Мастер секты и сумасшедший Глава 7

Гигантский медведь, я узнал о нем только после инцидента, на самом деле был ослеплен психом. Медведь и человек годами сражались за территорию, за еду и, наконец, из-за мести. Медведь напал на меня, думая, что я имущество психа, и, убив меня, нанес бы ему достаточный ущерб.

В наши дни даже медведи такие хитрые.

Но, увы, медведь — это все-таки медведь, и псих содрал с него шкуру. Сначала я подумал, что он собирается выставить его в пещере в качестве трофея, но позже я узнал, что он был приготовлен для меня.

— «Это мне?»

Из-за отсутствия необходимых инструментов он уже довольно давно обтесывал кожу. Иногда, когда я спал, он все еще сидел у огня и медленно обтесывал ее.

Псих погладил меня по голове и сказал:

— «Зима холодная. Шкура мягкая, теплая.»

Так что это действительно для меня, чтобы использовать ее в течение зимы.

— «….Благодарю.»

Я почувствовал шелковистую густую медвежью шерсть. Хотя от кожи и исходил неприятный запах, в этой нецивилизованной среде ее все же можно было считать хорошей зимней вещью.

К сожалению, я не смогу использовать ее, но псих все еще сможет использовать ее, так что это не пустая трата времени.

Я пробыл в этих уединенных джунглях долины всего несколько месяцев и уже нашел это невыносимым. Я действительно не знаю, как маньяк выдержал это. Наверное, только сумасшедшие люди могли вынести это чувство изоляции и одиночества и то, что они отрезаны от мира.

Представьте себе этого психа, закутанного в медвежью шкуру, сидящего в одиночестве посреди пещеры. Снаружи пещера окружена просто белоснежной равниной. Если он проголодается, то отправится на поиски какого-нибудь дикого фрукта или животного. Если ему повезет, он сумеет набить свой желудок, если нет, то ему придется возвращаться в пещеру голодным. Если бы я не свалился с обрыва, то, возможно, никто бы и не узнал о его существовании.…

Тцк, Хань Циньянь, что ты делаешь? Вот что ты делаешь?

Ты считаешь, что ты живой Бодхисаттва? Кто живет, чтобы спасать жизни других людей? Нет, ты лидер демонической секты. Поскольку он пробыл в этой долине как минимум год, он может остаться здесь и дальше. Еще он сумасшедший, потерявший рассудок, откуда ему знать, что такое одиночество? Тебе лучше найти выход отсюда, есть дела поважнее. Разве ты не хочешь, чтобы этот сумасшедший сопровождал тебя в битве с этими праведными культиваторами? Если бы он остался здесь, ему не нужно было бы беспокоиться о потере своей жизни, но если он пойдет со мной, ему придется беспокоиться о своем выживании. Кто знает, сумеете ли вы выжить против этих праведных культиваторов.

— «Дорогой?»

Теплая ладонь внезапно погладила мое лицо. Потрясенный, я поднял глаза и увидел встревоженный взгляд психа.

Я растянул губы в напряженной улыбке. Мой мозг закоротило, и я выпалил:

— «Если бы не было ребенка, ты бы все еще был так добр ко мне?»

В пещере было очень тихо, и я даже слышал биение собственного сердца. Мое тело дрожало от беспокойства. Я не знал, какой ответ он мне даст, но если он скажет «нет», то, по крайней мере, я смогу уйти немного менее виноватым.

Впервые в жизни я почувствовал себя таким лицемером, что ничем не отличался от тех праведных культиваторов.

Он долго смотрел на меня и наконец, сказал то, отчего у меня замерло сердце:

— «Дорогой, это очень важно».

Я не мог сказать, что почувствовал в своем сердце в тот момент. Я чувствовал себя немного подавленным, немного угрюмым, немного обиженным… смешным… и нелепым.

В данный момент, несмотря ни на что, это предложение было очень отрадно слышать…

Однако при мысли о людях за пределами долины, о всех собраниях, которые все еще ждали моего возвращения, чтобы организовать мое возвращение, это чувство меланхолии было быстро подавлено.

Он и я — совершенно разные люди. Если бы не мое падение, мы были бы совершенно чужими друг для друга.

Даже если у нас сейчас интимные отношения, это не значит, что нужно связывать себя с ним на всю оставшуюся жизнь.

У нас обоих свои пути, я буду лидером моей секты, а он – останется таким же сумасшедшим. Это лучший конец для нас.

Но прежде чем я уйду… мне еще нужно кое-что сделать.

Я обвился руками вокруг его шеи и повис на нем:

— «Псих, ты хочешь этого?» — сказала я с намеком, используя колени, чтобы мягко подтолкнуть его низ живота.

Он схватил меня за ногу и издал сдавленный звук, пытаясь сохранить спокойствие:

— «Нет, ребенку будет больно».

Я прищурился, думая, что даже если ты меня убьешь, ребенок все равно не пострадает, но я добавил несколько слов, чтобы уговорить его.

— «Это… Прошло уже достаточно времени, ребенок в порядке. Только на одну ночь.»

Я спустился вниз по его шее, и в то же время приблизил свой язык к его ушам, облизывая их.

Я редко проявлял к психу какую-либо привязанность, не говоря уже о том, чтобы заняться сексом. Обычно, если он не трахал меня каждую ночь, он щупал меня, пока я не начинал кричать на него, теперь, столкнувшись с таким большим искушением, он быстро прижал меня к медвежьей шкуре.

Подо мной была дорожка из густого меха, более удобная, чем любые коврики из травы. Он придавил меня, как знаменитую женщину*, и я не должен был быть счастлив, но в тот момент я не мог не вздохнуть с облегчением. (*Наверное, это эвфемизм для обозначения секса, не знаю, лол — 我 被 他 压着 像 名 女子 一般 承 欢)

Одного последнего акта «мужа и жены» должно быть достаточно, чтобы вернуть всю его любовь и заботу за все эти дни.

Он поцеловал меня в щиколотку и внутреннюю часть бедра. Теперь, когда я выздоровел, у меня не было никаких проблем делать это в любом положении, все было на его усмотрение.

Псих был очень нетерпелив, но двигался осторожно, постоянно трогая мой живот. Похоже, он все еще заботится о своем «ребенке».

Поскольку моим входом давно не пользовались, когда он вошел в мое тело, было легкое покалывание. Он подождал какое-то время, и как только он увидел, что мой лоб расслабился, он начал неглубоко толкаться в мой анус.

Он, вероятно, боялся причинить мне боль, хоть его движения и были теплыми, мощными, но слишком контролируемыми, из-за чего мне было немного неудобно. Я привык к его ритму, от которого у меня возникло чувство паники, словно я завис в воздухе.

— «Ты…. Быстрее … ах …»

Я согнул пальцы ног, мои пальцы постоянно непрерывно судорожно подергивались.

Псих держал меня за талию, чтобы я не двигался. Я изогнул верхнюю часть тела, желая избавиться от этого нарастающего удовольствия.

Псих, который, вероятно, слишком долго сдерживался и больше не мог держаться, наклонился и начал сосать один из моих сосков. Нижняя часть его тела начала неуклонно набирать темп, толкаясь все тяжелее.

— «Ха!… Ааа! Ааах!….»

Это было похоже на прямое попадание в точку моего удовольствия, из-за чего я не мог сдержаться. Мои пальцы глубоко вонзились в мех, мои ноги были туго обвиты вокруг бедер психа, и через мгновение они задрожали и слабо соскользнули.

Я мягко упал на циновку, ноги все еще подергивались, и долгое время не издавал ни звука.

Псих сделал это дважды в ту ночь, а потом, немного помыв меня, заснул вместе со мной.

На следующее утро, прежде чем достаточно рассвело, псих вышел на поиски еды. Я знал, что он не вернется в ближайшее время, и взял копье и несколько фруктов, которые он приготовил для меня, готовый уйти.

Прежде чем уйти, я подошел к забору, за которым была закрыта лань.

— «Я сказал, что отпущу тебя, прежде чем уйти, но теперь мясо становится все труднее и труднее найти, отпустить тебя было бы жаль».

Лань моргнула на меня большими глазами, которые светились от невежества:

— «Ты должна остаться. Посмотри, какая ты толстая, если бы ты ушла, тебя бы съели другие звери. Лучше быть съеденной этим психом».

Я увидел, что возражений не последовало, и наградил ее фруктом. Удовлетворенный, я несколько раз похлопал ее по заднице и встал, уходя, не оглядываясь.

Выйдя из пещеры, я на мгновение посмотрел в том направлении, куда ушел псих, а затем пошел в противоположном направлении.

Окончание главы