Марвел: Гори, чтобы светить Глава 13

— Это правда, приятель, — он делает несколько шагов, чтобы добраться до дивана, и наклоняется так, чтобы встретиться с глубокими карими глазами Питера. Очень медленно Тони подносит свою руку к щеке малыша. Зорким и осторожным взглядом, слишком уж осторожным для шестилетки, Питер отслеживает движения Тони, слегка вздрагивая от прикосновения, а затем расслабляется.

Мальчик поднимает руку и прикладывает ее к ладони Тони, прижимая к своей щеке. Оба мужчины наблюдают, как его глаза закрываются, и Питер издает слабый неуверенный всхлип.

Тони задается вопросом, касался ли кто-нибудь когда-либо лица мальчика подобным образом и, поддавшись вдохновению, подносит вторую руку к другой его щеке. Чашка Питера тут же летит в сторону, и он резко втягивает в себя воздух. Тони видит, как дрожат его плотно закрытые веки, словно малыш отчаянно пытается сдержать слезы.

— Все в порядке, — шепчет Тони, поглаживая большим пальцем бровь мальчика, — тебе позволено плакать, Питер.

Получение разрешения — это будто бы вот та самая последняя капля, которая удерживала мальчика от окончательного срыва. Он резко распахивает свои карие глазищи, и оттуда уже медленно катятся огромные капли слез, лишившиеся последнего барьера. В первый раз с момента обнаружения Питера Тони видит, как он по-настоящему отчаянно плачет. Думая, очевидно, что он беспокоит всем этим Тони со Стивом, Питер подносит руку ко рту, чтобы заглушить рвущиеся оттуда звуки, и, несмотря на то, что они заверяют его, что в этом нет необходимости, крепко держит рот на замке.

Тони продолжает поглаживать большим пальцем лицо мальчика, его взлохмаченную макушку. Он не знает, что сказать, да и вряд ли это, собственно, поможет, так что решает молчать.

Несколько минут спустя, когда Тони уже всерьёз начинает опасаться, что плач никогда не прекратится, Питер, всхлипнув пару раз напоследок, затихает, и Тони вытирает ему лицо.

Питер горестно вздыхает.

— Пло... пло... стите, плостите, плостите, сэл, — отчаянно шепчет он.

— Нет, нет, нет, не делай этого! Не извиняйся, малыш! Пожалуйста, не извиняйся за то, что плачешь, ладно? — почти умоляет Тони ребенка, все еще поглаживая его волосы.

Питер молчит с минуту, а затем еще две, не считая редких всхлипываний, и едва слышно бормочет:

— Бубба любит Паука.

Тони вздыхает:

— Ладно, приятель.

— Он… он не ле... жет ему луки и даёт сок! Никто больше не даёт! — почти кричит он, прижимая свою ладонь к щеке Тони, и повторяет, — он не лежет, Ни!

— Господи Иисусе. Я рад, что он не резал, Питер. Никто не имеет права тебя резать.

— Питер, — подаёт голос Стив впервые с тех пор, как мальчик начал плакать, — даже если он не резал тебя, он… причинил тебе боль каким-то другим способом?

— Он не обижает Паука, — качает головой Питер.

— Совсем нет? Он тебя бил? Не давал тебе еду, когда ты был голоден? Он… он прикасался к тебе так, как ты думал, что Брюс собирался на днях? — снова пробует Стив.

— Бубба… он удалил, когда Паук был плохой, — бормочет Питер так, будто это само собой разумеется, — не больно.

— Питер, — вздыхает Тони, — бить людей — это плохо, даже если это не больно.

— Угу, — Питер снова качает головой, — Бубба любит Паука.

— Ладно, Питер. Я уверен, что он действительно тебя любит, хорошо? — говорит Стив трясущемуся в данный момент мальчику. Тони с возмущенным отвращением глядит на Стива, а тот тем временем заглядывает мальчику в глаза, — я уверен, что ты чувствуешь то же, что и он, верно, Питер? — по кивку ребенка он продолжает, — он был там единственным человеком, который хорошо к тебе относился, да?

Тони наблюдает, как Стив успокаивает Питера, и начинает понимать, что именно здесь происходит. Если этот человек был единственным человеком, который когда-либо проявлял к мальчику сочувствие, он будет терпеть что угодно, лишь бы отношение это не подходило к концу.

— Но, Питер, — тут Стив кладет свою руку мальчику на голову, — иногда люди обращаются с тобой хорошо, потому что хотят причинить тебе боль другим способом.

Во всяком случае, Питер выглядит еще более растерянным, чем раньше. Он бросает взгляд на Тони, который сам пытается найти способ объяснить мальчику природу манипуляций так, чтобы тот их понял.

— Ладно, — встревает Тони, — похоже, Бубба знал, что они причиняют тебе боль, верно? — дождавшись кивка, он продолжает, — итак, он видел, что о тебе некому позаботиться, и потому решил сделать это, — говорит Тони. Не видя никаких намеков на смущение на лице мальчика, он решает продолжить, — однако он был к тебе добр, а потом бил и иногда сердился? Он когда-нибудь говорил тебе, что ты в долгу перед ним за всё это добро?

— Па… Паук был плохой.

— Неважно, что ты сделал, Питер. Никто не имеет права тебя бить, — настаивает Тони.

Дыхание Питера учащается, и он снова уходит в себя, свернувшись калачиком на диване и слегка покачиваясь. Он тихо бормочет: «Плохой, плохой, плохой» и поднимает большой палец вверх, вытягивая указательный и средний палец в форме пистолета, чтобы приставить его к виску.

— Плохой Паук, — нет никаких сомнений, что именно это означает.

Будь паинькой, или тебе конец.

Сколько раз к голове Питера угрожающе приставляли пистолет? Сколько раз при нем убивали, в назидание, других людей? Животных?

— Ты хороший мальчик, Питер, — заявляет Тони. Когда малыш переводит на него испуганный взгляд, он твердо продолжает, — ты всегда будешь хорошим мальчиком. Мы никогда не причиним тебе вреда.

— Я сейчас вернусь, ладно? — внезапно произносит Стив, вставая и торопясь к двери лифта.

— Плохой? — расстроенно шепчет Питер, глядя ему вслед.

— Нет, он вышел лишь на секунду. Ты хороший, Питер, — говорит Тони.

На несколько мгновений воцаряется тишина, пока Тони поднимает с пола давно забытую Питером кружку, молча поблагодарив Пеппер за непроливашку. Тем временем Питер заговаривает снова:

— …Где Бубба?

Тони вздыхает:

— Послушай, приятель. Я не думаю, что тебе стоит с ним встречаться.

Питер всхлипывает, но ничего не говорит.

— Эй, эй, эй. Не расстраивайся, ладно? Я знаю, ты думаешь, что он любит тебя и заботится, но иногда люди говорят вещи, которые не имеют в виду. Тот факт, что он ударил тебя, заставляет меня поверить, что он не имел этого в виду, приятель, — изо всех сил пытается объяснить Тони, — потому что мы здесь заботимся о тебе. Стив, Наташа, Брюс и я. У нас есть еще один друг, его зовут Тор, но сейчас он далеко. Однако я знаю, что он будет от тебя в восторге, — Тони делает паузу, когда Питер двигается, прижимая палец к нижней губе и глядя на него, — я точно знаю, что мне ты тоже небезразличен, Питер.

Питер опускает взгляд, глядя в пол.

— Ты… ты?.. — начинает он, заикаясь все сильнее.

— Что я, приятель? — поощряет Тони.

— Как Бубба? За... заботишься, как Бубба? — медленно выговаривает Питер, глядя ему в лицо.

— Не совсем, Питер. Я никогда не сделаю тебе больно, понятно?

Питер морщит нос, демонстрируя какое-то чувство, которое Тони не может идентифицировать, прежде чем опустить глаза и кивнуть, либо Тони, либо же самому себе. Затем, очень медленно и осторожно, он делает именно то, чего Тони опасался больше всего на свете.

Он кладет руку, которую в данный момент не жует, Тони в район между ног.

Тони так резко отскакивает, что пугает мальчика настолько, что он отдергивает руку назад. Лицо Питера кривится в явном замешательстве, схожем с тем, как Брюс описал свою встречу с мальчиком.

Потратив как можно больше времени на то, чтобы сдержаться и не спугнуть ребенка, Тони вздыхает и проводит рукой по волосам.

— Питер, мы… мы этого не делаем. Это нехорошо, ясно? — при этих словах глаза Питера резко останавливаются на лице Тони, и он делает глубокий вдох, скорее всего, опасаясь какого-то наказания.

— Ты не виноват, малыш, но ты не должен этого делать, хорошо? От тебя этого никто не хочет, — пытается объяснить Тони, — тебе больше никогда не придется этого делать, я обещаю.

Питер слегка недоуменно качает головой.

— Но… Ни заботится… о Пауке?.. — бормочет он сквозь пальцы, которые все еще сосет.

— Я действительно забочусь о тебе, это правда. И именно поэтому я не хочу, чтобы ты делал это для меня. Бубба заставлял тебя это делать? — спрашивает Тони.

Питер кивает. Едва сдерживая гнев и дрожа от ярости, Тони продолжает:

— Это… это не то, что мы делаем с детьми, о которых заботимся, Питер. Мы не причиняем боли любимым, помнишь?

— Мне… мне не больно, — шепчет Питер.

— Он заставил тебя прикасаться к нему, да? — уточняет Тони дрожащим голосом. Питер колеблется, но затем кивает головой. Чувствуя себя так, словно проклятая шрапнель вновь пронзила его сердце, Тони закрывает глаза, кладет руку на грудь и спрашивает:

— Что именно он заставлял тебя делать?

— Б-б-бубба… он тлогал Паука и… и… Паук тлогал его, Ни, и… клал ему в рот... — он замолкает, как будто не зная, как объяснить ситуацию.

— О боже, — шепчет Тони, — Питер, пожалуйста, пожалуйста, послушай меня. То, что этот человек с тобой сотворил — ужасно. Гидра была злом, она резала тебя и ужасно относилась, но Бубба… то, что он делал, было не менее паршиво, приятель. Он не имел права так с тобой поступать. Даже если это не было больно, тебе все равно было плохо, да?

Питер кивает.

— Ты не должен это терпеть, понятно? Всё, что заставляет тебя чувствовать себя плохо или неудобно, не должно с тобой происходить. Я хочу, чтобы ты всегда говорил вслух, если тебе плохо, понимаешь?

— Пауку всегда плохо, — шепчет Питер.

А это становится для Тони уже последней каплей. Дыхание его перехватывает, а в глазах начинают мерцать яркие звезды.

— Знаю, знаю, приятель, но это изменится, хорошо? Здесь тебе будет лучше. Ты почувствуешь себя хорошо, и ты будешь в безопасности, я знаю, что ты, вероятно, даже не знаешь, что это значит, боже, но ты будешь в порядке. Мне так жаль, что это случилось с тобой, Питер, — бормочет Тони, чувствуя, что грудь вот-вот разорвется на куски, — и ради бога, у тебя есть имя, ясно? Ты Питер, Питер Паркер, а не Паук или лабораторная крыса. Ты человек, и я не хочу, чтобы ты когда-нибудь называл себя Пауком, ясно? Ты Питер.

Как только он заканчивает свою взволнованную тираду, совершенно очевидно перепугав малыша и вынудив его чуть отползти от Тони на диване, Стив возвращается в комнату с щитом.

Окончание главы