Демон уничтожает мир, чтобы спасти его Глава 9– Время только для них двоих

Джон был на Медном мосту. В то время как одна часть его коллег решала другие вопросы, касаемо прошедшего теракта, сам мужчина отправился помогать пострадавшим. Была уже глубокая ночь, когда они закончили.

Джон устало зевнул. Всю ночь ему то и дело приходилось слушать очередные рассказы о монстрах – люди были склонны приукрашивать многие вещи, чтобы казаться убедительнее. Но в одной вещи они не ошибались.

Он помогал эвакуации в объятой пламенем части моста, когда появился Нечестивый. Мужчина был слишком далеко, чтобы видеть все достаточно подробно, но это не мешало понимать происходящее – то был человек с плаще и бело-красной маске, Паника началась с того, что он метнул куда-то свое копье, ровно то же, что было у него на банкете в Хайнагуми. А после он обратился огромным волком и напал.

Большинство людей так бы и сказали, услышал эту историю мимолетом, но все, кто сам это видел, отзывались иначе — своим копьем он не дал упасть машине, в которой застрял ребенок, а когда и оно не помогло, он удерживал автомобиль собственными клыками.

Жаль только, что этому не поверили при допросе, уповая на то, что люди были слишком напуганы и искали любую возможность думать позитивно.

Джон докуривал сигарету, когда в нему подбежал небольшой щенок.

Он был совершенно мал – кроха, которая еще даже от материнской груди не отняли, бодро ковыляла своими лапами, словно только вчера научилась ходить. Щенок укусил его ногу, пытаясь привлечь внимание, но это был скорее щипок, ведь своими крохотными зубками он даже до кожи добраться не сумел.

— Ты что здесь забыл, малыш? — удивленно и чуть более звонко, чем обычно, протянул мужчина, схватив маленькое тявкающее существо на руки. Для своего возраста он был довольно упитанный, и глаза у малыша были довольно необычные – глубокие синие. Мужчина стал приглядываться, пытаясь определить пол щенка, но соответствующий органов разглядеть не мог, — Что-то не пойму, а кто ты вообще…

Щенок воспользовался моментом и цапнул Джона уже за нос, а когда, выроненный, оказался на себе, то затявкал еще громче. Точно куда-то звал.

Это привело Джона прямиком в гетто.

“Странно…” — Подумал он, с опаской продолжая идти за щенком и оглядываясь.

До сих пор ему удалось пройти на территории, куда обычно полиция пройти не может ни под каким предлогом. Это можно было назвать своего рода кармой – когда несколько десятилетий назад эти районы пристанищем бедняков, власти игнорировали все жалобы и даже участковые пренебрегали отданными под их присмотр районы. Они не считали нужным стараться ради благополучия такого места. Теперь гетто было словно другим городом на территории самого же Орсейла. И раз так, то Джон пересекал его границы.

Прошло еще около часа. Если память ему не изменяла, сейчас он должен был быть уже достаточно далеко, где-то в окрестностях заброшенной резиденции распавшейся группировки.

— Что за?..

Он видел крышу резиденции за деревьями влади, но она явно не выглядела обычно – ее часть отсутствовала, словно там что-то взорвалось. Разве что огня и столбов дыма не было видно. А щенок к тому времени бесследно пропал. Но любопытство взяло верх, и Джон продолжил идти.

Он остановился, только когда из густых зарослей увидел людей. Огромные толпы приводили в порядок местность и лечили раненых. За то время, пока полиция разгребала дела на Медном мосту, в гетто тоже успело случиться что-то ужасное.

— Нужно начинать готовить почву, — послышался недалеко голос, довольно знакомый. Он явно принадлежал его сыну Питеру, — Когда формирование закончится, скрываться уже не получится.

Джон чуть было не выдал себя в попытках найти сына. Он был ужасно напуган тем, что он может делать в таком месте – неужели его могли схватить? Но мужчина замер, когда смог наконец найти и разглядеть парня.

Он не был пленен. Наоборот, он стоял в компании людей, занимающих не последнее место в управлении гетто, и они слушали его, как старшего. На парне была маске, но Джон был убежден, что там стоял именно Питер. Но то был Нечестивый. И одежда - та же самая, что была на нем на Медном мосту, за исключением лишь нескольких чуть окровавленных бинтов.

— Пока что клыки можно будет подпиливать, но с такими ранами будет опасно появляться на Золотой арене. Лучше пока повременить, — задумчиво произнес один из мужчин.

Парень кивнул:

— Но все равно лучше не затягивать. И еще, помните я просил выйти на след одного человека?

Вызвался молодой глава Мадарагуми:

— Она хорошо прячется, но мы уже близко. Мы приведем ту женщину к полудню, если дадите нам время.

— Нет, не стоит, просто держите ее пока под контролем. Я дам знать, когда она понадобится.

Что было дальше – Джон уже не имел возможности узнать. Его нашли.

— Уж не знаю, как ты попал сюда, минуя сотни солдат, но я не могу позволить кому-то, вроде тебя, здесь разгуливать.

Темноволосая девушка с ярко-красными глазами. Они сверкали в темноте, точно рубины, и даже шрам на ее лице не убавлял их красоты. Эта женщина была одним из представителей Нечестивого, и последним человеком, которого хотелось бы встретить в гетто. Стать ее врагом означало подписать смертный приговор.

У нее не было никакого оружия при себе, но вместо этого она красноречиво держала у его шеи ладонь, так, что острые ногти могли вот-вот порезать кожу. Это не выглядело опасно, но Джону было известно, что эти ногти в любой момент могут превратиться в острые как лезвие скальпеля когти.

Но когда их взгляды пересеклись и она, точно узнав его, встрепенулась, все замерло. Никто не двигался и ничего не говорил.

Лишь собравшись с силами и скрепя зубами, Медведица убрала руку и холодно велела покинуть это место. Ослушаться Джон не мог.

***

Если район, находящийся во власти Хайнагуми, был практически центром гетто, то места под присмотром Мадарагуми были местом, которое можно было назвать одной большой тренировочной площадкой или лагерем по воспитанию солдат. Вместе с другими группировками они поддерживали порядок в гетто, но именно они в большей мере обеспечивали его военной силой. Отчасти это было оттого, что еще до становления города таким, какой он сейчас, основателями группы Мадара стали ушедшие в отставку полицейские, разочаровавшиеся в своей работе или обозленные на коррумпированное начальство. А с другой стороны – в самой банде почти все были крепкие мужчины, привыкшие добиваться своей цели силой.

Поэтому именно здесь волки зачастую проводили свои тренировки. И особенно часто они стали это делать после событий полугодовой давности, когда бывший лидер банды набрал компромата на всех глав гетто и думал бежать из города, наделав шума. Теперь же главой был перспективный сильный юноша, а после проведения нескольких открытых тренировок между волками и членами банды заметно улучшились отношения.

Сегодня должна была пройти очередная тренировка, но если обычно это был спарринг между кем-либо из команды Нечестивого, то сегодня на поле была новая персона.

По одну сторону площадки гордо стояла Медведица. Ее человеческое лицо мало кто видел из-за привычки прикрывать его шарфом, но звериное обличье было известно всем в гетто - большая черная волчица без единого намека на серый или белый. Из этой единой черноты выделялись лишь шрам, переходящий от морды к глазу, и сами глаза. ярко-красные, словно налитые кровью. Они блестели, подобно рубинам, и хоть их обладатель был одним из тех членов гетто, перейти дорогу которому могло равняться смертному приговору, никто из людей не боялся – все питали к ней лишь глубокое уважение. Люди хлопали и завывали, поддерживая ее в предстоящем поединке.

По другую же сторону стоял другой зверь. Знали о нем немного – молодая волчица обосновалась на территории Хайнагуми несколько недель назад. На публике она появлялась в длинных черно-синих одеяниях, украшенных золотыми и красными рисунками, а лицо всегда закрывала бело-голубая маска, очертания которой походили на лисью голову. И словно поддерживая хитрый кокетливый образ, из под подолов халата изредка проглядывал кончик густого хвоста. Теперь она была полностью в звериной форме, и от старого образа осталась только маска, покоящаяся за затылком. Черных ухоженный мех блестел не хуже, чем у оппонента, но в отличии от Медведицы, белые вкрапления покрывали ее брюхо и хвост. А большой черный хвост заканчивался белой кисточкой. Но если глаза Медведицы были подобны бушующему алому пламени, то глаза юной волчицы были словно обжигающий холодом лед.

Волчицы готовились в поединку. Человек, выступающий сегодня в роли судьи, вышел на середину арены:

— Напоминаю правила! Поединок будет окончен, когда один из вас окажется повален на землю и не поднимется в течении трех секунд! Победа будет засчитана моментально, если после падения лапы соперника будут заблокированы! Кусаться запрещено, царапаться запрещено! Во избежание травм на каждом из вас будут намордники.

На волчиц надели намордники – достаточно удобные, чтобы можно было открыть пасть, но совершенно не позволяющие кого-либо укусить. Для идеального соблюдения правил поединка, им стоило бы также надеть на лапы что-то вроде специальной обуви, но лишь усложнило бы им передвижение, поэтому пришлось обойтись без них.

Прокричав о начале поединка, судья стремглав умчался с поля, и в тот же момент на месте, где он стоял, волки столкнулись.

Поединок будет длиться либо пока один из них не будет свален на землю, либо пока не пройдет 10 минут, что будет означать ничью. И раз привычные для зверей способы борьбы были запрещены. волчицам оставалось только толкаться.

На импровизированных трибунах люди тут же начали кричать, поддерживая своего любимчика. Большинство кричали имя Медведицы, будучи абсолютно уверенными в своей фаворитке, но были люди, которые выкрикивали имя Нанна – так они прозвали синеглазую волчицу, раз уж главы гетто пока не представили ее официально.

Прежде эти двое уже проводили два поединка. И если в первый раз Нанну совершенно никто не знал и не поддерживал, то сегодня ее подбадривала уже почти половина собравшейся толпы. Хоть, стоило признать, все оба раза она проиграла уже через две минуты борьбы.

Сегодня она была намерена продержаться дольше.

Волчицы столкнулись плечами с невероятной скоростью, но силы их рывка оказались почти равны и загасили друг друга. Остаточная сила удара заставила Нанну покоситься назад, но ей удалось удержать равновесие, и на этом волчицы отскочили подальше друг от друга, точно горные козлы, которые готовились хорошенько разогнаться перед следующей атакой. Казалось, что если бы у них были рога, они бы точно начали бодаться.

Они наносили удары один за другим, Если атака была слишком сильной, Нанне не оставалось ничего, кроме как увернуться от нее и испытать удачу сразу после, ударив сзади – ей это мало удавалось, но этим получалось хотя бы немного пошатнуть эту огромную красноглазую волчицу.

Перед очередным столкновением синеглазая воспользовалась своим меньшим размером и почти проскользнула под лапами оппонентки. Оказавшись под ней, она приложила все свои усилия, чтобы подняться в полный рост как можно более резко и тем самым свалить Медведицу с лап. Это оказался действенный прием, даже очень – ее и вправду удалось уронить, но лишь на долю секунды. Поднимаясь, она махнула лапой так, что в ответ сбила и Нанну.

Тогда пришла в себя, когда уже лежала на спине, беззащитно прижав лапы к груди, а над ней, не давая встать, стояла Медведица.

Судья объявил ее победу и вся арена залилась восхищенными криками.

— Ты продержалась на 15 секунд дольше в этот раз.

— Это стоило больших усилий.

Прошло еще чуть больше месяца с момента, как Тара переехала в гетто. Все это время за ней неустанно следили все, кто только мог, и разы, когда ее выпустили за пределы резиденции Хайнагуми, можно было сосчитать по пальцам.

Это можно было назвать заботой и желанием сохранить единственного человека, который мог хоть как-то помочь в поисках Ширы, но в действительности толку от этого было немного – как бы не училась, ей все еще не удавалось найти подсказки. Единственный прогрессом стало то, что она быстро обучилась искусству и могла участвовать в спаррингах с Медведицей.

Она стала ее учителем вместо Торака с момента переезда. Она казалась хмурой, холодной и местами даже злой, но это первое впечатление легко развеялось после первых же занятий. Она была заботлива, подобно старшей сестре, и хоть не проявляла привязанности, никаких негативных чувств тоже не проявляла.

За этот долгий месяц сблизиться достаточно, чтобы Тара понимала ее чувства, только взглянув на почти не меняющее равнодушное выражение лица.

Когда они вернулись в гетто, то снова приступили к тренировкам.

—Тебе стоит набрать мышечную массу, если хочешь продолжать в том же духе. Еще не хватает скорости. С нынешними навыками ты и дворового пса победить не сможешь.

Она говорила ровно, строго, но в голосе не было ни грамма упрека.

— Так ли сильно это нужно, если от меня требуется только подлатать свое тело достаточно, чтобы зачитать пару молитв?

— Будет лучше не терять время зря, пока ищем новые зацепки.

Она сняла пиджак, в котором была всё это время.

На улице всё ещё была холодная зима, но даже несмотря на это волки никогда не носили тёплую одежду. Медведица имела обычай носить официальные костюмы ночи всегда - она не расставалась с белыми рубашками, пуговицы на которых не отрывались лишь потому, что большой бюст был туго обтянут бинтами. Единственное что изменилось по наступлению холодов, так это то, что к гардеробу прибавились корсет и чёрный пиджак, да и его она чаще всего носила на плечах, даже не застегивая.

Тара также старалась приблизиться к этому идеалу, но пока единственное, что она могла – это остаться в нескольких толстовках и шарфе.

Медведица оставила пиджак висеть на одном из тренажеров на этой площадк, достала какую-то книгу и подошла к Таре:

— Я закончила изучать ваши молитвы.

Вся эта книга – это тексты, которые Таар по памяти записывала, чтобы волки могли могли их прочитать. Вряд ли они смогли бы исполнить молитву, но хотя бы знать текст им было бы полезно, так они решили. И Медведица, похоже, и правда нашла в этом пользу.

Дело было в том, что молитва Тары была очень похожа на то, как волки используют свое искусство. Им не требовалось для этого читать какие-то древние заклинания, им было достаточно сконцентрироваться и вообразить себе то, что было нужно. Но если источник искусства волков был в их собственных телах, то у Тары и остальных потомком Ширы этим источником были артерии. И их использование еще нужно было заслужить.

— Возможно, в этом и кроется тайна того, почему ты так быстро обучаешься. Либо генотип полукровок настолько сломан, что вы все рождаетесь с синдромом отличника, — Медведица еще заметно усмехнулась, но быстро сменила выражение лица на более серьезное, давая понять, что тренировка начинается, — Ощущать чувства людей - то, что ты учила в первую очередь. Сейчас ты уже начинаешь неплохо ориентироваться в этом. Но волки с совершенным искусством умеют не только ощущать чувства других, но и изменять их. Ты замечала что-нибудь, когда была рядом с Филин тогда?

Тара стала перебирать свои воспоминания о том дне, где старая жрица пришла в гетто.

— Это было похоже на какое-то давление. Она внушала ужас, но когда я вспоминаю это, то мне кажется, что на самом деле все было не так.

Медведица кивнула:

— На вашем языке это можно назвать аурой – зона влияния волка. Любой волк, достигший определенного уровня, может ее расширять, и чем сильнее волк, тем больше он влияет на состояние другого. Охват ауры можно контролировать, но обычно она составляет около десяти-двадцати. В отдельных случаях она может разрастись и до радиуса в сто метров, на моей памяти это предел. Но обычно ее не растягивают слишком сильно – представь, что тебе нужно заполнить комнату газом, но количество газа ограничено. Чем больше помещение, в которое ты его запустишь, тем меньше будет его концентрация. Здесь все точно также. Ауру можно растянуть до невозможности, но чем больше будет эта зона, тем слабее ты будешь ее контролировать и тем менее эффективно будет твоя атака. Когда к нам пришла Филин, ее аура охватывала практически весь зал, в котором мы находились, и именно из-за большого охвата люди, помогающие нам, все еще были в порядке. Ближе к концу той битвы ее аура была чуть уже, но количество злобы, которое она проецировала на нас, было настолько огромным, что любой человек мог умереть на месте, и причиной сочли бы инфаркт. Мы остались живы лишь потому, что имели столь же сильную волю. Хотя, стоит признать, в большей мере это благодаря Хёке. Из-за того, что он титулованный бог, его аура намного сильнее, поэтому он частично блокировал эту атаку Филин для всех нас.

Медведица выдержала паузу, позволяя девушке обдумать все еще немного, а затем указала на ту книгу с молитвами:

— Одна их тех молитв переплетается с самой сутью волчьей ауры. Если я правильно все поняла, суть этой молитвы – расширить свою ауру достаточно, чтобы в нее поместились все твои соратники, а затем поднять боевой дух товарищей. Это то, что ты читала в тот вечер, но не смогла воплотить из-за непонимания того, как оно работает. Но здесь есть еще одна молитва, и ее действие полностью отличается, — она пролистала несколько страниц и указала на часть текста, — Разве эти строки не отсылают на возможность поиска? Будь то раненые, больные или нуждающиеся в помощи. Расширив свою ауру, ты можешь найти в ее пределах кого-угодно с закрытыми глазами. А если тебя питает сила Артерий, то и эффективность этого метода будет огромной.

С помощью этого можно найти Ширу – вот, к чему было этого долгое предисловие.

Вдохновленные на новый урок, они начали тренировку.

***

Торак уже неделю как не посещал гетто, и все по одной причине.

Люди охотно поверили, что тогда, в том старом доме, волком обратилась именно Тара, как бы парень не старался отвести подозрения. До того момента весь главный штаб расследования свято верил, что Нечестивый – лишь некий алхимик или ученый, создающий химер, и только недавно гетто начали давать им иные намеки. Обращение Тары заставило все расследование перевернуться с ног на голову и вернуться к давней теории об оборотничестве, что подняло на уши весь город. А это, в свою очередь, повлекло за собой новые жертвы.

В первую очередь пострадали обычные люди. В свое время Лари – член оккультного клуба, который больше полугода назад потерял ногу в несчастном случае – повезло избежать худшего. Пусть падение того колеса обозрения и было случайностью, именно Нечестивый вытащил парня из под завалов. Если бы члены клуба, являющиеся единственными свидетелями того происшествия, рассказали полиции правду, то бедного парня ждала бы незавидная судьба. Но если тогда теория об оборотничестве была лишь теорией, из-за которой люди были полны предрассудков, то теперь все стало куда более жестоко.

Город осознал существование оборотней слишком резко. Несколько десятков людей уже были отправлены в тюрьму только лишь за то, что на охоте в лесу были укушены диким зверем, и еще больше людей подверглись ужасному обращению из-за укусов бродячих собак, коих начали стремительно отстреливать. Даже домашние собаки не избежали этой участи. Парню кое-как удалось уменьшить ущерб, направив животных в сторону гетто, но людей это от проблем не избавит.

В дополнение к всему этому хаосу, из-за того, что Тара теперь числилась как член группировок гетто, оккультный клуб в ее учебном заведении принудительно закрыли. Это не сильно повлияло на учащихся – даже без отведенного для них кабинета они по прежнему могли проводить друг с другом время, но дух был сильно сломлен. В особенности у тех учащихся, кто ранее уже участвовал в деле Нечестивого в роли подозреваемых.

Уставший после напряженного дня, Торак неторопливо приберался дома, когда из мыслей его вывел тихий скрип деревянной двери.

— Я думал, ты на дополнительных занятиях, — сказал Джон, заходя в квартиру. Он оглядел парня с ног до головы, не забыв кинуть взгляд и на тряпку в одной руке, и небольшой тазик в другой, и устало сел в свое кресло.

Мужчина, казалось бы, в полном расцвете сил, но уже невыносимо уставший от жизни – так его можно было описать.

Торак был хорошо наслышан о том, каким Джон был в молодости. Все говорили, что он – юное дарование. Рано окончил школу, после выпуска сразу получив четвертый ранг, после университета был на полпути к третьему рангу. На работе был высоко уважаем и любим начальником, все пророчили ему успешную карьеру и счастливую жизнь. Однако сейчас о нем говорят совершенно иное.

Лентяй. Бездарь. Подкаблучник. И многое прочее. Его жизнь резко пошла под откос после пропажи его горячо любимых жены и сына. Когда это произошло, он едва не лишился работы из-за затянувшегося траура, потерпел понижение в должности, ранге, и скорее всего мог лишиться вообще всего, что у него было. Однако через пару лет он встретил свою нынешнюю жену Лили, которая довольно быстро родила Остина, и теперь все более менее стабилизировалось. Но жизнь Джона от этого легче не стала.

Лили была проституткой, ранее проживавшей в гетто на территории, ныне принадлежавшей Хайнагуми. Правду никто никогда не расскажет, но Торак был более чем уверен, что, будучи погрязшим в горе от потери семьи, Джон соблазнился дамой из публичного дома, та забеременела и потребовала женитьбы. Парень был уверен в этом по одном простой причине – будучи главой гетто, он знал прошлых лидеров всех примкнувших к нему группировок, и Лили одной из самых известных тогда особ. Что-то заставило ее покинуть гетто и подвернувшийся под руку мужчина с разбитой душой оказался как раз кстати.

Он был на пути к восстановлению – последние несколько лет Джон изо всех сил старался работать на благо семьи. Стоит признать, быть хорошим отцом у него не очень получалось, но он старался. Особенно в последнее время. К тому же, Лили уже несколько месяцев не появлялась дома, чему все были рады.

Торак отложил все вещи в сторону и принялся вытирать мокрые руки о полотенце, висевшее на плече:

— Мне скоро нужно будет идти, но я сперва хотел поговорить с Остином.

Джон, прежде находящийся едва не в полудреме, вдруг посмотрела на него глазами, полными беспокойства:

— У него снова проблемы в школе?

— Нет, ничего подобного. Просто хотел обсудить пару тем, в конце концов, у нас не так много времени друг для друга.

— В последнее время он не в себе… к тому же, — Джон, тяжело вздохнув, достал кошелек и вынул из него небольшую бумажку, — Мне пришел счет от врача.

Он посмотрел парню в глаза, выжидая ответа, но не дождался и продолжил:

— Мы с ним общаемся еще реже и я даже не представляю, что у него на уме. Я… буду признателен, если ты поговоришь с ним.

Парень слабо посмеялся, ответив согласием.

Когда же парнишка вернулся домой, они с братом уединились в комнате.

Остин был ужасно хмурым. Он всегда выглядел как маленький ребенок, которого обидели, не дав любимую сладость. В сочетании с нежными, почти женскими чертами лица это когда-то было даже мило, но сейчас, в рассвет пубертата и в купе с бушующими гормонами это было жутко. Его было слишком легко разозлить и еще легче спровоцировать на драку, а рассчитывать свои силы он совсем не умел.

И единственным, кто мог как-то на него повлиять, были Джон и старший брат. Но Джон был слишком занят, а Торака любить слишком сильно не хотелось. Ведь, он даже не брат ему по сути.

И вопреки таким мыслям, паренек послушно прошел вглубь комнаты и сел на кровать, напоследок недовольно и показушно громко хмыкнув.

— Рад, что ты пришел. Учитывая твои прошлые побеги.

Мальчик промолчал.

— Меня очень беспокоит твое состояние. Лили в последнее время реже появляется дома, поэтому ты можешь спокойно оставаться здесь, но ты продолжаешь подолгу пропадать. И, еще это… — сказал он, и достал из кармана полупустую конвалюту с таблетками, — Это отличается от того, что прописал тебе врач ранее.

Парнишка, прежде сидевший к брату боком и пытающийся спрятать лицо за волосами, теперь и вовсе отвернулся:

— Просто состояние немного ухудшилось…

— Не держи меня за дурака, — Торак подошел ближе, сохраняя на удивление спокойный голос, — Эти таблетки совсем не для желудка. Последние три приема у врача ты благополучно пропустил, а новых упаковок прописанных лекарств я в твоей комнате не наблюдал.

— …они в моем рюкзаке.

— Тогда покажи.

— Я выбросил пустые упаковки.

— Покажи те таблетки, что остались.

Остин вновь замолчал.

— От тебя пахнет рвотой, Тино, — Торак сменил тон на тихий, осторожный, и медленно сидел на противоположный край кровати, — Если не будешь лечиться как следует, тебя могут положить в больницу.

Прождав ответа, наверное, полминуты, парень ушел из комнаты и почти сразу вернулся, со стаканом воды и парой таблеток разных величины и цвета:

— Выбей их сейчас и не забывай принимать и дальше.

Мальчишка посмотрел на них, как бродячий котенок на протянутый кусок рыбы: с подозрением, с опаской, но с рвущимся наружу желанием схватить и убежать. Он было приоткрыл рот, пытаясь что-то сказать, но быстро передумал, а затем взял обе таблетки и проглотил с одним глотком воды. Вторая, более крупная, сразу застряла в горле и пришлось сделать еще несколько жадных глотков.

— Так, что же происходит?

На этот раз паренек не стал долго молчать и тихо забормотал:

— Лили забрала все, что было, когда сбегала.

— Ты мог попросить доктора дать тебе новый рецепт.

— Он отказал мне, когда я попросил.

Торак задумался. Одни из таблеток, прописанные Остину, продавались строго по рецепту. Пару лет назад они были в свободном доступе и в разгар экзаменов многие подростки скупали их с полок для профилактики расстройств желудка на нервной почве, но впоследствии эти самые подростки стали подозрительно часто появляться в гетто в поисках запрещенных веществ. Как выяснилось, вещество, входящее в состав одного из лекарств Остина, в долгосрочной перспективе могло вызвать привыкание и вскоре начинало действовать на организм совершенно по-другому, ровняясь с известными на рынке гетто легкими наркотиками. Потому, без другого лекарства и рецепта эти таблетки больше не продавали.

Лили забрала себе лекарства и сбежала, а болеющему подростку не выдали новые таблетки, посчитав, что он принимает их без второго препарата.

Знай парень, что такое произойдет, он бы заранее припас лекарств на несколько лет вперед, даже если бы этого оказалось слишком много. В конце концов, те таблетки, что он дал Остину выпить, были получены лишь благодаря связям в гетто и лежали в дальнем ящике на всякий случай.

— А что насчет психолога? Счет за прием пришел на имя Джона, — осторожно спросил он, но мальчишка снова будто бы проигнорировал, — Почему молчишь?

— Я болею слишком много и слишком часто. Если попаду в больницу, то не смогу сдать экзамены и пройти тест для подтверждения ранга. В этот раз школа вряд ли заступится за меня, и ранг точно понизят. А если так, то—

— Я здесь не для того, чтобы ругать тебя, а чтобы разобраться во всем и понять. Если что-то случилось, ты должен был рассказать все сразу. Так, что произошло?

Паренек поник окончательно. Его плечи опустились так, словно с них упал немыслимый груз, а лицо стало непривычно спокойным. И это означало, что сейчас ему было невероятно грустно.

— Мне кажется, я схожу с ума. Мне прописали одно лекарство, чтобы лечить, а другое, чтобы не дать мне лишиться рассудка, но ощущение, что это не работает. Просто… перестал понимать, что со мной происходит.

— Что ты чувствуешь? — Торак насторожился.

— Слышу голоса. С самого утра, стоит только открыть глаза, и пока не усну. Иногда они громче, иногда тише, а иногда и вовсе непонятно, мерещится мне это или кто-то в реальности зовет меня с другого конца улицы. Иногда мне снится, будто я – старик, умирающий в своей кровати. Иногда я в каком-то фентезийном мире сражаюсь на войне. Сначала я не обращал на это внимание – просто, умирая во сне, просыпался в кровати и все, но в последнее время я будто лунатил. Я открываю глаза после кошмара, а потом просыпаюсь где-то в гетто.

— …

— Думаешь, я реально сумасшедший?

— Ты рассказывал еще кому-нибудь об этом?

Мальчишка недовольно нахмурил брови:

— Даже если я похож на дурака – это не значит, что я дурак!

Торак рассмеялся:

— Есть у меня одна мысль, но решить все сразу не получится. Пока постарайся… принимать это как должное или просто игнорировать. Справишься?

Остин ворчливо пробубнил что-то себе под нос, но согласился.

После Торак отдал мальчику имеющиеся у себя запасы лекарств, и направился в гетто под предлогом дополнительных занятий.

Но за ним последовал и Джон.

***

Прошло уже достаточно много времени с тех пор, как Джон был свидетелем небольшого собрания Нечестивого со своими соратниками у руин старой резиденции. И самого разумеется, что он сохранил все в секрете. включая даже то, что он вообще был там.

Он долго вынашивал в себе осознание того, что ребенок, которого он усыновил, и который долгое время был главным подозреваемым в деле Нечестивого, и вправду оказался Нечестивым. Тогда все были уверены – волк, преследующих их, никто иной, как оборотень, скрывающийся среди беспризорных детей из гетто. Джон тоже думал об этом, но не мог представить, чтобы тот ребенок из приюта оказался зверем.

Но он и вправду оказался им. Даже не алхимиком, создающим химер, а именно волком, сил которого достаточно, чтобы откусить голову неугодному человеку. Но несмотря на это Джон не был напуган. Наоборот, он был ужасно заинтересован.

До того, как был втянут в этот ужасный брак с Лили, у него была прекрасная жена – золотоволосая девушка Кей – и не менее прекрасный сын. И причина, почему он горевал о них, была проста – жена погибла много лет назад, а сын без вести пропал в тот же день.

Но Джон знал наверняка, что и жена, и ребенок были волками. Это впечаталось в его сердце шрамом, который болит до сих пор. Он видел смерть своей жены собственными глазами и захоронил ее на вороньем мысе, но в то, что сын также мог быть уже мертвым, он верить не желал. В лесу много волков, которые также наверняка разумны. Волки есть даже в этом городе, и их намного больше, чем можно было подумать. Среди одной только верхушки гетто он знал минимум двоих зверолюдей. И потому Джон верил и надеялся, что тот маленький мальчик, каким он помнил своего сына, не мог погибнуть.

Ко всему прочему, по его расчетам возраст Нечестивого примерно соответствовал возрасту того ребенка, поэтому мужчина надеялся если не найти сына, то хотя бы узнать о нем больше. Если прежде, чем попасть в гетто, Нечестивый жил на территории леса, то у него были все шансы найти себе друга в лице его сына. Джон цеплялся за эту ниточку, как за последний шанс к спасению.

Но сегодня получить все ответы было не суждено – Нечестивый, словно чувствуя, что его преследуют, скрылся без следа.

Официально Питер должен был направиться на дополнительные занятия, но Джон уверен, что все это лишь тщательно продуманный трюк, чтобы посещать гетто. Идти на те уроки сейчас не имело смысла, наоборот, это даже могло навредить – попытки что-то выяснить лишь заставят всех связанных с этой аферой людей забеспокоиться.

Потому, побродив в округе еще около получаса, а потом убедив себя, что он сможет обсудить все с парнем и позже, Джон решил возвращаться домой.

Но едва он сделал шаг назад, как услышал неподалеку выстрелы. Затем второй и третий. Хотя отстрел собак был запрещен, люди все равно хватались за ружья.

Звук привел его в старый сквер – в самом деле, он был больше похож на лесопарк, настолько большой и настолько заброшенный, что был одним большим диким уголков среди города. Иногда здесь можно было встретить лисиц, енотов и прочих небольших животных. С такими размерами парка было бы даже не удивительно, если бы здесь и вовсе поселились волки или даже олени, но вместо них прекрасно уживались собаки.

Идя по узкой тропинке вглубь этого леса, Джон встретил группу из пятерых человек. Судя по одежде, дымящим ружьям в руках и паре трупов под ногами, они были охотниками.

Джон уже много лет, как перестал заниматься этим, но лица бывших соратников он не забыл. Эта компания мужчин были одними из тех, кто в свое время больше всех желали получить мех Золотой волчицы. Теперь они во всю занимались отстрелом собак, и явно не из-за идеи об оборотничестве. И прямо сейчас они убирали тела пойманных псов в мешки.

— Пару тысяч за это точно можно выручить, — усмехнувшись, сказал один из них, пока затаскивал тело одной из собак в мешок.

— Худоватые правда. Много мяса с них не взять.

— Чем вы тут занимаетесь?

В конце концов Джон не смог больше стоять в стороне и вмешался. Люди, по началу испугавшиеся, тут же изменились в лицах, когда узнали его:

— Боже, Джон! — облегченно протянул один из них, — Не пугай так! И так ли нужно встречать старых друзей? Мы столько лет не виделись!

Они залились веселым смехом. На вид самый старший из них оказался именно тем пьяницей, которого Джону довелось выводить из бара с месяц назад. Смеясь не тише своих друзей, он как ни в чем не бывало подошел к мужчине и ударил по плечу:

— Неужто ты собираешься жаловаться на нас? Ты же славный малый, к чему тебе это? — он указал рукой на все те собачьи тела, от которых так и несло горелой шерстью, — На нас снизошла ложь благодать! Ты хоть знаешь, сколько денег всякие аристократы из центра готовы платить за собачье мясо на своём столе?

— Мне это хорошо известно. Также мне известно, что убой собак на мясо признали незаконным и сейчас предпринимают все меры, чтобы решить этот вопрос.

— Брось, ты же столько нам помогал! Ещё сильнее, чем в прошлый раз, тебя в должности не понизят.

— Неужели ты только поэтому оборвал с нами все контакты?

Они смеялись и шутили, как будто они все еще были товарищами. Думая об этом сейчас, Джон понимал, что с самого детства они были теми людьми, за дружбу с которыми приходилось платить. Хотя это даже дружбой нельзя было назвать. Когда он переживал ужаснейший в своей жизни кризис, никто из них не пришел ему на помощь. Зато все они охотно занимали часть его добычи и пользовались его положением в полиции, чтобы избегать правосудия, когда охотились в запрещенное для этого время. Стоило ему только лишиться своего статуса, как все эти друзья испарились.

Даже сейчас, спустя много лет впервые его встретив, единственное, что они хотят – чтобы он закрыл глаза на их очередные проступки.

Только один из них не строил из себя хорошего человека — то был мужчина чуть моложе, который был еще совсем юнцов, когда они виделись последний раз. Своим выражением лица он чем-то напоминал Остина – столько же ненависти и отвращения.

Видя, как все пытаются задобрить Джона, он поднялся:

—Знаешь, тебе лучше уйти, — все замолчали, прося объяснений и не понимая, что к чему, — Не хочу, чтобы ты испортил все снова.

— О чем ты говоришь?

Джон нахмурился. Он всем своим существом ощущалось, что что-то здесь нечисто.

— Ты тот еще лицемер. Почему никому не сказал, что поймал Золотую волчицу?

— Она же пропала!

— Да, и на черном рынке ее нигде не было!

— К чему ты клонишь?

Все засыпали его вопросами, но Джон молчал.

— Я видел это своими глазами, ребята. Она была у него в руках, но он просто взял и зарыл ее в землю. И изрезал весь мех, чтобы, даже если ее найдут, продать было нельзя.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь…

Джон прорычал это тихо, но так, чтобы все слышали.

Выходит, что этот мальчишка следил за ним? Это он мог простить – в конце концов, они были еще молоды. Каждый из них нуждался в деньгах, от чего и добывали дичь в лесу, и Джон единственный, кто не нуждался тогда в этом. Неудивительно, что за ним могли присматривать куда более тщательно, чем он думал – чтобы всегда знать, не пытается ли он обокрасть и без того бедных товарищей.

Но то, что он говорил своим мерзким ртом… он простить не мог. Он бы ни за что в жизни не посмел так осквернить тело умершего, даже если тот - дикий зверь. И тем более, если это тело его покойной жены.

Зато этот парень – мог. Даже если был рядом и наблюдал, он не мог видеть те раны, что были на ней. Единственная для него возможность узнать о них — раскопать могилу.

— Говорю вам, на волчице живого места не было! Ты знал, что мы нуждаемся в деньгах! Все наши проблемы были бы решены, продай мы ее мех! Но нет, ты решил все испортить! Мне даже ничуть не жаль, что после этого тебя сократили. Небось и жена твоя ушла из-за этого, а? Так сильно облажаться, это еще уметь надо! Хотя, она все равно той еще сукой была, все время пыталась наши планы испортить.

— Заткнись!

Кулак Джона столкнулся с лицом того парня даже быстрее, чем мужчина успел договорить. Оба они упали на землю, и пока остальные пытались прийти в себя после такого внезапного маневра, Джон схватил мальца за ворот рубахи одной рукой, а другой наносил все новые удары:

— Можешь говорить обо мне что угодно, но не смей оскорблять ее!

Он смог ударить его еще несколько раз, когда за него вступились остальные. Грубо и не жалея, они столкнули его, а следом и стали пинать, что-то крича о том, что у него нет прав судить их. Они приняли на веру слова того парня про золотую волчицу и были полны злобы.

Кое как поднявшись, Джон приготовил кулаки.

Но первым следующий удар нанес не он.

Один из псов, что лежал рядом, наполовину запрятанный в мешок, подскочил и толкнул парня. Этого удара оказалось достаточно, чтобы свалить его с ног. Прежде, чем кто-либо успел сообразить, пес с низким ревом запрыгнул на парня и вцепился пастью в его шею.

Пара рывков – и от нее ничего не осталось, а из разорванных вен заструилась поблескивающая на слабом свету луны кровь. И единственное, что мог сделать тот парень, так это обессилевшими, дрожащими руками пытаться снять с себя зверя.

— Вы, ублюдки… — послышалось прямо из его рокочущей пасти, — Уже давно следовало избавиться от вас.

Охотники слишком поздно поняли, что подстрелили не собаку, а волка.

Он был большим для пса, но все еще не достаточно размера, чтобы беспокоиться об этом. И когда все карты были раскрыты. уже ничего не мешало ему принять свои обычные размеры. Его тело деформировалось, пока не стало больше в два раза, если не больше

— Черный рынок существует не для того, чтобы обогатить кого-то, вроде вас, а чтобы поймать. Инугуми уже предупреждали вас, но вы пересекли черту снова. И помимо всего прочего, — он лапой оттолкнул уже неподвижное тело мужчины в сторону и подошел ближе к толпе, — Судя по его словам, вы были теми, кто охотился на Золотую волчицу в период ее контакта с Огамигуми. Гетто высоко чтит ее вклад в развитие города, потому мы не можем позволить кому-то, кто покушался на ее жизнь, остаться безнаказанными.

Он говорил неторопливо и ровно, голосом, полным спокойствия, но из окровавленной пасти то и дело доносился глухой рык, сдержать которого он не мог, а переносится уже покрывалась мелкими складками.

Медленно скаля зубы все больше и больше, он пошел навстречу охотникам.

Торак собирался в гетто, попутно собирая и уводя за собой бродячих собак, и большинство из них должны были ждать его в старом сквере.

Но началось все с того, что стоило ему только выйти из дома, как следом за ним пошел Джон. Он был осторожен, но запахи алкоголя и одеколона не уловить было тяжело. Мужчина определенно что-то подозревал, но на фоне всего того хаоса вокруг, Торак пока не был готов ни к каким семейным беседам.

Но все пошло насмарку, когда в сквере объявилась банда охотников. Они перебили всех собак, что были там, и умудрились подстрелить и его. Убить их на месте было бы верным решением, но все, что мог сделать Торак – это самому притвориться таким же бродячим псом, притвориться убитым и ждать подходящего момента, чтобы перебить их всех.

В конце концов все обернулось простой резней.

Они приняли его за химеру гетто и пытались договориться – согласно давнему обычаю Инугуми, если имеющихся доказательств для суда было недостаточно, обвиняемый мог доказать свою правоту в бою. Это устаревший метод, где все решала грубая сила, и единственная причина, почему люди все еще помнили о нем – чтобы поддерживать репутацию варварского народа гетто среди обычных жителей города. Но эти люди воспринимали все всерьез, и правда хотели драться. Но не с ним. Они оказались достаточно сообразительными, чтобы понимать – против такого волка, как он, им не выстоять, и требовали отвести их в Инугуми.

Они свято верили в то, что им дадут возможность оправдаться. Настолько, что их совсем не заботил лежащий рядом труп их товарища.

Но даже если бы Торак привел их в гетто, то для их же блага им лучше было бы не сообщать никому о том, чем они занимались в прошлом. Охота на Золотую волчицу была тем преступлением, за которое здесь могли казнить, не раздумывая – просто потому, что люди, посмевшие заявить такое о себе, не могли быть сторонниками гетто, которым правили волки.

Он был зол, но, неподвижно лежа в старом мешке, не мог сделать ничего, кроме как терпеть и ждать лучшего момента. Эти люди сами же и привезут его туда, откуда растут ноги этой безжалостной охоты на животных. Болтовня того парня задевала его, но не ранила. Торак уже давно смирился с мыслью о том, что его мать много лет как покоилась в земле. Он был не из тех, кого можно вывести из себя, лишь раз оскорбив ее.

Тем, что заставило его сердце пропустить удар, было другое — Джон был тем, кто захоронил ее. Он давно догадывался, ведь больше некому было так поступать. И он был рад, что не ошибся. Джон продолжал защищать ее даже спустя столько лет.

Это была последняя капля, что заставила Торака подняться.

Эти мужчины были в ужасе, когда, после их требований отправиться в гетто на справедливый суд, волк вдруг обратился человеком.

— Жаль, что я не узнаю, где вы собирались продать всех этих собак. Но уйти живыми я вам точно не позволю.

Вытерев с лица кровь, он достал копье и пошел в атаку. Увидев наступление, мужчины схватились за ружья. Джон к тому моменту уже благополучно отошел на безопасное расстояние. Это… было ужасно непривычно – показывать перед ним свою личность Нечестивого вот так просто. Но судя по почти спокойному выражению лица мужчины, ему почти не было до этой тайны дела. Так даже лучше.

Всего противников теперь было пятеро, если не считать того, чей труп уже оросил землю своей кровью. Этот бой тяжело было назвать равным — лес в этом сквере был слишком плотным, чтобы свободно размахивать копьем так, как парень привык. Разумеется, он мог бы растерзать их всех своими клыками в волчьем обличии, но совесть не позволяла использовать звериные черты, чтобы убивать людей.

Если и прикончить этих ублюдков, то только своими человеческими руками.

Удары копья следовали один за другим. Убивать их слишком быстро было бы неуважительно – пусть он понимал, что все они все равно в конце будут казнены, он понимал, что этот должен быть честный поединок, пусть и в условиях, когда были пятеро против одного. Он бился с ними поодиночке, напрочь игнорируя и блокируя атаки тех, до кого очередь еще не дошла.

Они успели мельком подстрелить своих же, пока не поняли, что огнестрел здесь не лучшее решение и не решили использовать ножи. Радиус их атак был мал, но этого оказалось предостаточно, чтобы они могли хотя бы блокировать редкие удары.

Первый человек потерпел поражение, когда выдохся достаточно, чтобы быть более неспособным двигаться. Игра в бесконечные парирования закончилась отсеченной головой, стоило только мужчине без сил упасть на колени.

Второй также не заставил себя долго ждать.

Чем дальше шло, тем больше проливалось крови. Когда оставался последний охотник, он уже почти не сопротивлялся. Отчаявшийся, он стоял на коленях на мокрой земле и молил о помиловании. Вероятно, он не видел перед собой никого, кроме монстра, коим и считают Нечестивого в городе.

Но пронзая его грудь копьем, парень думал только об одном – как бы обернуть эту резню в свою пользу, когда их тела найдут.

Он одним взмахом отряхнул копье от крови. В этом было мало смысла, ведь если отозвать его, копье просто исчезнет, попутно избавившись ото всей грязи, но парню от этого движения было легче на душе.

Еще недавно здесь была холодная земля и кучи снега. Теперь все было залито кровью так, что парень начинал чувствовать, как промокла его обувь. Но здесь была и его кровь.

Дыру в груди и еще несколько темных пятен на теле не заметить было тяжело. Клочки порванной вокруг одежды с каждой новой тяжелой порцией воздуха засасывало внутрь, а кровь, налившаяся в легком, уже ощущалась тяжелой водой. Подступил кашель. В пылу битвы он даже не заметил, как стало тяжелее дышать, и лишь сейчас, только когда он воочию увидел раны, подступила боль.

Он вдохнул поглубже; уже чувствовал, что легкое начинает затягиваться и дышать становится чуть легче. Когда же ощутил, что дыра, мешающая дыханию, затянулась изнутри и больше ничего – кроме разорванных мышц – не мешало ему, парень позволил себе сесть и отдохнуть.

— Ты же понимаешь, что это не то, что ты должен был видеть? — сказал он, осторожно приложив руку к груди в попытках хоть немного закрывать ноющую рану.

Джон вышел из-за своего укрытия. Было слышно, как под его ботинками хрустит мокрый снег. Вопреки всему, он выглядел скорее обеспокоенным, чем удивленным.

Глядя на это, Торак вспомнил, как на его разоблачение отреагировала Тара. Как выяснилось после того случая в Огамигуми, она уже некоторое время догадывалась, чье лицо скрывается под маской Нечестивого. Видимо, Джон тоже догадывался, и неспроста следовал за ним сегодня.

Джон смотрел на все вокруг взглядом родителя, который наблюдал устроенный его ребенком погром.

— Тебе лучше уйти отсюда.

Голос Торака прозвучал также резко, как и закончился.

— О телах позаботятся мои люди, но если следствие найдет здесь твои следы, то проблем не наберешься.

Обратившись волком, он умчался прочь.

Сил стоять на ногах оставалось все меньше.

***

Близилась ночь, когда Тара тайком сбежала из гетто.

Ей ужасно не хватало свободы, и в последнее время сбегать она стала все чаще. Это был уже четвертый раз.

Будучи волчицей с черным мехом, ей ничего не стоило скрыться под покровом ночи и проскользнуть мимо охраны. Минуя одни людные места за другими, она покинула территорию гетто и забралась на крышу одного из самых высоких поблизости домой.

Отсюда открывался вид почти на весь город сразу – под угольно-черным, покрытым мелкими мелькающими звездами небом он словно светился желтыми и красными цветами. Любуясь, волчица устроилась на краю крыши и провела так достаточно времени, чтобы можно было даже вздремнуть. Могло показаться, что она спит, но в самом деле она слушала. Прислушивалась в каждому шороху, принюхивалась к каждому запаху. Она все ее помнила неудачу, которую потерпела из-за недостаточных умений, и всеми силами старалась все наверстать.

Когда она пришла, у горизонта еще светилась мягким светом розовая полоса от спрятавшегося за горы солнца. Обычно по нему она и понимала, когда следует возвращаться – это время наступало ровно в тот же момент, когда за горами не оставалось ничего, кроме черноты. В этот раз он наступил намного быстрее, прежде всего потому, что волчица пришла позже.

Но уходить она сразу не стала – знакомый запах достиг ее носа прежде, чем она успела подумать об этом. Мигом поднявшись и впитав глотнув еще немного воздуха, она узнала в этом запахе Торака. И он был намного ярче, чем тот, который можно было учуять на присланных из города беспризорных собак.

Это могло значить только то, что на этот раз Торак пришел сам.

Воодушевленная, Тара ринулась навстречу.

Мягкий аромат привел ее в старый лесопарк, ошибочно именуемый сквером. Он особенно выделялся среди городской обыденности вокруг, и казалось, что чем дальше идешь, тем больше отдаляешься от цивилизации. Вскоре даже шум магистралей совсем исчез, в то время как впереди все четче виднелись старые высокие сосны, закрывающие своей густой кроной все небо.

Но чем ближе Тара становилась к источнику запаха, тем мертвее казалось все вокруг. Птицы уже не щебетали, и даже шорохов маленьких ночных зверьков почти не было слышно – остался только слабый ветер, качающий тяжелые ветви деревьев.

Тара охнула, когда прибыла на место назначения. Торак спал у небольшого, покрытого мхом пригорка, в месте, где множество теней деревьев сходились в одну, надежно укрывая парня от света.

Девушка осторожно прикоснулась, собираясь разбудить, но быстро передумала — вся его одежда была изорвана и пропитана кровью. Сквозь прорези кофты были видны редкие царапины. Но несмотря на это парень не выглядел, как человек при смерти – редко и ровно дыша, он крепко спал, и проснется, вероятно, уже полностью здоровым. Осматривая раны, Тара также обнаружила и глубокую рану в районе ребер, и судя по запаху, нанесена она была пулей. Самой пули внутри уже не было и кожа медленно затягивалась – даже крови уже не было – но мелкая дрожь, которая волной проходила по всему телу Торака от малейшего касания, ясно давала понять, что боль все еще никуда не исчезла.

Медведица называла это волчьим проклятием. Зверолюди отличались своей регенерацией, но она не делала их бесчувственными. Они ощущали боль ровно также, как и люди. Но если человек, получая ужасные раны, испытывал адскую боль лишь один раз перед смертью, то волки были вынуждены терпеть это. Они выживали тогда, когда человек был обречен, и были вынуждены терпеть такую боль, какую не должны были терпеть. Единственное, что облегчало их ношу – долгий сон. Он мог затянуться на несколько дней и даже недель, но это было лучше, чем изнывать от ноющих ран.

Тара не решилась будить Торака – вместо этого одна подложила ему под голову свой пушистый хвост и легла рядом.

Окончание главы