Волчье сердце: история перерождения Глава 2 Культ оборотня

Глава 2 «Культ оборотня».

Как у любого молодого человека его возраста, утро начиналось с учебы. Заключительные классы школы были важным звеном между обычной школой и университетом, парень уже отучился три года и предстояло закончить еще один прежде, чем можно будет отправиться в свободное плавание. Заключительные классы могут даже позволить не тратить время на университет, если успешно сдать необходимые для устройства на работу экзамены, так что есть неплохие перспективы…

…Только если бы Торака это волновало.

Обычно такие как он живут в лесах, скрываясь от людских глаз. Их существование лишь изредка упоминается в сказках и легендах, люди даже не знают, существуют ли они в действительности. Иногда их называли зверолюдьми, иногда оборотнями, лугару, перевертышами, шифтерами, магами, ведьмами, колдунами, демонами… иногда даже богами, но никто в действительно так и не знает, что правильно, даже они сами. Сами про себя они говорят просто «волки», за то, что, скрываясь от людей, живут в волчьих обличиях, и то потому, что почти все древние знания были давно утеряны и знали они о себе едва ли больше, чем люди.

Он – зверочеловек, оборотень, маг – принимающий облик обычного бурого волка, и что было ироничнее всего, вторым именем его было – Серебряный Волк. Возможно, он смог бы сойти за собаку, если бы не необычный для дворняг окрас – все же, даже ребенок знает, как выглядят волки – и крупное телосложение. Нацепи на него седло и возможно он даже смог бы возить на спине не очень крупных людей. А великолепное искусство обращения позволяет ему идеально маскироваться под человека лишь с небольшими изъянами в виде немного выделяющихся клыков и особенно густыми волосами. Даже поведение и речь в нем были идеальны, на зависть старым жрицам.

Его искусство превосходно, его навыки на вес золота, поэтому он не боялся, что однажды провалит какой-нибудь экзамен или не сможет найти достойную работу. Он исправно учился, был одним из лучших учеников, пару раз подрабатывал в юридическом бюро и знал, чем будет заниматься дальше в этом городе, но все это был лишь тщательный план для маскировки и в случае неудачи ему была заказана прямая дорога в бескрайние леса, где он точно не пропадет и где жизнь, возможно, была бы менее трудной.

Но покидать это место в ближайшее время он точно не собирался.

Он был особенно близок с людьми и, видя, как город утопает в преступности, решил, что сможет что-то с этим сделать. Он создал Нечестивого, демона из гетто проклятого города, сумел подчинить себе несколько мафий и направить глаза властей в нужное русло. Нюх позволял ему точно определить убийц, найти вора и многое прочее, и не составляло труда подсказать полиции, кто где находится. Хоть порой и приходится брать все в свои руки и подстраивать несчастные случаи.

Утром, подобно обычному молодому человеку, он уходил на учебу. После полудня, быть может, проводил пару часов со сверстниками. По возвращению домой тратил три с половиной часа на перекус, домашнюю работу и небольшой сон, а после уходил обратно в город. Бродить по улицам, проверить дела подчиненных преступников, что разделяли его интересы, искать новых жертв, решать, у кого еще есть шанс исправиться, а на кого уже бесполезно надеяться – этим он занимался все остальное время без отдыха, возвращаясь домой лишь к вечеру, делая вид, что ушел спать, но сразу сбегал через окно и продолжал, и возвращался домой лишь к рассвету, оставляя себе только пару часов на сон.

Все время, что занимался обычными людскими делами, он поддерживал связь со своими подчиненными и друзьями-собратьями через одного крупного красноглазого ворона – говорящая птица всегда знала, где его найти и порой сама сообщала, если вдруг нашла нового грешника.

Так, он вел свои темные дела уже много лет, но сегодня, похоже, придется немого изменить расписание и прогулять пару занятий в городе, чтобы отдать дань уважения собственному народу и увидеться с лесными собратьями.

***

— Сокол! – прокричал кто-то.

Сон как рукой сняло, и юноша, прежде тихо спавший на толстой ветке дерева высоко над землей, тут час же упал вниз, не успев даже вскрикнуть от неожиданности. Ему повезло – местом приземления оказались весьма, как ему подумалось, мягкие кусты. И через несколько секунд возни из них высунулась недовольная мордочка:

— Я же просил, — сказал желтоглазый, широко зевнул — Не будить меня, когда я сплю...

Нарушитель спокойствия – серый волк с пепельным тоном меха – еле сдержался, чтобы не рассмеяться, ведь прямо перед ним гордый вожак великой стаи и подумать не мог, что его прежде черный мех окрасился в фиолетовые и синие тона от сока раздавленных ягод, а за ухом, кажется, даже торчала сломанная веточка. Кто-либо другой побоялся бы проявить такое неуважение, но увидев несколько сухих желтых листьев, застрявшей в шерсти волка, серый не смог сдержаться и засмеялся.

А тот лишь нахмурился и, поняв, в чем проблема, стал старательно отряхиваться.

— Ох, простите, — еле выговорил серый, не скрывая усмешку, — Но если вы хотите примерить новый образ, то явно перестарались!..

И снова залился смехом. Сокол в ответ лишь дернул носом, смахивая слетевший на него лист, а после потянулся и съязвил:

— Ты ничем не отличаешься от своего брата, Правый.

— Я – Левый.

— Неважно – вы двое и на морду и на запах одинаковые, — сетовал тот. У него был лучший нюх, но даже по запаху он не мог различить этих братьев. Волк отряхнулся всем телом от головы до кончика хвоста, широко зевнул и посмотрел вдаль: усыпанное звездами небо еще светлеть даже не собиралось, — И зачем же ты разбудил меня сейчас?

— Фили́н скоро начнет урок для молодняка. Не хотел, чтобы ты пропустил.

Сокол живо приободрился и уже проскакал вперед легкими прыжками:

— Ох, что? — удивился он, и вновь посмотрел на небо, высчитывая, сколько сейчас время, — Ох. Ох… Ладно, тогда пошли. Опаздывать к ним будет грубо.

Небольшими изящными шагами они стали идти в гору, чуть наклоняясь вперед всем телом из-за становящегося все более резким склона, пока небо понемногу начинало светлеть и заливаться оранжевыми и розовыми красками.

Старая волчица Филин была верховной жрицей – мудрейшая из всех «женщин», она была той, к кому всегда обращались за советом, правда, лишь по особенно сложным проблемам – с житейскими вопросами помогали ее ученицы, одна из которых после смерти Филин займет ее место. Возраста ее и учениц никто точно не знал – старики рассказывали, что будучи еще совсем маленькими щенками, они видели ее взрослой и гордой женщиной без единой морщины. Секреты, которые передавались от жрицы к жрице, были немыслимы и подумать страшно, какие еще древние тайны им известны, помимо чудесного долголетия.

В конце каждого лета волчата-одногодки собирались у ее скромного убежища в горах, украшенного свежими ветками с редкими ароматными ягодами, устраивались на ковриках из мха и ждали начало их первого дня почти что взрослой жизни. Ни у кого из них еще нет имен, но уже через несколько часов по древней традиции вместе с вожаком стаи они отправятся на свою первую охоту, где проявят себя, и тогда им будут даны имена, а быть может и шансы на высокий статус в будущем.

Однако, в последние годы детей было совсем немного.

В жизни стаи настали тяжелые времена с тех самых пор, как вожаком стал он, юноша по имени Соколиный Глаз.

Прежде им был его отец, почти во всех аспектах лучший из возможных вариантов волк Адольф. Все годы, что существовала эта стая, всегда были те, кто не любил людей. Волки и даже многие дикие животные не раз пытались прогнать их, но ни до, ни после основания города Орсейла они не сдались, и даже вскоре построили стену, чтобы оградиться от всего мира. Силы нескольких сотен волков вполне хватило бы, чтобы и сейчас весьма потрепать город, и неясно, чем думали предки, уводя стаю подальше и оставляя людей в покое, но и теперь никто не думал нападать. Адольф верил, что раз предки решили оставить их – значит так правильно, и всеми своими силами сдерживал и юнцов и стариков, рвущихся в бой с возгласами о справедливости и праве на землю.

Но однажды на одной из одиноких гор было найдено его истощенное худое тело. Казалось бы гордый волк в самом рассвете сил, он покинул этот мир за одну ночь, и статус вожака отныне должен был быть передан ее наследнику, тогда совсем юному Соколу, только несколько дней назад получившему свои первые уроки от Филин вместе с другими волчатами. Пока юный господин ускоренно продолжал обучение с Филин и ученицами, ситуация в стае кардинально менялась изо дня в день.

Матерые охотники, имеющие исключительное право охотиться и заходить на земли, весьма отдаленные от территории стаи и находящиеся ближе к городу, и видевшие людей вживую, восприняли становление нового вожака как шанс наконец что-то изменить. С самого детства их учили, что по другую сторону гор людям нет места и их священная цель – не дать никому туда пройти, а люди, живущие прямо посреди долины меж гор на границе – настоящая угроза. Близок день, когда человеческое любопытство достигнет пика и заставит их пойти дальше, и только богам известно, какие страшные вещи тогда произойдут. Быть может, конец света?

Очень многие одобрили эти мысли. Подчинить себе жрицу стало главной целью, но между ними стоял новый вожак, совсем еще ребенок, и пока он жив, даже самая маленькая ученица не станет отрекаться от своих клятв священной службе. А значит, сперва нужно избавиться от юного господина.

Но жрицы были невероятно умны, хитры и сильны. Пока шло укоренное обучение нового вожака, они стерегли его покой ото всех и долгие месяцы никто даже ни разу не видел волчонка – каждый раз, когда он выходил наружу, жрицы окружали его толпой так сильно, что за лоскутами изящных халатов и длинного меха не удавалось увидеть ровным счетом ничего.

Лишь через год они выпустили свое творение. Совсем ребенок, он ровно стоял на звериных ногах, подобно человеку. Тонкая изогнувшаяся несколько раз спина лишь подчеркивала хрупкость – для них не было свойственно ходить прямо и даже если волки использовали подобие человеческих рук, на ноги они почти не вставали. Искусство обращения было хлопотным даже для мастеров и редко кто решался изменить даже позвоночник, столь важный, что одно небольшое повреждение может привести к смерти.

Но малыш шел ровно, не боясь оступиться и упасть, милое личико было предельно спокойно. В нем не осталось почти ни одной звериной черты, даже клыков и когтей не было видно. От зверя в нем, казалось, осталась лишь шерсть, да и та была короткой до невозможности, оставшись в прежнем виде лишь на тонком хвосте.

Один лишь его вид заставил многих повиноваться и оставить мысли о жестокости – если такой ребенок сумел достичь почти абсолютного мастерства в обращении, то им нечего бояться о своей безопасности. С такими талантами он, должно быть, вырастет еще лучшим вожаком, чем был его отец!

Неусмиренные остались и продолжали строить козни, но каждый раз их планы проваливались. Сила ребенка была слишком велика, один только взгляд заставлял повиноваться. Со временем староверцев становилось все меньше, и сейчас, кажется, впервые за долгое время в стае стало спокойней.

Вскоре Сокол и Правый прибыли к дому Филин – у самого входа в пещеру расстилалась ровная площадка, покрытая мягким мхом, где своего первого урока уже ждали несколько волчат. Совсем маленькие, они еще совершенно ничего не умели и тела их менялись, казалось, каждую секунду. Кому-то уже удавалось держать постоянную форму – один мальчишка весьма умело управлялся с выступившей в роли кисточки веткой, держа ее одной только лапой с длинными пальцами.

Здесь же были и несколько взрослых. Левый, брат Правого, ничем не отличающийся от брата, сидел в самой стороне, наблюдая за лесными просторами вдали. Неподалеку молодая, желто-белая Ласка следила за щенками. Она принадлежала важной семье и ей пророчили грандиозное будущее, но тренировкам она предпочитала присматривать за молодняком и, кажется, вовсе хотела в будущем стать жрицей. А у самого входа в покои Филин сидел и сторожил Черный Зубр. Он был чуть старше Сокола, но уже отличался своими талантами в охоте. Темно-бурый мех, отдающий красным, несколько едва заметных шрамов и виднеющиеся даже под густой шкурой мышцы – все в нем говорило, будто бы вожаком здесь является он, но на деле только своего рода телохранитель с добрейшей душой.

Наконец, вскоре из-за стены тонких веток перед входом в пещеру, вышла Филин, а за ней несколько остальных жриц. Филин было больше полутора века и девичьей красоты в ней уже не осталось, но даже глубокие морщины и седой мех не портили ее величественный образ. Узкие глаза, почти закрытые от нависших век, смотрели будто в самые глубины души, длинные волосы из ушей вместе с прочими были заплетены в аккуратные тонкие косы. Хрупкая, когда-то ровная спина превратилась в большой горб, из-за чего все тело было несколько раз обмотано поясами для поддержки – даже на старости лет она была слишком горда, чтобы сменить облик и избавиться от болезней.

Безо всякой помощи она спокойно прошла вперед и села прямо перед детьми, уже усевшимися в полукруге, а помощницы устроились прямо за ней. Будучи намного моложе ее, они все могли ходить прямо и, сложив ноги, аккуратно и изящно сложили руки на коленях и выпрямились, точно гордые птицы, и так и сидели неподвижно, не меняя безмятежного выражения на милых мордашках.

Ласка наблюдала за ними, забывая дышать. Она могла бы стать кем-то куда важнее жрицы, но их красота и мудрость так завораживала, что волчица была готова на все, лишь бы достичь такого же мастерства.

— Нечасто увидишь вас в этом обличии, господин, — сказала Филин.

На памяти жриц Сокол был единственным вожаком, кому удалось достичь их мастерства в обращении и даже большего, но сейчас он был таким же обычным волком, как и все прочие. Хоть хорошие навыки и были в почете, демонстрировать их без причины было неприлично, и почти все всегда оставались в звериных обличиях, лишь иногда изменяясь. Иного придерживались лишь жрицы, для коих это было поддержкой статуса, и дети, что еще не умели себя контролировать. И, как вожак, Сокол тоже часто был в своем более хрупком обличии.

— Не хочу пугать видом детей, — отшутился он и оглядел щенков, впервые увидевших жриц вблизи, — Они уже в трепете от вашего идеала. Боюсь что у них пропадут всякие мотивация и желание учиться при виде моего.

Детям хватало даже волчьего вида вожака – видеть сразу несколько столь важных персон вблизи было столь необычно, что они, кажется, с трудом верили своим глазам.

Взрослые разошлись по сторонам, предоставив малышей жрицам, и так начался первый урок.

***

Вокруг всего Камизона расстилались горы, а в горах были три больших стаи, и здешняя была одной их них. Каждая стая была единым кланом, и вожак, его глава, назывался Богом. Его таланты превосходили всех остальных, его умения безупречны, а силы просто невообразимы. Ходили слухи, что главы всех трех кланов когда-то и создали горы, уходящие в самый горизонт, что своими силами они подчиняли себе саму природу и стихии.

Но тысячи лет назад, когда не было ни гор, ни даже людей, между кланами была, казалось, вечная вражда. Они никак не могли принять отличия друг друга. Одни говорили, что сила разума господина непобедима, другие уверяли, что нет ничего могучее живительных сил их бога, а третьи – что предсказания их вожака никогда не лгут. Многие врали, преувеличивали, уже было неясно, за что идет бойня, и даже сами Боги уже не могли ни на что повлиять.

Все закончилось лишь когда появился тот, кто не принадлежал ни одному роду. Никто не знал, кто он – не то полукровка, не то создание из земли и лунного света, но это существо не было обременено кровными узами с каким-либо кланом, было совершенно чисто и свободно, и даже Боги не могли на него повлиять. Оружия, созданные Богами и подчиняющиеся лишь им, всецело отдавали себя в его владение. Безо всякого обучения оно владело абсолютным мастерством в обращении, Боги не могли возыметь над ним власть. Совершенное существо, над которым даже боги не властны.

Они склонили головы перед ним и дали имя Оками, Верховный белый Бог. Он стал символом мира, благодаря которому кланы наконец смогли примириться.

Но неверные остались даже тогда: были те, кто отвернулись от богов и своей природы, назвали себя людьми и страстно желали стереть это из истории. Веками они ждали, когда в долгой войне кланы вырежут друг друга, но когда появился единый бог, возглавивший их и принесший мир, точно крысы они вышли в свет. Люди создали себе безымянного демона, способного нести лишь разрушения. Ведомые им, они сжигали деревни и уничтожали города, создали оружия, не имеющие никакой силы, но рушащие все вокруг. Медленно они вырезали одни поселениями за другими, набирая мощь, плодились и процветали, когда впервые за долгие века кланы бездействовали – такова была воля верховного бога.

И дабы побороть врага, боги даровали Оками свои лучшие артефакты, что позволили бы ему иметь ту же силу, что у них самих.

Бог клана красных, Биса, преподнес камни, дарующие смерть и бессмертие.

Бог клана желтых, Сота, даровал глаза, видящие праведный свет даже в кромешной тьме.

Бог клана серых, Хёка, дал клинок, карающий неверных, и свои надежды на то, что через тысячи лет будет время, когда он наконец очистится от крови и станет бесполезен.

И наравне с товарищами совершенное существо вступало в бой.

И длилось это несколько веков. Жадность, ярость и гордыня людей не знали границ и поглотили даже демона, но и без него усмирить их не было шансов.

Но вскоре война таки была закончена. Осознавая свою силу и что кровопролитию придет конец, лишь когда люди вымрут, добросердечный Оками распустил империю и дал указ позволить людям забыть о их существовании, а самим спокойно жить в лоне родной природы. Он вернул богам их артефакты, велел разойтись по миру и хранить свои орудия до тех пор, пока он не явится вновь.

Так они и сделали.

Кто-то с течением времени и вовсе забыли о своих корнях и стали обычными зверьми, но кланы продолжали существовать. Мудрые жрицы и жрецы взяли на себя роль тех, кто будет помнить и знать все, что было, и взращивали всех новых богов снова и снова, уча их всему необходимому, чтобы каждый был готов к новому пришествию Оками.

Так, несколько раз он уже возвращался – совсем ненадолго, информации об этом почти нет, но говорили, что всего пару веков назад именно благодаря нему была остановлена война людей и он положил начало Камизону. Тогда кланы распределились в горах, и даже по сей день продолжают хранить артефакты.

Верховная жрица Филин и жрицы до нее хранили клинок, когда-то дарованный Оками богом Хёкой.

Несложно догадаться, что здешняя стая была кланом серых, и нынешним Хёкой был юный Сокол, пусть божественные силы он пока не открыл.

Филин вынесла из своей пещеры сверток из нескольких слоев кожи и, убрав некоторые лоскуты, обнажила небольшую коробочку. Там, в еще нескольких слоях ткани, покоился древнейший артефакт.

Говорили, что клинок Хёки может принять любой вид по желанию владельца, но взять его в руки способны лишь сам Оками и Хёка.

Дети с благоговением смотрели на шкатулку, пытаясь понять, как в такой маленькой коробочке может уместиться целый меч, а Сокол глядел как будто бы сквозь нее, уже видя тот сине-бирюзовый камешек и вспоминая, как уже брал его однажды в руки, но даже взмахнуть возникшим клинком не сумел.

***

Серебряный Волк спешил как мог, хоть и знал, что уже опоздал. Рассказы Филин всегда заканчивались прямо перед рассветом, сейчас же солнце уже начинало выходить из-за горизонта. Скача по камням так ловко, словно делал это каждый день – в городе по оживленной улице во время охоты передвигаться было куда сложнее – он продолжал читать самому себе морали в голове.

Впереди вдруг мелькнула темная фигура.

Поодаль него на большой валун изящно приземлился в прыжке черный желтоглазый волк, и не отрывал от него глаз. Торак остановился – это и был вожак здешней стаи. Невольно он вспомнил, что обычно, если кто-то без позволения пересекает чужую территорию, его непременно либо убивают на месте, либо гонят прочь в недобрыми намерениями.

Другой волк дернул носом, пробуя запах Торака, прищурился и тут же помчался на него со всех ног.

Но Торак стоял на месте – лишь чуть напряг задние лапы, чтобы устоять на месте.

В конце концов, с почтенным вожаком здешней стаи он никогда не был в плохим отношениях, скорее наоборот.

Тот, к кому дозволено обращаться лишь припав к земле и не иначе как «господин», точно как щенок резвился вокруг него и все никак не мог решить, с какой стороны лучше всего будет накинуться с объятиями.

— Бра-атик, — протянул он, уже приняв свершенный облик человека и упав на его волчьи плечи, - Нечасто ты балуешь меня своими визитами, почему мне каждый раз нужно ждать именно этого дня? Ты мог бы заходить и почаще! — не успел он договорить, как идеальная форма была нарушена и за спиной уже во всю вилял пушистый хвост.

Само собой разумеется, что они не были братьями вовсе. Торак жил когда-то в этой стае – прошлый вожак приютил его будучи еще маленьким волчонком и оставил в своей семье, фактически усыновив. Странно лишь, что он не отдал его первой попавшейся волчице, но это уже неважно – что случилось то случилось, чужой волчонок был взращён волчьим Господином, самым настоящим богом Хёкой. Торак был там, когда вожак ушел из этого мира, наблюдал, как все ругаются и ссорятся, остался под присмотром нянечек, пока единственного брата забрали жрицы, и был в первых рядах той толпы, когда Филин наконец выпустила Сокола в свет и тот показал нового себя и свои совершенные навыки.

Их общение с того времени было ограничено – не подобает чужому волчонку так просто общаться с новым вожаком, пусть при нем и были няни, которым старый вожак завещал присматривать за чужаком.

Но в маленьком испуганном волчонка оказалось куда больше потенциала, чем можно было вообразить. Мог ли кто подумать, что, обозленный на невозможность увидеться с другом, он примет истинный человеческий облик, невозможный даже для Филин и Сокола, и просто так ворвется в убежище жриц? Совершенно голая розоватая кожа, неуклюже тонкие конечности, бесполезные в охоте плоские зубы, тупые хрупкие когти и почти белые волосы – неотличимый от обычного человеческого ребенка он ворвался в священный волчий храм и не получил ни одного упрека. Жрицы были убеждены, что никто не достоин столь совершенного облика, кроме богов, и малыш прослыл новым воплощением великого Оками.

Ну, а детям разрешили видеться сколь душе угодно.

— Идти-то не близко, не могу же я приходить каждый день.

— Я и не говорю о каждом дне. Раньше ты приходил едва не каждую неделю, потом все реже и реже. Последний твой визит был полгода назад, — паренек широко улыбнулся, — Знаешь, жрицы бы очень обрадовались, если бы ты их навестил.

Торак отмахнулся:

— Они видят во мне только Оками, мне хватает этого культа и в городе. Не хватало еще, чтобы ваша молодежь вдохновилась на человеческую жизнь, проблем не наберешься. Если уж лучшим охотникам не рекомендуется подходить слишком близко в границе, то что будет, если это сделают дети?

Сокол рассмеялся, подпрыгнул пару раз и обернулся, и теперь Волку удалось полностью его рассмотреть:

— Если они встретят тебя, братик, то все точно будет хорошо.

Конечно, прошло много времени с тех пор, как он начал учиться искусству обращения, и очевидно, что теперь он стал намного опытнее в этом, но для этой стаи навык был даже слишком высок. С каждым годом жрицы все больше и больше причитали о скором наступлении судного дня, а когда и волчонок Торак в мгновение ока принял совершенный облик, уверились, что так оно и есть, и настала новая эпоха, когда Верховный Бог вернулся и все Боги должны собраться вместе.

Сокол учился не по годам быстро и совсем скоро нагнал и своего друга, и теперь они были единственными из всей стаи, кто мог спокойно обратиться человеком и без всяких сомнений пойти к людям, не будучи разоблаченными. В соколе волка выдавало едва ли больше, чем Торака – он был хорошо сложен, умело обращался с руками и пальцами, речь была правильной и грамотной, даже манеры и жесты совсем человеческие. Разве что глаза были с восточным разрезом, что не совсем обычно для здешних людей, кожа смугловата, а короткие лохматые волосы точно повторяли черный окрас меха. Возможно, страх разоблачения был единственной причиной, почему он все еще не сорвался с места и не помчался в город.

И поэтому Волк не спешил говорить ему, что его внешний вид почти идеален.

— Я думаю, что если бы не твое общество, то мне так и не удалось бы добиться таких результатов. Твои навыки абсолютно совершенны, даже те твои товарищи из города многому научились, просто находясь рядом. Ты весьма заразен.

— Нельзя ожидать чего-то иного от тех, кто живет среди людей. Угроза разоблачения – хороший стимул учиться, — то ли не умея, то ли не желания принимать похвалу, волк обратился человеком и присел на один из валунов.

Вид с этого склона открывался великолепный – сплошь леса и горы, даже города не было видно. Лишь ночью, возможно, в одном укромном уголку между складками лесов и холмов вдалеке можно было видеть красно-желтые огни.

Сокол промолчал и, улыбнувшись, присел рядом.

Если в городе погода в последнее время была пасмурной, то здесь небо было такое же чистое, как п всегда. Синее полотно расстилалось от одного края горизонта до другого, лишь изредка прерываясь густыми белыми облаками. Только вдалеке, там, где должен быть Орсейл, виднелась серая пеленая. Горы часто не давали тучам уходить и по наступлению осени плохая погода нередко затягивалась. Здесь же все еще росла зеленая трава, без всякого намека на приближающиеся холода, только изредка дул чуть более холодный чем обычно ветер.

— Ты же знаешь, — негромко начал Сокол после недолгого молчания, — Что с тех, пор как ты ушел из стаи, покой снова расшатался. Жрицы теряют авторитет все больше и больше. Волки совершенно не верят Филин, все сплетничают и сплетничают, да и покушения стали происходить чаще. Они понимают пришествие в мир Оками как время властвовать, совсем по-другому. Их так тяжело сдерживать.

Парень краем губ улыбнулся:

— А от меня ты что хочешь?

— Да ничего, впрочем, просто хочу пожаловаться, — рассмеялся тот, неловко почесав затылок. — Едва ли в стае найдется тот, кому я мог бы излить душу, а если обратиться к Филин, то лучшим ее ответом будет: «Сложности – это новые возможности». Я начинаю понимать, почему ты ушел, в городе наверняка нет всех этих проблем.

Торак вздохнул:

— Этих нет, зато есть уйма других, и постоянно появляются новые.

— Мм? Например? Я слышал, что в начале сезона город впервые за долгие годы открыл ворота. Давай, твоя очередь жаловаться.

***

С момента, как в одну ночь в заброшенном парке обрушилось колесо обозрения, прошло несколько недель. Пострадавший в том инциденте Лари несколько дней пробыл с искусственной коме, но на удивление быстро восстанавливался. Одну ногу врачам удалось спасти и та еще долго обещала пребывать в гипсе, от второй же, чего и следовало ожидать, осталось одна только культя.

Однако теперь, когда все было позади, члены клуба беспокоились уже о другом.

Даже несмотря на то, что все как один заявляли, что то был несчастный случай, полиция в необыкновенным рвением изучали место происшествия. Пусть даже не было никаких доказательств, уже весь город был абсолютно уверен, это произошедшее – дело рук (или, быть может, лап) Нечестивого. А истинным свидетелям и возразить было нечего.

Несколько лет назад по городу начали ходить слухи, что из гетто появился монстр, стабильно пару раз в месяц забирающий несколько жизней. Каждый раз характер был один – некое происшествие, будь то пожар, авария или террор, посреди которых обязательно видели зверя. Бывало, что его видели непосредственно перед произошедшим, например, выбегающим из здания; бывало, что он сам появлялся прямо перед главным штабом и приводил преследующую его полицию на улицу, где уже на следующей минуте подрывается здание; случалось, что он сам появлялся из ниоткуда, срывал с человека голову, как с куклы, и также быстро пропадал. Почти в каждом инциденте был хотя бы один человек, утверждавший, что среди посеянного хаоса видел фигуру не то человека, не то волка, и так зародились слухи, что зверь этот – никто иной, как оборотень. Все так верили в это, что даже церковь не забыла вставить свое слово, а полиция тем временем тщетно пыталась понять, в чем дело.

И хоть никогда не подтверждалось, что зверь является оборотнем, в каждом случае, когда он появлялся, всех раненых подвергали особому медосмотру, и тех, у кого обнаруживали близкие к собачьим или волчьим укусы, уже никто не видел.

Были протесты, мятежи, люди желали знать, куда пропадают пострадавшие, и среди всего этого хаоса, также внезапно, как появлялся зверь, названный Нечестивым, начали находить тела тех самых жертв. Из ран на них были в лучшем случае пара случайных царапин, в худшем – укус, на месте которого сломанная кость, но причиной смерти были идентичны: пуля во лбу, множество пулевых ранений, или же от определенных веществ. Убийство на месте, расстрел и смертная казнь – таковы были выводы, и стало ясно, что за исчезновением бедняг стояла сама же полиция и непосредственно власть. Ведь, пусть и не было никаких доказательств оборотничества, все боялись, что единожды раненый человек станет таким же монстром. Непонятно только, как эти тела оказались на улице. Неужели это тоже подстроено нечестивым?

Это и стало причиной, по которой все члены клуба обязались молчать о том, что произошло в парке на самом деле. Пусть на Лари не было ни единого укуса, самого факта присутствия Нечестивого будет достаточно, чтобы забрать парня. Другие, возможно, и не подумали бы молчать о таком.

Но разумеется, у ребят на счет нечестивого было другое мнение.

— Мы видели то, что видели, но едва ли нам кто-то поверит.

— Нечестивому известно, что все раненые подлежат казни. Он мог просто разгрызть ему ногу, но использовал зубы по минимуму. Если бы он действовал иначе, чтобы вытащить его из-под завалов, врачи бы точно поняли, какого рода травма.

Все они были убеждены, то тот случай был самой настоящей случайностью, где Нечестивый просто оказался рядом, пусть и верилось с трудом.

Оставалось только донести все это до Лари.

Лишь пару дней назад он начал выздоравливать и смог говорить. Через отца Питера, работающего в полиции, удалось узнать, что уже через пару дней к Лари должны будут прийти для взятия показаний, а потому члены клуба поспешили прийти к больному первыми. Никто не знал, что он вообще помнил о том случае и помнил ли вообще – до сих пор, пор словам врачей, он и словом о произошедшем не обмолвился.

Придя к нему в тихую палату, четверо – Кевин, Питер, Мари и Тара – сели по две стороны от кровати юноши и какое-то время неловко отшучивались о последних событиях в школе. Контрольные, новые темы, пара драк в коридоре, слухи о фестивале, но в конце концов темы для бесед закончились и палата погрязла в тишине, прерываемой лишь гулок работающих аппаратов, отображающих сердцебиение, давление и прочие показатели юноши.

— А слушай, Лари, — первой начала Мари, — Ты помнишь, что произошло тем вечером? Что случилось?

Парень лишь невинно улыбнулся:

— Ах, вы ведь за этим пришли, верно? — те стыдливо опустили глаза, — На самом деле, я подозревал. До меня уже дошли некоторые слухи.

Он вздохнул и отвел взгляд куда-то в сторону:

— Я в самом деле немного помню. Помню, что пытался запустить то колесо, но плюнул и пошел к фонтану, как все вокруг заскрипело. Потом – уже то, как лежу под балкой и даже двинуться не могу, обе ноги впечатаны в землю. Даже боли сначала не чувствовал, только холодно немного.

— А как ты выбрался оттуда? — тут же спросил Кевин. Весь на нервах, злой на саму произошедшую ситуацию, он смотрел прямо на парня, словно молил его сказать что-то конкретное, но что – не понятно.

Тот снова также улыбнулся:

— Вряд ли то, что я запомнил, правда. У меня все так перед глазами плыло, будто меня закружили на одной из тех чертовых каруселей. Помню Кевина, ругался на всех, мол, кто вообще разрешил этому колесу падать, а Питер смеялся и говорил, что из этого выйдет веселая байка.

— Хэ-э?.. — протянул Питер.

— Как-то это… — поддержал Кевин.

— Да, да, — Лари снова тихо рассмеялся, — Я вообще не помню, чтобы боялся чего-то. Врачи сказали, что я потерял много крови, так что совсем не удивительно. Это то, что я знаю и то, что я скажу полиции, но хотя бы скажите вы мне, что произошло тогда на самом деле. Раз ко мне со дня на день придут для допроса, то мне, возможно, стоило бы и не знать правды. Тогда моя правда, являющаяся ложью, будет звучать лучше, но я все же хотел бы знать, что со мной случилось.

Все какое-то время молчали, не зная, стоит ли в действительности все рассказывать, но в конце концов Мари вздохнула и прочистила горло:

— Правда в том, что никого из нас там не было. Вернее, не мы помогли тебе выбраться. Когда мы тебя нашли, из-под балок тебя вытаскивал Нечестивый.

— О? Это в самом деле был он?

— Любовский говорил, якобы Нечестивый владеет гипнозом, или каким-либо инструментов для манипулирования, — сказал Питер. Мужчина с фамилией Любовский был партнером отца Питера, и хоть работал не так давно и был молод, уже знал много деталей из расследования, — Этим объясняют быстрый рост количества людей в содействующих ему бандах.

— И в культах. Но вряд ли это могло помочь ему изменить память Лари.

— Ну, ребят, — протянул сам больной, — Может, я просто был в таком шоке от происходящего, что сам все забыл и придумал новое? Честно говоря, я бы и не хотел помнить, как какой-то зверь грызет мне ногу.

Мари тихонько рассмеялась:

— Никто тебе ничего и не грыз.

— Правда?

— Да. Он почти не трогал тебя, так что ни у кого не будет никаких доказательств.

— Ох, это здорово! Не хотелось бы еще под суд идти, — сказал он, отчего-то посмотрев на Питера. Тот сдержанно кивнул.

— Что будешь делать, когда выздоровеешь? — вдруг спросил Кевин и лицо у парня тут же погрустнело.

Переломы и ушибы – все это уже было не так важно и скоро заживет. Куда важнее теперь была утерянная нога. Пусть медицина и была достаточно хорошей, протезирование все еще не было доступно людям. Даже если он сможет получить искусственную ногу, едва ли она будет лучше полупластиковой конечности для робота с клуба робототехники, с разницей лишь в том, что для робота ее можно собрать из груды металла, но к ноге не прикрепишь, а протез стоит слишком дорого. Во всей их компании из наиболее состоятельной семьи был Кевин, но даже у него не было бы возможности приобрести что-то лучше, не говоря уже о Лари.

Это не говоря уже о том, как тяжело парню будет психически и морально принять все это.

— Ну, есть одна новость, скорее плохая, чем хорошая, — сказал он, отведя взгляд, — По-видимому, наверху решили, что это вина города, что такие как мы вот так пробрались в парк, и в качестве компенсации обещали поставить протез за счет города.

— Почему же она должна быть плохой? — спросила Тара, и посмотрела сначала на Лари, а затем на остальных. У всех них вид был далеко не самый радостный.

— Понимаешь… — протянул Питер, устало приложив ко лбу ладонь, — Пока что установлено, что это был несчастный случай из-за неисправности оборудования, недостаточной отгороженности парка и прочего, тогда да, в целом все лечение будет оплачено властями… Но если в расследовании подтвердят, что за инцидентом стоял Нечестивый, то обо всем этом просто забудут. На помощь можно даже не рассчитывать.

Лари кивнул:

— Поэтому моя семья взяла все расходы на себя, а когда лечение закончиться, думаем поставить простенький протез, чтобы хотя б опереться можно было. Уж лучше, чем потом впасть в долги.

Чем привыкнуть в более менее хорошему протезу и не тратить деньги, лучше сразу обзавестись чем-то попроще за свой счет – так все вокруг подумали. Все твердо были уверены в том, что скоро все будет приписано Нечестивому, и, возможно, в этом даже была логика: властям проще сделать так, чем самим разгребать последствия и платить за свои ошибки, хотя виноваты здесь сами же подростки. Быть может, чувство вины также сыграло свою роль.

Вдруг Тара прочистила горло и поднялась со стула:

— В таком случае, — начала она так, как будто произносила тост на каком-нибудь празднике, — У меня есть предложение. Я все еще не до конца понимаю, как в этом городе принято, а как нет, но надеюсь, что это не будет дурным жестом, — она протянула больному небольшое письмо, уже успевшее смяться за то время, пока она его держала в руках, — Я выяснила, что в этом городе не так много хороших больниц, а выехать за город даже для лечение просто так могут не дать. Но с этим ты сможешь приехать в Дегранд!

Покинуть город, даже временно, было сложно, и простейший путь для этого – получить пропуск, схожий с тем, что дают охотникам. Для них этого было особым ремеслом и без выхода за стены добывать свежее мясо, что было достаточно дорогим и редким продуктом, возможности не представлялось. Разумеется, существовали заводы и фермы, но многие ценители говорили, что свежее мясо животного, выросшего в лесу, а не на ферме с антибиотиками вместо еды, было намного вкуснее (что Торак мог подтвердить). Но даже с тем пропуском, который был у охотников, было запрещено покидать город более чем на неделю. Если человек задерживался, то отправляли бригаду полиции на его поиски, и если находили – бедняге была прямая дорога за решетку, даже если он попросту заблудился. Чаще всего такие люди были беглецами, что, получив заветный пропуск, попросту уходили навсегда без какого-либо намерения возвращаться. Их можно было понять.

Однако, на этом было все. Пропуск охотника – единственный, который обычный человек смог бы получить, и чтобы его не утратить, нужно ежегодно подтверждать лицензию.

Но среди плюсов пропуска было также то, что вместе с собой можно было брать почти любых людей – не больше пяти.

Однако, что такого придумала ничего не знающая приезжая девушка, что может позволить обычному больному парню покинуть город на неизвестно сколь длительный срок?

Никто не спросил об этом в палате — они вообще больше ни о чем не говорили, и ушли почти сразу после передачи письма — но окружили девушку, едва только оказались за пределами больницы.

Та лишь сказала, что ее отец имеет высокую должность, а она просто девочка из богатенькой семьи.

***

Одно из убежищ Нечестивого и его близких товарищей мало кто заметит среди сотен похожих. Оно располагалось на одном из верхних этажей старой полуразрушенной пятиэтажки. Волки освоили пустые серые комнаты на свой вкус, но, что удивительно, здесь почти не создавалось впечатление, что это дом диких существ. Почти в каждом помещении на этаже располагались старые, чуть ободранные когтями диваны – где-то, все же, валялись подушки – у стен часто можно было обнаружить какие-нибудь деревянные ящики, а на полу – разбросанные игральные карты, домино и шашки. А повешенный на стене плакат какой-то загорелой красотки с внушительным размером бюста украшал одну из стен около развалившейся двухъярусной кровати, правда, на место головы к ней было приклеено вырезанное из старой черно-белой газеты лицо мэра.

Несколько минут назад по всему гетто был слышен вой — возможно, люди его и не уловили своими ушами, но те, для кого он звучал, точно все услышали.

Через открытое окно в помещение заскочили две волчьи фигуры: девушка и юноша.

Девушка была родной сестрой той мечтающей стать жрицей Ласки из клана волков в горах — ее звали Желтой Змеей. Ее семья была чужой для клана Хёки и девушка была старшим ребенком, поэтому юная волчица должна была унаследовать титул бога Соты. В силу ее слабого здоровья, однако, этого не произошло — ее тело до сих пор мало ее слушалось и даже пару минут бега вызвали отдышку. Но, пусть даже так, ее мех все равно был красив и переливался белыми, желтыми и оранжевыми цветами, словно масло на солнце.

Вторым же был молодой волк постарше нее, Красный Орел. Он был высок, плечист и довольно крепок для своего возраста. Его история была куда менее интересна: простой волк, некогда принятый в клан Хёки как потерянное сиротливое дитя. Его Искусство… для северного клана его вполне можно было назвать неплохим, но для жизни в городе оно никуда не шло – максимум, на что он был способ, так это встать за задние лапы, подобное человеку, и сделать похожее тело. В его крови явно были разные примеси из кланов Бисы, о чем говорил отличных от других особей внешний вид. Если почти все местные были серых, бурых и черных цветов, то этот молодой волк владел мехом настолько глубокого бурого цвета, что на свету отдавал красным. Даже глаза у него были не желтые, как почти у всех, а скорее оранжевые, точно плоды физалиса.

Этих двоих связывало с детства только одно: они оба были не слишком любимы сверстниками в детстве, из-за чего легко нашли общий язык. Когда Торак покинул стаю и ушел в Орсейл, то Змея, приходящаяся ему двоюродной сестрой, последовала за ним. А за ней увязался и Орел.

Когда прибыли на нужный этаж, волки обнаружили посреди одного из залов, в котором больше всего проводили время, светловолосого юношу, что осторожно вытаскивал из кучи карт по одной, стараясь делать это так, чтобы не упали те две, что были поставлены посередине. Это и был Торак.

Приход ребят его сбил с толку и когда карты рухнули, он сначала замер, будто бы не веря в произошедшее, а затем печально вздохнул и обернулся.

— Не думал, что вы придете так быстро, — сказал он, и сел на полу, сложив ноги. Не дождавшись ответа – точнее, даже не дав им сказать и слово – он оглянулся и продолжил, — Сейчас дождемся остальных и начнем.

Змея вышла вперед и, изящно передвигая лапами, точно модель, идущая по подиуму, спросила:

— Что-то случилось? Ха-хах, не так уж и часто тебя можно увидеть здесь днем. Да и звал нас не ты.

— Я собирался звать прямо перед тем, как это сделала она.

Волчица обратилась юной девушкой с почти белыми, словно выгоревшими на солнце волосами. Волки одежды даже в почти идеальных формах нечасто носили – попросту не видят смысла, если большую часть жизни проводят в покрытом густой шерстью теле – но Змея носила легкое белое платье до, кажется, середины бедра. Девушка присела рядом с Тораком, поджав под себя ноги в чисто человеческой женской манере, мягко улыбнулась и дополнила:

— Неужели что-то серьезное? — сказала она, безмятежно улыбаясь. Воспитание у нее было превосходное, так что это наверняка была одна из ее дежурных улыбок.

— Просто хотел узнать, как обстоят дела.

— Явно не очень хорошо, — сказал Орел, устраиваясь рядом на одной из подушек, — Управление всеми группировками лежит на ней и разбирается со всем она сама. Если что-то потребовало нашего участия, то это, должно быть, серьезно.

Торак же усмехнулся:

— А что сейчас не серьезно? Сезон нынче беспокойный выдается, — он как-то грустно улыбнулся.

Едва он договорил, как в окне промелькнула фигура и в помещение прямо с улицы запрыгнула девушка. Красивая коротковолосая брюнетка с миндалевидными глазами рубинового цвета, в белой рубашке с отсутствующими верхними пуговицами, открывающей вид на туго обтянутую бинтами грудь – парнем эта девушка не притворялась, потому причина такого решения была никому не известна – с парой родинок на щеках, в темных брюках и тяжелых армейских сапогах. На поясе всегда висел ремень с несколькими кармашками, в которых часто можно было обнаружить несколько горстей ягод. А на руке покоился туго завязанный черный платок, порой служащий ей шарфом, прикрывающим лицо, которое портил лишь уродливый шрам от щеки до щеки на носу, и чуть задевающий ее правый глаз, из-за чего тот как будто бы всегда прищурен.

Она - Медведица, приближенная к людям почти так же, как Торак. Ее история была известна меньше всего – она присоединилась к Нечестивому последней, будучи просто найденной на одной из темных улиц гетто. Тогда она казалась слабым и ни на что не способным ребенком, но в последствии стала самым важным членом их команды.

Она не притворялась человеком, но очень много времени проводила в местных преступных группировках, помогающим им в их деле, чтобы контролировать все их действия и быть уверенными, что предательства не намечается. Ее работа была ничуть не безопаснее работы Торака, и было ее ничуть не меньше.

Встретив на себе взгляды присутствующих, она прошла ближе и села напротив Торака:

— Хорошо, что все собрались так быстро.

В комнату тут же забежали три молодые собаки – первая точно овчарка, вторая уже больше походила на помесь с хаски, третья и вовсе была похожа на маламута. В самом же деле все трое были такими же перевертышами, но полукровками – кто-то из их родителей был собакой. Ту, что похожа на маламута, звали Рекой, того, что на хаски – Лисом, а на овчарку – Кайотом. Из-за собачьей крови их жизни немного сократились и несмотря на возраст около девяти лет, по человеческим меркам она были как двенадцатилетние ребятишки, но это было единственным, что отличало их от обычных перевертышей. Они были достаточно умны и даже немного владели навыком обращения, поэтому служили своего рода шпионами, притворяясь обычными собаками.

Медведица нашла их однажды и воспитала, и теперь они были ее маленькими помощниками, собирающими информацию с разных частей города. И сегодня они, похоже, что-то нашли.

Торак, Медведица, Орел, Змея – в действительно они и были тем Нечестивым, если думать о нем, как о террористе. Пусть задумка принадлежала Тораку, выполняли они все общими усилиями. Так, с помощью своих надрессированных щенков, Медведица легко узнавала обо всем, что творилось в городе; Змея выступала на публике в гетто, как знатная особа и представительница Нечестивого; Орел был тем, кого люди чаще всего видели на местах преступления в обличии волка; Торак же стоял во главе всего этого, попутно следя за людьми на их же территории.

— Первым делом я бы хотела узнать, что хотел ты, — спросила Медведица, дав волчатам понять, что еще не время зачитывать свои доклады. Она лучше всех понимала, что у Торака не так много времени, чтобы приходить сюда без всяких подозрений со стороны людей.

Он сказал то же, что и остальным пару минут назад. Девушка приняла это и, махнув рукой, дала волчата добро на зачитывание докладов. От их лица заговорила Река – встав на задние лапы и выпрямив спину, она начала говорить.

Ее речь длилась около трех минут. Если обобщать, что в целом все также, как и обычно. За несколько лет была выявлена закономерность, согласно которой в определенное время года преступность возрастает. Сейчас этот период уже прошел и все должно пойти на спад – в общей картине так и есть. Но во всем есть свои исключения. Во-первых, никогда до этого в город не приезжали иногородние следователи. Всех здешних они уже знали и неустанно следили, а новых предстояло найти как можно скорее. Во-вторых, малышка сказала, что одна из группировок, банда Мадарагуми, предала их.

В зависимости от того, кого можно считать полноценной бандой, а кого – просто компанией авантюристов вне закона, под крылом Нечестивого было от пяти до десяти таких группировок.

Здесь, в гетто, закон был мертв уже давно. Сюда часто уходили люди, лишившиеся дома, погрязшие в долгах или находившиеся в бегах по той или иной причине. Кажется, когда-то в этой части города – занимающей едва не четверть всей его огромной площади – были то ли обычные трущобы, то ли попросту говоря загон для неугодных. Время шло, ограждения убрали, но стереотипы остались, полиция попросту закрывала глаза на все, что там происходило, пока и вовсе не перестали принимать все заявления из этих районов. Кажется, даже было несколько митингов. Если это к чему-то и привело, то результатом стало то, что есть – главными в этих районах теперь были не какие-нибудь политики, а обычная мафия.

Можно было бы сказать, что раз Нечестивый стремится избавиться от преступности, то этот район должен быть его первейшей целью, но на деле хоть в этих районах жизнь не такая простая, закон здесь соблюдается как никогда. Так было до Нечестивого – под властью и надзором мафии – так и есть под покровительством перевертышей. Люди точно знали, что некто подчинил себе все группировки, заправляющие здесь, и исправно следит за порядком.

Мадарагуми были одними из старейших банд и прежде, чем в город пришел Торак, были на первых ступеньках власти. Пожалуй, не удивительно, что они решили пойти против вышестоящего, так просто вломившегося в их устой.

— Все точно так? — спросил Торак Медведицу, — Не кто-то из них, а все сразу?

Девушка отпила из кружки только заваренный чай:

— Можно сказать и так, и так. Генрих положил начало этим мыслям и подбил всех своих подчиненных. Несогласных выгнали, но оставили в живых с условием, если они будут молчать.

Орел издал тихий смешок.

— И как они?

— Перешли в Инугуми и молчат. Я не могу винить их в этом.

Этим она сказала, что узнала о предательстве сама и люди, преданные им, не пострадают понапрасну. Хорошая работа.

— Мадарагуми уже раздобыли себе счастливые билеты за город и собираются бежать на следующей неделе. Я подумала, что тебе захочется разобраться с этим лично.

Будь она личностью более открытой, то, несомненно, коварно улыбнулась бы, но строжайшее воспитание не позволяло фамильярничать, пусть даже в компании близких соратников, так что она лишь поставила кружку на столик и сложила руки на коленях.

— Да, это интересно. Мы можем разобраться с ними публично? — спросил Торак, и девушка кивнула, — Отлично, значит так и сделаем. Так, и что на счет новоприбывших следователей?

Он вновь посмотрел на малышку Реку, до сих пор стоявшую рядом и наблюдающую.

— Последние прибыли неделю назад, ворота города вновь закрыты. Личности последних еще устанавливаются, но большую часть мы уже нашли. Вот.

Она потянулась к сумкам, висящим на спине одного из ее братьев, достала большую папку и положила на стол. Ни читать, ни писать дети не умели, поэтому все, что требовалось записать, для них под диктовку писал под диктовку босс Инугуми, банды, что была главнейшей из всех в гетто. Они же и помогали Нечестивому во многих делах. Тяжело представлялось, чтобы тот огромный мужчина лично работал с этими малышами вместо того, чтобы подсунуть кого-нибудь из своих подчиненных, но так было уже несколько лет.

Торак взял листы и стал бегло читать, что больше выглядело так, будто он просто пролистывает один лист за другим.

— Похоже, что почти все приезжали в город семьями, хотя большинство их них фальшивые, — озвучил парень для всех по ходу чтения. Семья для тех людей была неплохим алиби, к одиночках было бы больше вопросов. Парень замялся на мгновение, и обратился к щенку, — Пятый следователь в списке, не совсем понимаю, как читается его фамилия. Можешь назвать?

Похоже, фамилия следователя была настолько непривычной для местных, что даже босс Инугуми на слух не смог ее воспринять. Однако примерное произношение написанного было парню уже знакомого, и стоило проверить.

— Анен, — малышка замялась и опустила мордочку, — Господин Кляйн сказал, что у этого слова много вариантов и лучше найти бумаги, где будет написана правильная версия. Я уже занимаюсь этим!

— Не стоит. Я подозреваю, что уже знаю человека из этой семьи.

С самого появление вестей о том, что в город скоро прибудут новые следователи, Торак был начеку. Но не боялся или остерегался каждого приезжего, а скорее держал в уме, что с этим человеком стоит быть осторожнее, и по возможности следует ограничить общение с ними. С Тарой, приехавшей в город, так не получилось – почти сразу его назначили ее репетитором, а потом она и в их клуб вступила.

А сегодня еще и выяснилось, что она из достаточно обеспеченной семьи, что может позволить себе дать чужому человеку неограниченный по времени пропуск на выезд из города. Чтобы кто-то столь обеспеченный просто так приехал в такой город, как забытый миром Орсейл? Это смешно.

Он рассказал всем о своих подозрениях.

— Я могла бы избавиться от нее, — беззаботно сказала Змея, махая хвостом, — Даже моих навыков будет более чем достаточно.

— Она не представляет опасности, это не имеет смысл. Да и, нам же хуже, если человек, приближенный к следователю, погибнет. Будем просто наблюдать. Сейчас сосредоточимся на бегущих членах Мадарагуми.

***

— И, что пишут?

— Застряли в пробках. Как ты и говорила…

На прошлой неделе Тара от лица своей семьи любезно предложила Лари заманчивейшее предложение – отправиться для дальнейшего лечения в Дегранд, один из городов большого альянса (в который Орсейл, конечно же, не входил). Немного прошло времени, как тот согласился, и уже сегодня парень должен был отправиться.

Все члены школьного клуба собрались на станции за час до отъезда парня.

Всего в городе было четыре ворота, но главными были Южные, с которых было быстрее всего выехать из долины среди гор, где располагался город, и отправиться восвояси. Эти самые ворота и были открыты ранее для посланников; теперь же, чтобы проехать, вновь нужен был пропуск.

Станция была великолепным местом, и то совершенно неудивительно, раз находиться здесь обычно могли лишь люди высших должностей, что могли отсюда выехать за пределы города. Простые школьники смотрелись здесь как белые вороны, то и дело привлекая внимание людей в самых дорогих одеждах, в чьих взглядах читалось, что простые люди для них – точно диковинная животинка.

Из-за того, что станция была на окраине города, добраться сюда было тяжелой задачей. Большинство ребят выехали еще утром, чтобы точно не опоздать, кого-то подвезли, хотя некоторые, включая Кевина, Питера и еще нескольких, опаздывали. Не так критично, в самом деле, но все же.

Хотя Питер мог и приехать вместе с ними – Тару и Мари привез сюда его отец, Джон Вернер. Он был крепкий высокий мужчина с длинном плаще, длинными волосами, заплетенными в хвост, слегка неаккуратной бородой и, казалось, чрезмерно грустными серыми глазами. Лицо его было таким, словно он все время о чем-то грустил и погряз в вечном трауре, но даже несмотря на это он все еще был в состоянии мягко улыбаться невинным подросткам.

Тара уже знала, что Питер был приемным, но сходство с Джоном было невероятным. Питера от него отличали лишь пепельные, почти белые волосы и отсутствие тяжкого груза на душе.

— Спасибо большое, что подвезли нас, — сказала Тара, — Но вам не обязательно оставаться здесь и сейчас…

— Меня попросили помочь, я и помогаю, — негромко произнес тот, скучающим взглядом оглядывая все вокруг, — Мне не сложно отвезти вас и обратно.

Девушка молча приняла это.

А затем от Питера пришло смс крайне странного содержания: «У вас там все в порядке? Все целы?». На вопрос, о чем он, пришло следующее: «Маршрут остановили, говорят, что станцию окружила какая-то мафия». Но в здании все было спокойно.

Однако, у многих людей вокруг зазвонили телефоны, включая ребят из клуба. Те тут же собрались рядом.

— Ты уверен, что говорят именно об этом станции? — спросил Лари, включив динамик у телефона.

Оттуда раздался голос, кажется, Кевина:

— Конечно я уверен! — едва не прокричал тот вперемешку с ругательствами, которые девушка еще не знала, — Они окружили всю станцию, перекрыли дорогу, как вы вообще можете не знать этого, находясь внутри?!

Похоже, ровно точно то же говорили из мобильников и другим людям, отчего беспокойство только нарастало, но даже персонал едва ли мог кого-то успокоить, а по лицам охранников стало ясно, что они никак не могут связаться со своим начальством.

— Не к добру это… — протянул рядом Джон необычно серьезным голосом, и убрал мобильник.

Лицо его переменилось и, пусть глаза остались теми же, взгляд стал как никогда ранее решительный. Будучи едва не единственным взрослым в компании, он собрал всех рядом.

— Похоже, что это дело рук Инугуми.

Следом за его словами, дверь в комнату ожидания, только-только закрытая охранниками, с треском отворилась, и в помещение вошло несколько персон: пять мужчин с оружием в руках, Некто, одетый в длинный черный плащ до самого пола с бело-красной маской на лице, и звероподобное существо размером с человека, шагающее на двух лапах рядом.

Окончание главы