметь дешевая старая газета?

И тут грянул оглушительно громкий, омерзительный женский голос, заглушивший почти все звуки вокруг:

— Рональд Уизли! Я не могу поверить, что ты посмел опуститься до подобного! Подумать только — украсть автомобиль! Я не удивлюсь, если тебя исключат из школы!

Мечты, мечты.

Поморщившись, я приложил все усилия для того, чтобы абстрагироваться от хорошо знакомых нотаций Молли Уизли. Снова посмотрел на газету — и тут меня осенило. Благодаря своевременному громовещателю осознать, чего именно от меня хочет Альбус, оказалось не сложно.

Покосившись на своего соседа слева, я демонстративно положил выпуск перед собой и сделал вид, что полностью поглощен чтением.

Естественно, Локхарт не выдержал уже спустя две секунды. Заинтересованно придвинувшись ко мне, он довольно хмыкнул:

— Вы попросили повторно выслать вам этот номер «Ежедневного Пророка»? Понимаю, титульный лист действительно превосходен, а уж мое интервью на второй странице... Вы читали? В нем я даю несколько отличных советов насчет...

— Вынужден разочаровать вас, — иронически прервал я, — куда больше меня беспокоит влияние, которое вы оказываете на учеников Хогвартса.

— Боюсь, я не совсем понимаю, — Локхарт глупо заморгал, глядя на меня с искренним изумлением.

— Неужели? Я был о вас лучшего мнения, — я с притворным сожалением покачал головой. — Вы уже забыли, что Поттер вытворил вчера вечером? Прилететь в школу на автомобиле. Показать, как мало он ценит наши древние традиции — и все ради сомнительной славы.

— Вы полагаете, в этом виноват я?! Гарри хороший мальчик, его желание быть знаменитым понятно, но я ведь...

— Вот этим, — я ткнул пальцем в газету, — вы подчеркнули его особый статус. Вы человек известный, Гилдерой, и ваша слава, судя по всему, заслужена, — последние слова прозвучали фальшиво даже на мой слух, но самовлюбленный кретин не обратил внимания. — Должно быть, мальчишка пришел в восторг, появившись на первой полосе столь значимого печатного издания вместе со звездой вашего масштаба. Это и впечатлило его на дальнейшие подвиги — вроде полета в школу на старой развалине.

— Вы правы, вы абсолютно правы! — Локхарт взволнованно вскочил со стула, но, опомнившись, опустился обратно. — Я и подумать не мог, что такой пустяк, как передовица «Пророка», толкнет бедного Гарри на кривую дорожку. Будьте уверены, Северус, я непременно поговорю с ним и сумею убедить в ошибке таких суждений. Как вы и сказали, вина целиком на мне, мне ее и искупать.

Локхарт снова поднялся и, откинув салфетку, доверительно склонился ко мне.

— Еще раз спасибо за то, что раскрыли мне глаза. Если вам потребуется помощь в зельях — непременно обращайтесь, я обязательно подскажу нужный рецепт или выход из сложной ситуации. Коллеги часто просят дать им советы: сейчас, к примеру, я направляюсь к мадам Спраут. Она не знает, как лучше залечить повреждения Дракучей ивы, так что без меня тут не обойтись.

Хмыкнув, я решительно встал из-за стола.

Кажется, мне самому не помешает ретироваться. Нашествие Локхарта на мою лабораторию я не вынесу.

* * *

Первый урок был, как ни странно, у первокурсников Рейвенкло и Гриффиндора. Такой состав не мог не радовать — кажется, Альбус впервые изменил прежнимпривычкам, поставив факультет Минервы не со Слизерином. Теперь хотя бы с первым курсом проблем должно возникать вдвое меньше обычного.

— Если вы полагаете, что в этом классе использование палочек приведет вас к успеху, то советую сразу расстаться с подобного рода иллюзиями, — холодно проговорил я, пристально разглядывая каждое взволнованное лицо. Внимание привлекла маленькая рыжеволосая девочка, взирающая на меня с вызывающим бесстрашием и в то же время — серьезностью. Сердце на секунду замерло, однако я тут же одернул себя.

Глаза. Карие, не зеленые.

Не Она.

— Догадываюсь, что вам не терпится испытать всю силу своих магических способностей, но уже сейчас я могу со всей уверенностью заверить: ничего особенного в настоящий момент вы из себя не представляете. Ни один из вас. Чтобы исправить данное утверждение — либо же опровергнуть его, вы должны научиться творить магию без волшебной палочки. Создавать необыкновенные, завораживающие своей красотой вещи, пользуясь собственными умениями, внутренней силой, не полагаясь на кусок деревяшки. Всему этому вы сможете научиться, изучая такой тонкий предмет как зельеварение. Разумеется, многие из вас так и останутся на той ступени развития, что и сейчас, но, вероятно, хотя бы кто-то здесь окажется отличающимся от остальных. Избранным, — я еще раз оглядел первокурсников. Почти все они горели вдохновением и желанием немедленно доказать свою ценность.

Увы, ненадолго. К концу урока большинство решат, что нарезать слизняков и шинковать травы не имеет ничего общего с прекрасным и возвышенным. Некоторые продержаться дольше, но рано или поздно и их энтузиазм иссякнет: останутся лишь ненависть к преподавателю и неприязнь к предмету.

Мрачно сдвинув брови, я повернулся к доске и несколькими взмахами палочки вывел самый простой из возможных рецептов.

Уже через полчаса на лицах половины читались разочарование, раздражение и страх. Я по-прежнему не выпускал из поля зрения младшую Уизли, одну из немногих, кто работал сосредоточенно и вдумчиво.

Она действительно очень сильно напоминала другую маленькую рыжеволосую девочку, ответственно относящуюся к любому заданию, будь то приготовление сложнейшего зелья или полировка медалей и кубков в зале наград. И движения — ровные и точные. Только грации не хватает. Лили всегда обращалась с ингредиентами так, словно они были живыми: обладали эмоциями, настроением, мыслями.

Едва заметно вздрогнув, я задвинул этот ящик воспоминаний как можно дальше и сосредоточился на работе первокурсников.

— Профессор? — раздался мелодичный голос откуда-то сбоку. Я резко обернулся и с неприятным удивлением заметил, что рядом стоит девочка из Рейвенкло. На ее голове ярким пятном выделялся ободок из засохших красных ягод, и первые несколько секунд я недоуменно рассматривал их, прежде чем вспомнил, что такое вопиющее нарушение правил как свободное передвижение по классу должно пресекаться на корню.

— Мисс Лавгуд, — прошипел я, уверенный, что не ошибся с фамилией. Еще во время переклички девочка привлекла мое внимание своим необычным именем — Луна. — Кто вам позволил отойти от своего рабочего места? Балл с Рейвенкло.

— Но это очень важно, — она протянула ладонь, сжатую в кулак, и очень осторожно разжала ее. — Посмотрите.

Я сердито взглянул на раздавленного слизняка и в отвращении скривился:

— Если отсутствие мыслительных способностей помешало вам использовать специально призванный для обработки слизней предмет, и вы решили справиться собственными руками...

— Нет-нет, профессор, — девочка загадочно улыбнулась. — Папа учил меня, что при любом деле главное — красота. Вы тоже это упоминали, так что я решила, что вы не будете против, если я немного приукрашу свою работу — ведь просто давить слизней ужасно скучно.

— Минус пять баллов за ваш издевательский тон, — рявкнул я, все еще теряясь в догадках, чего эта странная рейвенкловка хочет. Все смахивало на глупую шутку, которую стоило ожидать от гриффиндорцев — но Рейвенкло? Да еще и первый курс?

Лавгуд нахмурилась.

— Я не собиралась казаться грубой, сэр. Только хотела показать вам кое-что.

— Тогда пройдите на свое место! Я сейчас подойду. А вы все — за работу!

Угрожающе оглядев класс, я последовал за Лавгуд и остановился рядом с ее столом.

— Что именно вы желаете мне продемонстрировать?

— Вот, — Лавгуд, сияя, положила раздавленного слизняка на доску, взяла раскрошенные листья сушеной крапивы и начала аккуратно выкладывать узоры прямо на нем.

— Вы читали рецепт? — ядовито осведомился я. — Достаточно смешать слизняков с крапивой и опустить полученную массу в котел, а не заниматься художеством.

— Зелью это пойдет на пользу, — пояснила девочка, ни на миг не отрываясь от работы. — Оно ощутит силу арглеса и поможет людям.

От этого безумного ребенка у меня начинала кружиться голова. Хотя, несмотря на это, в ее словах было что-то, заинтересовавшее меня. Я и сам всегда относился к зельям, как к искусству, хотя не уверен, что девочка своими действиями подразумевала то же самое.

— Не понимаю, для чего вам необходимо мое присутствие. Два балла с Рейвенкло за то, что отвлекаете меня от работы, — я двинулся к гриффиндорской половине класса. Лавгуд тяжело вздохнула, что-то пробормотала себе под нос и замолчала.

Стоило приблизиться к гриффиндорцам, как некоторые из них тут же вздернули головы, вызывающе наблюдая за каждым моим движением. Я сосредоточился на Уизли, которая, к моему разочарованию, так увлеклась этим же занятием, что моментально забыла о котле с зельем.

Поддавшись инстинкту, я легко скользнул в ее сознание и едва удержался от желания засмеяться, когда понял причину такой враждебности.

Девчонку впечатлили истории старших братьев, но больше всего ей хотелось отомстить мне за унижения Поттера на уроках. Типичная детская влюбленность — и типичное детское поведение. Неужели она думает, что мне есть дело до ее отношения к предмету? Только Гриффиндор больше баллов потеряет.

А, пожалуй, в будущем они с Поттером могли бы составить пару. Я бы не удивился — уж слишком эта картина напоминала ту, из прошлого.

Только от этой не было так иссушающе больно.

— Пять баллов с Гриффиндора за то, что не смотрите в котел, мисс Уизли, — грубо произнес я, и девчонка, вспыхнув, опустила голову.

До конца урока никаких досадных инцидентов не произошло: я даже ощутил некое подобие удовлетворенности. Может быть, эти два курса окажутся не такими уж и безнадежными.

Проверку зелья Лавгуд я специально оставил напоследок. Подошел и оглядел светло-коричневое, густое варево.

На первый взгляд — довольно неплохо.

Пытаясь обнаружить недостатки, я склонился и повел носом. Необычный, нежный древесный аромат наполнил ноздри и каким-то непостижимым образом снял усталость, преследующую меня с самого пробуждения.

Разумеется, лечебный отвар, который готовил первый курс, должен был минимально улучшать физическое состояние, но так стремительно и действенно...

Я оценивающе посмотрел на Лавгуд, все это время безмятежно улыбавшеюся.

— Красивый цвет, — сказала она. — Думаю, это сработала сила арглеса — ей очень понравились слизняки. Хороший сорт.

Раздумывая, стоит ли сообщать директору о сумасшествии ученицы, я отпустил класс и перелил зелье Лавгуд в небольшой флакон. Какой бы девочка не была, в ней ощущалось нечто особенное, и — кто знает? Может, я наконец столкнулся с настоящим талантом.

* * *

Вечером, стоя на одной из полян Запретного леса и придирчиво отбирая трилистники, я не мог в очередной раз не восхититься сложившийся иронией. В поисках двенадцатого ингредиента для антидота к Веритасеруму я совершенно случайно натолкнулся на решение еще одной проблемы, касающейся совершенно другого зелья.

В лаборатории я проводил множество экспериментов; некоторые так и оставались незавершенными. На часть их я все еще рассчитывал, хотя надежды со временем поубавилось, и лишь над очень небольшим количеством продолжал метаться в поисках выхода.

Сегодня, незадолго до того, как лечь спать, я изучал очередной древний трактат о воздействии побегов пиериса на яд акромантулов, и именно тогда, увидев такое обыденное слово «трилистник», перед глазами неожиданно вспыхнул рецепт зелья, о котором я уже практически забыл.

По сути, оно не представляло собой ничего значимого, по крайней мере, для меня. Но в душе все еще жило стремление создавать зелья ради самого процесса, экспериментировать, добиваться успеха и гордиться им, даже если никто не узнает о моем достижении, так как важным оно не являлось. Мне самому оно чаще всего не было нужно, однако знание того, что это дело моих рук, радовало, словно я до сих пор ребенок.

Зелье Трех воспоминаний как раз входило в категорию ненужных, но сейчас уже завершенных, и сегодняшней ночью я намеревался испробовать его на себе. Теперь мне казалось абсурдом то, что я не додумался смешать трилистник с сушеным корнем мандрагоры раньше. Каким идиотом нужно быть, чтобы не сопоставить заданную цель с соответствующим ей подбором растений? Иногда у меня создавалось впечатление, что после стольких лет контакта с учениками мои умственные способности стремительно теряли в весе.

Зелье позволяло вспомнить три момента из разных периодов жизни — момента, ставших решающими, полностью изменивших мировоззрение человека, перевернувших все его чувства. Я догадывался, какими будут два из моих воспоминаний, и совершенно не горел желанием переживать их снова. Несмотря на это, экспериментатору внутри меня казалось необходимым проверить успешность созданного зелья, понять, есть ли причина для гордости на этот раз.

Собрав нужное количество трилистника, я удовлетворенно вздохнул и поднялся на ноги.

Где-то хрустнула ветка. Мгновенно поддавшись инстинктам, я выхватил палочку и направил ее в сторону источника звука. На языке вертелось одновременно несколько проклятий, готовых сорваться в любой момент.

— Отличная реакция, Северус, — раздался мягкий, знакомый голос.

— Директор, — сдержанно поприветствовал я, опуская палочку.

Опережая мой вопрос, он объяснил:

— Мне захотелось прогуляться, и я предположил, что, возможно, в такой замечательный вечер вы почувствуете то же желание.

Я недовольно хмыкнул, но промолчал.

— Собираете травы? — Альбус приблизился и с любопытством заглянул в корзину. — Можно полюбопытствовать, для чего именно?

— Финальная стадия зелья воспоминаний, — высокомерно произнес я. — Сегодня эксперимент подошел к концу.

— Вы все же придумали, как совместить компоненты? Поздравляю, — улыбка Альбуса была искренней, и я немного оттаял.

Несмотря на его слова, скорее всего, он намеренно последовал за мной в лес. Оставалось выяснить, зачем.

— Вы хотели о чем-то поговорить? Почему именно здесь?

— А почему бы и нет? — Альбус выпрямился и теперь внимательно смотрел куда-то вглубь леса. — Замкнутые пространства даже в таком прекрасном месте, как Хогвартс, иногда утомляют. Хочется увидеть нечто новое, хотя бы на мгновение ощутить себя свободным, насладиться красотой вокруг, которую в повседневной жизни мы, увы, не замечаем.

— В Запретном лесу для вас нет ничего нового, — возразил я. — К тому же более мрачное место найти сложно. А вы можете быть свободным в любой точке мира — этого у вас не отберешь.

— Думаю, вы преувеличиваете, — в голосе Дамблдора зазвучали шутливые нотки, и я мысленно поблагодарил его за то, что он не сказал глупость вроде «вы ничем от меня не отличаетесь». Меньше всего на свете мне хотелось обсуждать свободу с этим человеком. — На самом деле в Запретном лесу множество мест, неизвестных мне, и каждое из них наверняка по-своему прекрасно. Но сейчас я пришел сюда не только для любования природой, Северус. Мне хотелось бы поговорить с вами о причудах эльфийской магии и ее возможностях.

— Вы полагаете, что я знаю об эльфах больше вас? — я пренебрежительно усмехнулся. — Они никогда меня особо не интересовали, хотя я кое-что читал о них. Толковую информацию практически невозможно найти, вам же известно, каково мнение общества об этих существах. Их не воспринимают всерьез.

— И совершают большую ошибку. Я не раз говорил, что наше легкомыслие в этом вопросе может привести к плачевным результатам. Взять хотя бы барьер на Кинг-Кросс, — Дамблдор задумчиво провел рукой по коре высокого дерева. — Подумать только, зачаровать его так, чтобы никто не мог попасть на платформу — возможно, и покинуть ее.

— Вы полагаете, возвращению Поттера в школу хотел помешать эльф?

— У меня нет доказательств, но я думаю, так и есть.

— Вы подозреваете Люциуса? — напрягся я.

— Пока не уверен. Сперва-наперво чрезвычайно важно выяснить, стоит ли за этим он сам, либо же эльф действует в собственных интересах.

— У этих созданий единственный интерес — угодить хозяевам.

— Среди каждого вида есть исключения. Вполне возможно, что у этого эльфа, Добби, иные цели. Нужно понять, какие.

Намеки директора становилось невозможно игнорировать и дальше, так что я мрачно проговорил:

— Завтра я свяжусь с Люциусом и предложу встречу, которую он вызывался организовать.

— Северус, — Альбус покачал головой, — не думайте, что я не понимаю, чего требую. Естественно, вам тяжело встречаться с людьми, имевшими в прошлом для вас такое огромное значение, но...

— Я все сделаю, — сухо перебил я и покрепче сжал корзину с трилистником. — А теперь, если не возражаете, мне пора в замок. Зелье не должно стоять на огне больше ста десяти минут.

— Удачного эксперимента, Северус.

Кивнув в знак признательности, я быстро двинулся в школу, спиной ощущая грустный взгляд, устремленный мне вслед.

* * *

Когда я перелил зелье во флакон и поднес к лицу, острый странно-знакомый аромат заставил меня вздрогнуть. Рецепт был схож с амортенцией, так что удивляться игре запахов не стоило, однако я все равно замер, пытаясь подавить порыв отложить эксперимент на какое-то время. Хорошая память всегда казалась мне проклятьем, а вспоминать наиболее значимые в жизни моменты — только бередить старые раны. Но...

Всегда оставалось «но». Вот и сейчас тоже.

Я до боли сжал флакон с зельем в руке, а потом решительно сделал несколько глотков. Вкус оказался до отвращения приторным, но потом сладкие нотки сменились горькими, вынуждая меня поморщиться.

Отставив пустой сосуд на тумбочку, я откинулся на подушку и закрыл глаза, пытаясь разобраться, хочется ли мне, чтобы опыт удался, или же наоборот.

За мгновение до того, как меня поглотил сон, я успел подумать, что, даже если зелье не даст нужный эффект, жалеть я об этом не буду.

Окончание главы