Школа Высокого боя: Ничтожный Глава 8

Из охранки слышится дружный храп — до утра точно никто не проснётся. Посему, застывшего мальчишку в овечьем тулупе и мятой шапке, никто кроме ночного зверя не видит. Сверху колют злым блеском звёзды. Слева над плечом полновесная луна заливает молочным светом заснеженные волны леса и белые прогалины лужаек. Ветра нет, но в лесу нет-нет что-то да треснет, словно ходит там, покачиваясь, леший, да замирает ненадолго — тоже прислушиваясь.

Борис даже дышать начал через раз, резко выдыхая застоявшийся воздух и снова медленно набирая. С лёгкой оторопью, он прислушивался к себе — там, в глубинах леса, ему кто-то словно бы отвечал. Не где-то конкретно, по ощущениям выходило, что чем дальше от стены, тем больше и шире. Впервые за многие года его единоличных воззваний, Борис чётко понимал, что волны приходят назад. Как если в кадке качнёшь ладонью, а вода шлёпнется о стенки и катится обратно.

Борис был готов стоять так до утра. Он вообще перестал обращать внимание на что-то вокруг и, если бы чувство вдруг не прекратилось, мог и замёрзнуть, и вообще неудачно качнуться в пропасть за Кромом.

Вот встряхнулся, огляделся. Тут же понял, что мороз успел пробраться под тёплый тулуп и норовит забрать тепло. На с трудом гнущихся ногах, Борис потопал обратно, заметно осторожничая на лестнице — раз оступившись можно все ступени костьми пересчитать.

На небе уж занималась заря, а когда дошёл до лаборатории, то совсем утро настало. Друзья крепко спали. Борис подметил, что мешковина которой накрылся Орлёнок, не закрывает ему спину. Поёжился, да и поправил. Дружок даже не проснулся, а только засопел сильнее.

Гаврыла взял верхнюю ноту в храпе, сбился, чуть ли не закашлявшись и начал снова повышать тон — от лёгкого, как весенний ветерок, сопения, до рокочущего, будто горный поток, храпа. Борис усмехнулся и прилёг на соломку рядом. Поворочался раз-другой, да и заснул. В этот раз ему виделась только мягкая, глухая чернота, словно кто закрыл ладонями уши, а сам Борис оказался в тоннеле без единой искринки света.

Подмастерье портного пришёл вместе с Мохом. Лекарь сначала долго изголялся в словесных оборотах на тему несусветной глупости Бориса, потом потратил столько же времени, чтобы каждый из присутствующих понял, как ему, в сущности, всё равно на судьбу трёх обованцев и только после изволил подумать над конструкцией будущего панциря.

Пока Мох думал, а потом и вовсе решил позвать Изобретателя, ребята подтрунивали над подмастерьем — он хоть и выходец из простого народа, но хорошо устроился при портном и выглядит весьма холёным. Потому в одиночку спускаться до пятого яруса было для него настоящим испытанием. Бледность с лица начала сходить едва-едва, а голос перестал дрожать.

Карл Германович долго пытался понять, зачем его помощнику нужно через неполные две недели участвовать в драке? Мох же не мог понять, с чего Изобретатель решил, что сей законченный драчун и болван, тем более, совершенно неграмотный — его помощник?

Борис оставить дело на самотёк никак не мог, потому тут же присоединился к обсуждению, сильно извинившись за это:

— Господин Изобретатель совершенно верно сказал: я его надёжный помощник.

— Да из тебя помощник, как из дырявого ведра отхожее…

— Но я прошу понять, что старое место, где мне приходилось работать, требует моего, скажем, участия. Я много кому чего обещал и если не сделаю, то меня могут…

— Нафаршировать яблоками, как гуся, — огласил Гаврыла. Закатился смеяться, потом испугался собственной наглости и тут же извинился.

— Он прав. Поэтому нужен этот панцирь. Поможете, господин Изобретатель?

Карл Германович склонил голову направо, затем налево — оценивающе глядя на грудную клетку Бориса. Тот с шипением и чертыханием, но тут же стянул рубаху, показывая в чём корень проблемы.

Моху весьма хотелось ещё раз отметить никчёмность натуры Бориса, но заметив, что Изобретатель вовсе не собирается кричать, смолчал. Авось, действительно удастся пристроить хоть одного обалдуя.

— Плоть слаба, — заключил Изобретатель. — Но, если позволите, я с вами не соглашусь. Обойтись только кожаным панцирем не получится. Как понимаю, с вас требуют участия в драке? Хотя я крайне далёк от всего этого варварства, всё же я понимаю суть и хочу предложить ряд доработок. Мастер, — посмотрел он на Моха, — расскажите-ка мне, как устроен плечевой сустав?

Немногим позже, когда подмастерье умчался с подробными мерками и друзья остались наедине, они горячо поздравили Бориса с поступлением в подмастерья Карлу Германовичу. После доверительного рассказа, что на самом деле это была хитрость, только посмеялись и похвалили за неё. Борис же омрачился.

Мысли не давали ему покоя, потому Борис, сославшись на совершенно затекшие ноги, пошёл в непростых думах до края яруса и там присел на камень. Совесть не унималась, ведь обман — есть обман. Несомненно, жизнь в трущобах сложная штука и, сам себе Борис смело выписывал разрешение на ложь и другие хитрости, но что делать с благодарностью в сердце? Мощной силой пробила она ключ и теперь лучится, не желая скрываться. Далёкий от бытовой суеты и забот, Карл Германович понравился Борису. Щедрый и на вещь какую, и на слово уважительное. Ну, кто ещё во всём Нижнем Киеве, в здравом уме, будет обращаться на “вы”, да ещё и задумал по-батюшке величать, словно родовитого какого?

Борис до боли стиснул кулаки и глубоко нахмурился, давая себе обещание, что малая ложь послужит большому делу и честной службе. Как только сможет, он обязательно примется помогать Изобретателю в лаборатории. Или других мастерских, если тот распорядится.

День заполнился делами. Борис как мог налегал на занятия боевыми упражнениями, толком ещё не представляя плана на бой. Потом усиленно мешался под ногами у Карла Германовича, расспрашивая обо всём, до чего додумался. Пытался даже помогать другим работникам, но быстро отказался от затеи — пока слишком тяжело. Когда голова перестала понимать слова Изобретателя, Борис вернулся на склад к друзьями и до позднего вечера резался в карты на железные клёпки, банку с которыми упёр из лаборатории.

Пить эликсир перед сном сильно не хотелось. Тело запомнило, насколько его вкус отвратный и ещё до открытия крышки, Бориса передёрнуло. Всё же он пересилил себя и сделал крепкий глоток. Дальше друзьям довелось наблюдать очень весёлое представление: как Борька по-рыбьи дышит, как по-собачьи сипит, словно шерсть в горле застряла, как сжимает и разжимает кулаки, выпучивая при этом глаза. Вдоволь насмеявшись, ребята с улыбками устроились на лежаках, а Борис снова ощутил, как погружается в болото безразличия. Заснул легко и почти тут же оказался во власти наваждения.

Снова оказался среди каменных стел, только теперь он видел безликую и бесполую фигуру искусника, словно бы танцующую на срединном камне. Эти движения очаровывали, настолько ладно и ловко выписывал их боец. Приседая, прыгая, вставая то на одну руку, то словно кошка падая без вреда для себя, он волчком вертелся в границах каменного основания. Борис заворожённо наблюдал.

Очнулся ровно во столько же, что и вчера, только без подавляющего чувства страха. Сонливость растаяла как туман под солнцем. Борис ощутил себя очень свежим и, если бы не раны, сорвался бы с места, чтобы хоть как-то выместить невообразимое воодушевление.

Зов леса снова поманил на стену. В лаборатории он присмотрел крепкий прут из стали, что может пригодиться для встречи с бывшими соперниками. Изобретатель не спал, но совершенно не обратил внимание на свежеоперившегося помощника. Борис же, оделся во вчерашнее и пошёл слушать зов леса.

В эту же ночь, в жадные руки представителя шайки — Яныка Гнилозуба, попал небольшой кошель с монетами. Перемежая матом и всяческой словесной требухой, паренёк рассказал о Борисе всё, что знал сам и что велел передать главарь шайки. Спутать Барса с другими тёзками было невозможно. Когда до Яныка дошли вести, что кто-то “сверху” разнюхивает информацию о его заклятом враге Барсе, то тут же послал пару шестёрок найти этого “нюхача”. Деньги большого значения не играли, ведь если в Верхнем Киеве заинтересовались Барсом, то могут арестовать, а то и казнить. Это Яныка очень обрадовало. Связать воедино недавний слух, что некто из трущоб одолел искусника, главарь шайки не смог.

Другой предводитель — Григорий, по прозвищу “Гоха Сивка-Бурка”, был против, что кто-то из простых ищет сведения в пользу благородных. С Борисом у них тоже не всё гладко, но это их дело и Нижнего Киева вообще. Поэтому он, в свою очередь, велел ребятам найти выспрашивающего и крепко намять ему бока. Вышло так, что с представителями шайки Гнилозуба они разминулись и когда налетели с кулаками, то информация уже была добыта.

Все передрались друг с другом. Информатору тоже досталось. Потом он удачно ускользнул из общей схватки.

В Нижнем Киеве такие порядки, что если туда явится представитель верхних, то открыто нападать вряд ли станут. Подлые способы могут быть использованы лишь в крайнем случае, ведь если убить благородного — жди облав и большого расследования. Самое хорошее отношение к представителям клана Земли, но даже будь информатор оттуда, то не смог бы легко разузнать информацию про Бориса. Для подобных целей нужен кто-то работающий на “охранку” — так называют отряд искусников обеспечивающий порядок на улицах Киева.

Кто-то из простых обязательно пойдёт работать — это неизбежно. Агенты есть, и их иногда удаётся вычислить. Город хоть и огромный, но “глаза и уши” есть не только у охранки. Некоторых специально не раскрывают, чтобы контролировать поступающую “наверх” информацию. У преступного мира трущоб большие планы и при этом очень большие ограничения, ведь владеющих искусством Высокого боя среди бандитов нет. На равных бороться с кланами низы не могут. Более того, несмотря на осознанную лояльность к “своим”, всё же народ не шибко жалует преступный образ жизни.

В понимании родов и кланов, жизнь внизу сложна и непонятна. Чем больше проходит времени от появления Силы и злыдней, тем сильнее разделяются жители Киева. Благородные естественно претендуют на лучшую часть вверху и постоянно перестраивают, обновляют и улучшают место обитания. Какие-то кланы не растут, другие же приумножаются и поэтому пока нет даже намёка на возможность переселения части простого люда с подземных ярусов. Более того, согласно престижу работы, они тоже расселены по ярусам. Это разделение не столь явное, да и количественно прислуги к другим труженикам соотносится в сильно меньшей пропорции.

Тем не менее, и сверху, и снизу хватает взаимных интересов, в том числе преступных или смежных с незаконными. Чтобы узнать о Борисе, Вячко потребовалось, как раз обратится к такому человеку. Путём несложных умозаключений, Вячко предположил, что если в заведении, о котором он слышал много рассказов, можно особым образом развлечься и вообще расширить свои познания об увеселениях, то наверняка и найти человека, готового выполнить особое поручение, у Вячко получится. Проблема заключалась в том, что юношей его возраста в подобные заведения просто так не пускали.

Опять же из рассказов, Вячко знал во сколько обойдётся возможность туда попасть, если очень надо. И такими средствами он располагал. Клан Огня самый богатый из всех. Пусть, род Блудовых не главный, но уж найти золотой ради запретных удовольствий всегда можно. Вячко продумал и тот вариант, что отцу станет известно, куда наведывался сын, но это не страшно, ведь он наверняка посчитает это хорошим развитием ситуации: подавленный проигрышем сын отправился утешиться девичьим обществом и, возможно, каким-нибудь дурманом.

План Вячко полностью оправдался. В заведении его приняли за очередного юнца, стремящегося открыть дверь во взрослые радости, чем сильно смутили, так как ответственные за внимание к посетителям женщины, тут же взялись его окучивать. С трудом, и бешено бьющимся сердцем, отделавшись от них, он сначала прошёлся по всем открытым к общему пользованию этажам, а уже потом спросил у показавшегося ему подходящим под роль “серой личности”, как найти информатора.

Нельзя сказать, что запретное Вячко не интересовало, но он был тем самым юнцом, что грезил лишь об отношениях с Анной. Всякое прочее считал за предательство их чувств.

Окончание главы