Варлорд! Глава 23

«Дом, милый дом», — так и подмывало воскликнуть меня, когда машина поздним вечером заезжала в ворота. Люблю уезжать, люблю возвращаться, а в этом мире кроме имения Юсуповых-Штейнберг в предместьях Елисаветграда нет другого места, которое я пока могу назвать домом. Пусть и с большой натяжкой. С очень большой натяжкой.

На освещенном крыльце нас дожидалась компания из нескольких человек. Мустафа, фон Колер, несколько молодцов из охраны — широкоплечих и одинаковых с лица, а также худой как жердь дворецкий. Тот самый, который на четвереньках в ужасе покидал мою комнату во время приступа ярости княгини. Господин Кальтенбруннер, как его здесь все называли.

Ни хлеба, ни соли видно не было. Даже приветствий особых не последовало — едва я только выпрыгнул из микроавтобуса, как замерший было профессор сбежал по ступенькам и внимательно всмотрелся мне в глаза.

— Пойдемте, — неожиданно произнес фон Колер, бесцеремонно увлекая меня за собой.

Оставив на крыльце Мустафу, Зоряну, Садыкова с каталкой капсулы и открывшего от удивления рот Кальтенбруннера, мы с профессором едва не бегом поднялись по ступеням крыльца.

Максимилиан Иванович шагал чуть припадая на левую ногу, но я едва за ним поспевал. Оказавшись в собственных апартаментах профессор плотно закрыл дверь, еще и щелкнув замком. После обернулся ко мне, глядя внимательно и напряженно.

— Раздевайтесь, Алексей Петрович.

— Что, простите? — невольно вырвалось у меня.

— Куртку сними… те, — веско произнес фон Колер даже не дожидаясь окончания моей фразы.

Чувствуя нарастающее нервное напряжение, я потянул вниз молнию и быстро скинул плотную куртку. Под взглядом барона снял и водолазку термобелья. Когда фон Колер уже не скрывая эмоций выругался — звучно, на немецком, — я понял, что дело дрянь.

На моем правом плече расплылась клякса темной татуировки — хаотичная вязь, словно попавшая на поверхности молока капля чернил. Причем яркие, темные плети виднелись под кожей не как нанесенная сверху мастером татуировка, а как след от гематомы, какие бывают после сильных ушибов.

Паутина вязи концентрировалась в основном на предплечье, поднимаясь выше, а отдельные плети заходили на ребра и за спину. И в некоторых ростках кляксы тьма мрака была настолько яркая, что казалось живой.

— Рассказывайте, — только и покачал головой фон Колер.

Периодически поглядывая на пятно тьмы, я как можно более полно рассказал, что сделал в больничной камере. Чувствуя серьезность момента, без утайки поведал о том, как применил силу своего запретного дара для убеждения конфедератов. Рассказал, как были пробиты щиты доспехов бойцов, как усилием справился с явственно подступающим безумием, и как на лице из пор кожи вместо пота выступила кровь.

Фон Колер выслушал молча. После он тяжело, по-старчески вздохнув, присел за стол и крепко задумался. Повисло молчание.

— Это… очень серьезно? — поинтересовался я.

Барон еще помолчал, потом покачал головой и посмотрел мне в глаза.

— Дело в том, что этого… не может быть.

— Ауаээ… — невнятно издал я неопределенный звук. — Ну да, аргумент.

— Раздевайтесь полностью, надо посмотреть есть ли еще пятна.

Уже без возражения я скинул оставшуюся одежду, и барон меня внимательно осмотрел. Потом показал глазами в сторону ванной комнаты. Ну да, душ мне принять точно не помешает, хотя выданная конфедератами функциональная одежда и помогла сохранить относительную свежесть тела.

Прежде чем идти в душ, я напечатал себе в принтере смену белья и простой спортивный костюм. Фон Колер на мои действия внимания не обращал — барон сидел за столом, погрузившись в глубокую задумчивость.

На удивление сохраняя спокойствие, я — не слишком торопясь, долго стоял под контрастным душем, меняя стылый холод на обжигающий жар. Старался при этом не обращать внимания на кляксу тьмы на теле. Присмотрелся уже, когда вытирался. Да, тьма живая — и кажется, что червоточины… да что кажется, так и есть: пробивают себе дорогу, увеличивая пятно поражения. Очень и очень медленно, но верно.

Рассматривая в зеркало хаотичную вязь, которая в других условиях могла бы показаться крутой самобытной татуировкой, я почистил зубы, оделся и вышел в гостиную. Шагал как на плаху. Фон Колер сидел все в той же позе — почти роденовский мыслитель. Но когда я присел напротив, он поднял взгляд и подобрался.

— Не буду сейчас объяснять подробно. Лишь важные детали, — медленно проговорил профессор.

Я согласно кивнул — мне сейчас подробно точно не надо. Поскорее бы узнать что, почему, и можно ли сделать так, чтобы мне за это ничего не было.

— Инициация проходит после достижения возраста в полных пятнадцать лет не просто так, — начал фон Колер издалека.

Он, кстати, сильно погорячился насчет того, что анонсировал лишь озвучку важных для меня сведений. Барон объяснял долго, и ну очень обстоятельно. Я, в принципе, его слышал, но не слушал — потому что почти сразу понял, в чем дело. Критическая масса знаний накопилась, так что ответ — недоступный при этом профессору, пришел легко.

Инициация источника по достижению определенного возраста по аналогии сродни езде на мощном спортивном байке. Для взрослого научиться азам нет ничего сложного, а вот десятилетний ребенок будет придавлен тяжелым мотоциклом едва сняв его с подножки, не справившись с весом. А тринадцатилетний подросток, оседлавший байк, может легко убиться — опрометчиво разогнавшись и не справившись с управление в повороте. Это если совсем грубо подытожить смысл объяснений профессора.

Детская психика отличается от взрослой. И разбуженные способности темных искусств до инициации источника опасны для ребенка — можно утонуть в бездне, потеряв разум. Это для одержимых. Стихийные одаренные могут банально уничтожить свое тело избытком зачерпнутой в источник силы или просто убить себя бесконтрольным применением способностей, выбросив с заклинанием всю свою жизненную энергию вместе со стихией.

В памятной беседе после первого воскрешения Демидов часто употреблял по отношению ко мне выражение «уникальный». Тогда мне показалось это оговоркой. Ротмистр упомянул, что я один из одиннадцати известных в мире одержимых, на кого в младенчестве смогли наложить слепок души. Это не уникальность, просто редкая особенность. Не знаю, правда, сколько всего одержимых — если их количественно много, то подобная особенность может быть даже весьма редкой. Но это не точно уникальность — и ошибся ли ротмистр, или просто не сказал мне всего, тоже тот еще вопрос.

И я действительно могу много не знать о себе и о своих наследственных, возможно действительно уникальных способностях, известных ротмистру. Это предположение, а вот данность в том, что я действительно уникален — о чем кроме меня здесь не знает никто. В отличие от обычных юных одаренных и одержимых, моя психика уже полностью сформирована и гораздо менее податлива.

Может быть об этом и говорил Астерот, когда упоминал что Олег просто не справится? Он по одному только рождению обладал невероятно сильными способностями… вернее, обладал возможностью их изучить, укротить вернее. И не «доброжелатели» вокруг, а именно скрытое пока могущество дара есть именно то, что он бы не вывез, просто не в силах освоить подобную силу. Да, Олег по физическому развитию и вложенным в него знаниям был действительно юным вундеркиндом-терминатором, но я то помню его глубоко спрятанное смущение и неуверенность. Да хоть перед той же Зоряной в школе, когда он одно время пытался к ней подкатывать.

Фон Колер между тем продолжал вдумчиво объяснять мне природу возникновения черного пятна на моем теле. Я старательно демонстрировал повышенное внимание и кивал в нужных местах. При этом сам уже давно понял все то, к чему подводил барон. Понял даже немного больше: в тот момент, когда едва не шагнул в бездну, это была не внешняя угроза для меня, а внутренняя. Разбуженная даром одержимости тьма сформировалась и укрепилась в моем теле, при этом отсеченная разумом, растекаясь сейчас под кожей живым паразитом.

Барон серьезно опасался за мой разум — по его словам, я в любой момент мог подвергнуться безвозвратной одержимости. Вот что это такое, я не совсем понял, но именно сейчас не суть важно — потому что моя психика, мой разум, уже по возрасту защищен. И настоящую опасность живая тьма представляла с другой стороны — она может захватить тело изнутри. Избежав участи превращения в тронутого тьмой безумца, я рискую превратиться в агрессивно-опасную тварь, в теле которой будет как в клетке метаться бессильное повлиять на поступки сознание. Если не…

— Выжечь во мне тьму, — эхом повторил я сказанные бароном слова.

Осекшись, Фон Колер замолк. Вновь повисло долгое молчание — профессор внимательно смотрел на меня, даже не скрывая напряженных раздумий.

— Я могу сейчас вызвать тревожную группу и нас незамедлительно доставят в Москву, где в Тайной академии Темных искусств лучшие специалисты в области одержимости помогут, с очень большой долей вероятности, справиться с твоей проблемой.

«Гарантированно помогут» — перефразировал я про себя. Барон сейчас в предположениях держит в уме незащищенную детскую психику — а на самом деле этой проблемы не существует. Но в его словах чувствуется отторжении идеи. Присутствовало в его фразе нечто такое, на что я невольно обратил внимание: «лучшие специалисты», сказанное с явным оттенком пренебрежения.

— Это неподходящий для меня вариант? — просто поинтересовался я.

Профессор отвернулся и выругался. Вновь по-немецки. Хотя может быть он и не ругался в прямом смысле слова, просто язык такой — грубый и не пластичный, совсем как взрослая психика.

— Знаешь, почему одержимые еще существуют? — приняв решение, вдруг посмотрел мне в глаза барон.

Я незамедлительно мысленно выругался, потому что ответ на вопрос увидел в его взгляде. Интонации, напряжение барона. Божечки, вот это поворот.

— Одержимые всех стран объединяйтесь? — ответил я вопросом на вопрос.

«Мы с тобой одной крови. Ты, и я» — фраза Саманты, сейчас как вживую прозвучавшая в ушах, заиграла новыми, гораздо более яркими красками.

Фон Колер помолчал, а чуть погодя кивнул.

— Очень… емкая фраза. У вас есть чувство слова, Алексей Петрович.

Ну еще бы — мысленно фыркнул я. Вы мне только трибуну дайте, я уж как начну глаголом жечь с опытом целого, непрожитого здесь века. С плеч же в этот момент словно тяжкий груз спал. Как и дикое напряжение, рассосавшееся после осознания возможности избавится от пятна тьмы. Волнение оставалось конечно, но уже дежурное.

— Я состою на императорской службе, и далеко не последнее лицо в Собственной Его Императорского Величества канцелярии, — проговорил барон, вновь подачей и тоном заставив меня насторожиться. — То, что я вам сейчас скажу, может стоить мне… карьеры, как минимум.

— Слушаю со всей возможной внимательностью, — заполнил я короткую паузу, за что был удостоен сердитым взглядом из-под густых бровей.

— Одержимых гораздо меньше, чем владеющих стихийным или универсальным даром. Одержимые сильнее чем одаренные, и именно благодаря этой силе мы еще существуем — не будь ее, нас давным-давно уничтожили бы стихийные маги. Именно наша сила — гарант выживания. Если вы попадете в ТАТИ, где темные искусства изучают в первую очередь одаренные, то… о нас, о нас всех, я имею ввиду, могут узнать больше. И если это случится фундамент нашей силы, наша защита, может пошатнуться.

— Я понял, о чем вы, Максимилиан Иванович. Варианты есть?

— В данный момент я вижу только один вариант — выжечь тьму в вашем теле здесь и сейчас.

— Есть какие-то препятствия этому? Я просто не понимаю вашей настороженности…

— Не совсем препятствие, Алексей Петрович. Подобное может сделать только сильный стихийный маг огня. И кандидат у нас с вами сейчас, учитывая необходимую конфиденциальность, лишь один.

— Анна Николаевна?

— Именно так.

— В чем именно загвоздка? В ее нежелании, или вы не уверены, что она сможет сохранить произошедшее в тайне?

— Алексей Петрович, — устало, словно утомленный детской непосредственностью взрослый, покачал головой барон. — Вы, очень и очень возможно, в будущем будете принадлежать к роду Юсуповых-Штейнберг, поэтому сомневаться в неразглашении произошедшего Анной Николаевной даже не стоит. В случае ее… честной игры.

«Оу-оу-оу, похоже становится горячо»

— В чем же стоит сомневаться?

— Уничтожая тьму, Анна Николаевна может сжечь ваше сознание. В процессе уничтожения очага вы будете вынуждены не сопротивляться ей, и если Анна Николаевна замыслит от вас избавиться, никакой слепок души не поможет вам после этого вернуться из-за кромки.

— М-может найти другого высокорангового мага? — поинтересовался я машинально. Как выяснилось, зря, потому что фон Колер посмотрел на меня с явным осуждением:

— Алексей Петрович, вы как ребенок, право слово…

«Вот сейчас обидно было»

— …я вам только что рассказал о цеховой солидарности, рискуя не только карьерой, но и жизнью, а вы предлагаете воспользоваться услугами одаренного, не причастного ником образом к семейным делам? Анна Николаевна, несмотря на всю питаемую к вам неприязнь, женщина умная, и способна поставить интересы рода над личной обидой. И есть очень большая вероятность, что…

Профессор как обычно ударился в пространные рассуждения. Он, похоже, тоже энергетический вампир. Только в отличие от меня вытаскивает из людей эмоции своей дотошностью и даже нудностью. А может, кстати, моя вредность также признак предрасположенности к темным искусствам и того, что я легко осваиваю способности даже без инициации?

— …поэтому я предлагаю незамедлительно поговорить с Анной Николаевной.

От того, как барон безапелляционно произнес последнюю фразу, меня бросило в холод — вместе с еще одной догадкой.

— Максимилиан Иванович, — ровным и спокойным голосом поинтересовался я. — Скажите, а если я откажусь от разговора с Анной Николаевной и последующего риска, если…

— Когда, — поправил меня фон Колер.

— …когда она согласится. И если я откажусь, вы ведь не доставите меня в Академию, верно?

— Алексей Петрович. За сто лет еще ни один одержимый не умер своей смертью, и по всем прикидкам наш дар позволяет жить столько, что впору говорить о грядущем техническом бессмертии. И вы можете считать общество одержимых закрытой кастой, к которой принадлежите по праву рождения. Если… если вы не согласитесь просить помощи Анны Николаевны, я буду вынужден вас убить, здесь и сейчас. Несчастный случай — пытался вам помочь, и не справился. Так бывает — люди часто умирают весьма неожиданно.

— Предельно честно, — покивал я, поджав в задумчивости губы.

— На том стоим, — в ответ пожал плечами барон.

После этой фразы разговор закончился. Я сидел и неспешно размышлял о жизни, наслаждаясь тишиной и покоем, фон Колер будто бы чего-то ждал. Как оказалось по прошествии четверти часа, ждал он Анну Николаевну. Не знаю, каким образом барон с ней связался — может пока я душ принимал, но княгиня зашла без стука. Замок кстати ей совсем не помешал — видимо, в своем имении нет ничего такого, что может противится воле хозяйки.

Зайдя в комнату, княгиня внимательно осмотрелась и не здороваясь, присела за стол.

— Анна Николаевна, сложившаяся ситуация требует от нас…

Княгиня видимо знала только то, что барон позвал ее по важному делу. Потому что начал он издалека, объясняя в своей манере долго и нудно.

— Максимилиан Иванович, — невежливо прервал я его на полуслове. — Анна Николаевна, — обернулся уже к княгине.

Анна Николаевна сохранила бесстрастное выражение лица. Но я прекрасно почувствовал, что она удовлетворена тем, как я бесцеремонно помешал фон Колеру углубиться в дебри рассуждений.

— Максимилиан Иванович, — обернулся я уже к профессору. — Я благодарю вас за честность, и прошу дать нам с Анной Николаевной возможность поговорить наедине. Мне необходимо обсудить с ней дела рода.

Княгиня хмыкнула и на ее лице появилась полуулыбка. Барон в этот момент даже побледнел от вспышки ярости, которую он, впрочем, все же сумел сдержать в себе. Я напряженно наблюдал за ним — потому что, не скрою, опасался что профессор попробует прикончить нас обоих здесь и сейчас. Вероятность мала, конечно, но все же, все же.

— Алексей Петрович. Анна Николаевна, — поднялся было фон Колер.

— Нет-нет, Максимилиан Иванович, не утруждайтесь. Это ведь ваши покои, а мы с Анной Николаевной думаю пройдем к ней в кабинет. Анна Николаевна?

Черт, я как обычно забыл сколько мне лет. И если в прошлой жизни такая подача выглядела бы естественно, то от подростка — столь наглым образом застроившего своего мастер-наставника, еще и указывающего княгине что ей стоит сейчас делать, выглядело все это… неожиданно.

К счастью, стерпели оба. Фон Колер еще сильнее побледнел от сдерживаемой ярости, а Анна Николаевна еще отчетливее продемонстрировала улыбку. В этот раз явно специально для барона. Чувствую, все очень непросто в их отношениях. И возможно, столь откровенная неприязнь появилась тогда, когда фон Колер уговорил или даже заставил княгиню извиниться передо мной; а может быть и раньше.

Вместе с княгиней мы вышли из покоев барона, и в молчании пошагали в ее рабочий кабинет. Хотя… свернули совсем в ту сторону, куда я до этого ходил пару раз. Куда направлялись я понял, когда пришли — мы оказались в кабинете действительно рабочем, а не показательно-выставочном, в котором княгиня принимала нас с Анастасией.

— Здесь… — выразительно посмотрел я по сторонам.

— Здесь все сделано так, что происходящее в этих стенах недоступно для чужих ушей, — холодно произнесла Анна Николаевна.

— Даже если Максимилиан Иванович силой всей организации, в которой… состоит на императорской службе захочет узнать, что здесь происходило? — все же поинтересовался я.

— Даже если этого захочет сам государь-император, — кивнула княгиня. — Я слушаю.

Возможно, так жестоко оставлять за бортом фон Колера не следовало, понял вдруг я. Потому что Анна Николаевна смотрела на меня без особой приязни, скорее даже наоборот. Это абсолютно чужой и не питающий ко мне никаких положительных чувств человек. Барон хотя бы… хотя бы что? — переспросил сам себя, и не нашел никаких положительных черт в позиции барона. Он заинтересован во мне как в объекте, плюс цеховая солидарность. Княгиня также заинтересована во мне, плюс «родственная» солидарность.

— Анна Николаевна, вам знакома некая Елена Владимировна?

Начал разговор совсем не так, как планировал — потому что холодный душ безучастного взгляда княгини меня освежил в достаточной мере. Я снова среди опасной трясины и снова необходимо как можно скорее нащупать почву под ногами. И глядя в глаза молчавшей собеседницы, я добавил:

— Елена Владимировна, сильная целительница, вращается в самом высшем обществе, к ней обращаются «ваша светлость. И еще она вела беседу со мной, цитирую: «по-родственному».

Княгиня после моих слов вдруг побледнела как полотно, и на фоне пергаментной белизны ее кожи еще ярче оттенились пламенные всполохи в глазах. Оу-оу, похоже я сейчас как в улей палкой ткнул. Как бы даже голову в пасть льву не засунул — напрягся я, видя нескрываемое удивление княгини.

— О чем же вы разговаривали с Еленой Владимировной? — звенящим от напряжения голосом спросила Анна Николаевна.

— Дело в том, что наша встреча произошла в не очень благоприятной обстановке. Отряд, эвакуировавший меня со враждебной территории, был вынужден захватить принадлежащую клану Майер яхту, на которой отдыхала Елена Владимировна.

— Откуда вас эвакуировали, Алексе… Артур? — вовремя поправилась княгиня, прервав меня.

— Из Волынского протектората.

— Посольство Ганзы тоже… вы? — даже откинулась на спинку стула Анна Николаевна.

— Да там не только посольство, — пожал я плечами со вполне искренним расстройством. — Еще много всего набралось, и я если честно боюсь что меня государь-император велит вздернуть за это.

— Вы гражданин, а не поданный. Поэтому вздернуть вас могут только по решению суда, — утешила княгиня.

— Ну, это совсем меняет дело, — с показательной благодарностью кивнул я, вызвав едва заметное шевеление уголка губ княгини.

— Так о чем же вы с ней разговаривали? — голос вновь едва подрагивает.

— Елена Владимировна получила от меня уверение, что я буду сопровождать ее младшую дочь Ольгу на петербуржский бал дебютанток в феврале. И в связи с этим она собирается прислать мне учителя танцев. Сюда, на время новогодних каникул.

В этот раз княгиня сумела сохранить спокойствие, но я кожей чувствовал — она напряжена как струна.

— И это все?

— У нас было совсем немного времени, — кивнул я. Но мгновение раздумья, и все же решился открыть все карты: — Елена Владимировна задала еще один вопрос.

— Какой-же? — словно рысь перед прыжком подобралась княгиня.

— Во избежание кривотолков, снова процитирую: «Аннет уже сосватала за тебя свою Настеньку?»

«С-сука» — прочитал я по губам Анны свет Николаевны.

Несколько долгих минут сидели в молчании.

Спрашивать о том, кто такая Елена Владимировна, и почему «Аннет» должна была по ее мнению сватать мне «свою Настеньку» не стал. Даже если получу ответ, то никак не буду уверен в том, что он близок к истине. Поэтому зачем лишний раз пробовать на прочность едва появившийся кредит отношений?

— Анна Николаевна, — прервал я слишком затянувшееся раздумья княгини. — Дело в том, что это не все, что я хотел вам сказать.

— Да? Продолжайте, — уже с нескрываемым интересом обернулась ко мне княгиня.

— Когда… я оказался в центре неблагоприятных обстоятельств, во время эвакуации из протектората, мне пришлось применить силу своего запретного дара. Это имело неприятные последствия, которые грозят мне физической смертью в самое ближайшее время.

Я сделал небольшую паузу, но по эмоциям и лицу княгини невозможно было ничего прочитать, поэтому продолжил.

— Как сказал Максимилиан Иванович, необходимо выжечь пятно тьмы из моего тела. Со слов профессора сделать это можете только вы, гарантируя сохранение произошедшего в тайне, потому что вы заинтересованы во мне как в активе рода. О том, что в процессе вы можете выжечь мой разум, он также предупредил. Но, опять же с его слов, выбора у меня нет, так как при любом другом раскладе возможно распространение ненужной информации об особенностях темных искусств.

Я перевел дыхание, глядя в глаза княгини и закончил:

— Барон фон Колер недвусмысленно предупредил, что попытка изыскать любой иной вариант действий может закончиться для меня несчастным случаем. Выбора как такового у меня нет — лишь просить вас помочь справиться с тьмой у меня в теле. При этом надеяться на то, что вы предпочтете оставить меня в живых.

— А разговаривать при Максимилиане Ивановиче ты не стал, потому…

— …что несчастный случай, как понимаю, произойдет не только со мной, но в скором времени и с вами — вы ведь также уже в курсе необычности моих способностей.

Княгиня, внимательно глядя мне в глаза, задумалась. Меня же молний пронзила догадка — Измайлов, докладывающий о моем ему ультиматуме. Получается, что информация уже вышла за пределы осведомленности нескольких лиц. Хотя что это я… Фон Колер же знает об участии Измайлова, а отряд спецов наверняка напрямую подчиняется организаторам моей эвакуации, курирующим именно темные искусства. Поэтому утечка информации вряд ли возможна — да и от Измайлова могут банально избавиться. Произошедшее останется в тайне, если не произойдет чего-то невероятного — к примеру, сторонний от интриг жандармов и канцелярии высокопоставленный чин или даже сам Император лично не вызовет штабс-капитана, чтобы допросить с особым тщанием, при этом вникая в самые мелкие детали. Да ну, бред — у царя других дел достаточно, для подобного специально обученные люди есть.

Анна — которая действительно свет, судя по пламенеющим глазам, Николаевна, хранила молчание. Я, уже практически не нервничая и не переживая, обернулся к стене рассматривая родовой герб. На огненных львов на щите смотрел с интересом, подмечая мелкие, незамеченные ранее детали. На смену переживаниям пришел самый настоящий фатализм — ну а что мне сейчас трепыхаться? Как в русской рулетке — я уже нажал на спуск и жду, или-или. Бежать куда-то? Да куда я убегу, смешно.

В точности так, как совсем недавно на балу в Республиканском дворце я вновь оказался в безвыходной ситуации, в которой от меня больше ничего не зависело. Вот только отряда конфедератов за забором больше не было, и сейчас моя судьба висит на тонком волоске решения княгини.

Сохранить мне жизнь, с неясной перспективой пользы для рода в будущем, или просто расплавить мне мозг, убив без возможности воскрешения слепком души. При этом княгиня не может не понимать — наш разговор наедине значит то, что мы теперь с ней в одной лодке. И если я умру, то фон Колер будет вынужден постараться сделать так, чтобы произошедшее осталось тайной для всех. Сможет он в родовом имении княгини совладать с ней? Вряд ли. Но приобретать столь могущественного врага путем избавления от меня… та еще дилемма сейчас у Анны Николаевны.

Хм, — споткнулся я вдруг об одну из своих мыслей. Вопрос. Фон Колер, когда только что рассказывал мне о возможной опасности… Не планировал ли он то, что княгиня просто выжжет мне мозг и дело уберут в архив? Если, как он говорит, произошедшее со мной «невозможно», а я — не кривя душой, уже по-настоящему непредсказуем, может быть проще от меня избавиться? Да, и почему я поверил ему безоговорочно о том, что окружающий мир спит и видит, как уничтожить одержимых? Может я надумал лишнего, а барон просто решил избавиться от меня руками княгини из-за произошедшего в протекторате?

Черт, да никакой тьмы уже не надо — сейчас голова от сонма догадок просто взорвется, как упавший на асфальт с высотки арбуз.

— Анна Николаевна, — медленно протянул я. Понимая, что сказав то, что сейчас собираюсь озвучить, целенаправленно кидаю все фишки на красное.

— Мама? звала? — одновременно с моими словами прозвучал из-за спины девичий голос.

Я даже не оборачиваясь понял, кто пришел. Княгиня поверх моего плеча посмотрела в сторону двери и глазами показала чуть в сторону. Анастасия, когда подошла и встала в указанном месте, очень удивилась моему присутствию. Но быстро справилась с собой. Я же на краткий миг с интересом задумался о том, каким образом княгиня вызвала старшую дочь.

— Вы что-то хотели сказать, Алексей, — отвлекла меня Анна Николаевна.

«У-ух ты». Я, значит, уже не Артур, а Алексей. Очень интересно.

— Да, прошу прощения, — кивнул я и встал, чуть отойдя от стула.

Пара недоуменных взглядов устремилась на меня. Но сидеть мне было некомфортно — княжна стоит, а я в кресле. Постоим вдвоем.

Внутри к победившему фатализму прибавилась толика спокойствия. Если бы княгиня решила меня списать прямо сейчас, стала бы она звать Анастасию? Обращения Алексей вместо Артура, опять же.

— Анна Николаевна, я подумал о том, что Максимилиан Иванович, озвучивая мне возможность неблагоприятного исхода ваших действий, именно на него и в тайне и рассчитывал.

Княгини понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осмыслить услышанное. После она кивнула, поджав губы.

— Возможно, возможно. Раздевайтесь, Алексей.

Под удивленным ярким взглядом черноволосой княжны я снял с себя верх спортивного костюма. Княгиня наблюдала за мной с интересом, Анастасия с удивлением. Но когда я снял футболку, обе забыли обо мне как о личности, разглядывая пятно тьмы.

— Присаживайтесь, — произнесла Анна Николаевна и показала на пуфик у стены. — Или даже лучше будет лечь, — протянула задумчиво княгиня, осматриваясь в поисках места.

— Постоять могу? — глянул я на предложенный вариант, представляя себя на нем.

— Если выдержите, — пожала плечам Анна Николаевна.

— Я попробую.

— Хорошо, — даже не стала спорить княгиня. — Только… — прикусила она губу, осматривая черное пятно, — если будете терять сознание, постарайтесь падать лицом вперед. Мне так будет сподручнее завершить начатое, со спины гораздо удобнее работать.

— Буду падать, обязательно учту.

Княгиня мягко взяла меня за предплечье и вывела в самый центр кабинет.

— Вы знаете, что я сейчас буду делать?

— Знаю только то, что вы сейчас будете выжигать пятно тьмы. Никакими другими подробностями не владею.

— Настя, — кивнув мне, посмотрела на дочь княгиня.

Юная княжна подошла ближе. Настолько, что я почувствовал ее дыхание, а необычного ультрамаринового цвета глаза оказались совсем рядом. Анна Николаевна между тем отпустила мою руку и зашла за спину. Ее горячие, почти обжигающие ладони легли на чистую кожу вокруг пятна тьмы.

— Сейчас Анастасия… слегка тебя заморозит, — перешла на «ты» княгиня. — Прошу, не противься ей. Можно конечно обойтись и без этого, но это хоть как-то избавит от совсем серьезных болевых ощущений. Постарайся не потерять сознание. Готов?

— Всегда готов, — негромко ответил я.

Юная княжна положила руки мне на плечи — высоко, ближе к шее. Ее ладони также обжигали, только в отличие от прикасаний Анны Николаевы жгли морозным холодом.

— Настя, начинай.

Я глубоко вздохнул, отключая все ментальные барьеры. Сразу почувствовал, как на меня бурным потоком хлынули эмоции внешне сдержанной княжны. Видимо ей — для того чтобы исключить опасность убить или превратить меня в ледяную скульптуру, также пришлось открыться. Бросив короткий взгляд на яркий румянец, проступивший на молочно-белой коже, я быстро отвел глаза. Когда твоя жизнь руках юной одаренной, лучше ее не смущать лишний раз. И так волны горячего девичьего стыда обжигают не меньше, чем жар от ладоней княгини или морозный холод, постепенно проникающий в тело.

— Твоя кровь стынет. Холод, который ты впустил в себя, заморозил кровь, но не пробудившуюся в тебе тьму, — зазвучал позади спокойный голос Анны Николаевны. Ее ладони постепенно двигались, накрывая пятно на моей коже.

— Тьма не здесь, она внутри. И сейчас будет больно, — предупредила княгиня. — Постарайся не кричать.

Анна Николаевна не соврала. Кожу в месте касания ее рук жгло все сильнее, а чуть погодя в меня словно плеснули раскаленный металл, который потек по венам, обжигая и выжигая. Наверное, я бы закричал — если бы не ультрамариновые глаза совсем рядом, с заметным оттенком жалости. Так что я только открыл рот и сипло выдохнул, хоть так спасаясь от мучительной боли.

Проникающий под кожу жар становился все сильнее, ноги задрожали, подкашиваясь. Но я продолжал стоять, с трудом удерживая равновесие. Взгляд помутнел и единственное, что сейчас видел с необычайной четкостью — яркое пятно синих глаз совсем рядом. Позади зазвучал озабоченный голос княгини, постепенно переходящий в крик. Я старался держаться из последний сил, но накатившую темноту беспамятства встретил даже с долей облегчения — настолько тяжело было терпеть мучительное жжение по всему телу.

Пришел в себя лежащим на спине. На грани слышимости звучали голоса, постепенно становясь громче. В тот момент, когда я понял, что вот-вот и уже смогу различать слова, наступила тишина. Фразу оборвали словно на полуслове.

— Очнулся, — произнесла княгиня.

По ее тону я понял, что говорила только что Анастасия, а мать жестом заставила ее замолчать. Открыв глаза, я увидел сверху выпуклости груди и понял, что лежу на ногах княжны как на подушке. Вновь абсолютно закрытый эмоциональный фон, никаких намеков на чувства и эмоции. Взгляд девушка отвела, но скулы вновь тронул румянец, сейчас правда не такой яркий как совсем недавно.

Поморщившись, я с трудом поднялся. Посмотрев на плечо, вздрогнул — кожу теперь вместо темного пятна покрывала корка подсохшей, местами черной крови. В трещинках коросты раны посверкивали искры живого огня. Руку и всю правую сторону груди жгло, но это была… хорошая боль, боль заживающих ран.

— Тьмы в тебе оказалось неожиданно много, — заговорила княгиня. — Это было… непросто, но я справилась. Несколько дней придется потерпеть, а после огонь сам прекратит свое…

Пока Анна Николаевна говорила, я, поймав взглядом одну из искорок огня, вдруг понял, что стоит мне захотеть, и она перемещается вместе с моим взглядом. Сосредоточившись, направляя потоки энергии, я собрал зудящий жар в одном месте и усилием повел его по руке, к ладони.

При этом я морщился от усилия и боли, но остановится уже не мог. Княгиня, замолчав на полуслове с открытым ртом, наблюдала как над моей поднятой ладонью колышется жаром воздух, а после загорается совсем маленький огненный шарик. Вся чужая магическая энергия выходила из меня, словно вытаскиваемый стоматологом больной зуб. Нет, даже как спица из руки после сложного перелома. Еще несколько секунд, и у меня над ладонью висел шар живого огня размером с теннисный мяч.

Пламя обжигало, и я сморщился от боли, чувствуя, как жжет покрасневшую, уже покрывшуюся волдырями кожу ладони. Княгиня быстро сделала шаг вперед, и забрала с моей ладони живой огонь, который моментально истончился, исчезая в ее руке усвоенной энергией.

— Что-то не так? — сиплым голосом поинтересовался я, углядев во взгляде княгини, как мне даже показалось, капельку безумия. — Все хорошо? — добавил я.

— Все просто отлично, Алексей, — вернулась к состоянию невозмутимости Анна Петровна. — Все просто замечательно, за исключением одной вещи: то, что ты только что продемонстрировал, считается невозможным.

— Ага, — только и кивнул я, соглашаясь. — Простите, а попить есть что-нибудь?

О том, что «это невозможно» я уже где-то слышал. Когда Анастасия поднесла мне бокал с водой — судя по форме предназначенный для мартини, и я сделал несколько глотков, в голове немного прояснилось. Сразу вспомнил, что о «невозможном» слышал от фон Колера совсем недавно.

Вновь изогнувшись, посмотрел на предплечье, пытаясь заглянуть еще и на лопатку. Кожу по-прежнему покрывала подсохшая корочка раны, в трещинах которой розовела сукровица и набухали алые капельки крови. Вот только жжение ушло вместе с огнем, и теперь со мной осталась лишь саднящая, вполне обычная боль.

— Анна Николаевна.

— Да-а… — протянула она.

Княгиня уже полностью пришла в себя и выглядела в точности, как и в самом начале нашего разговора. Оказавшаяся за спиной Анастасия также спряталась в скорлупу ментальной защиты, и я теперь даже не чувствовал ее присутствия.

— Спасибо, — сказал я совсем не то, что хотел сначала.

Отвечать Анна Николаевна стала. Она лишь улыбнулась показательно-холодно, едва-едва кивнув. Ну да, это было дорого и эксклюзивно, понятно все. Через несколько мгновений я наткнулся на недоуменный взгляд княгини. Не могу понять, что она от меня хочет, притом смотрит так, словно я сейчас реально накосячил… а ну, да.

— Анастасия, — обернулся я к девушке, которая совсем недавно сидела на полу, положив мою голову себе на ноги. — Благодарю вас за помощь.

Юная княжна в ответ на мои слова даже бровь не повела, разглядывая родовой герб на стене. Ну да, предсказуемо. Правда, ее безразличие выглядело бы гораздо внушительней, если бы не тронувшие скулы пятна румянца.

— Анна Николаевна, — снова заговорил я, возвращаясь в потерявшейся было мысли. — Скажите, вы незаметно для меня вызвали сюда Анастасию. Сможете также позвать моего мастер-наставника Мустафу?

— Ты хочешь поговорить с ним по поводу барона?

— Да, — просто ответил я.

Княгиня в этот раз обошлась без тайных способностей. Она просто достала таблетку ассистанта и активировав ее, несколькими легкими жестами что-то написала на экране проекции планшета.

— Мустафа будет ждать тебя в гостевом доме, в саду.

Снова кивнув, я попятился было к двери. Только открыл было рот для очередного дежурного «спасибо», знаменующего прощание, как щелкнул замок и в проеме двери я увидел знакомого уже молодца из охраны поместья.

— Вас проводят. Если доживете до завтрашнего дня, жду на семейном ужине, — перейдя на прежний официальный тон, неожиданно позволила себе шутку Анна Николаевна. — Нам надо многое обсудить, — вновь голос ее стал холодно серьезен.

До сада я не дошел. Дорогу нам с сопровождающим преградил фон Колер, расположившийся на выходе из коридора. Барон взглядом попросил молодца из охраны отойти в сторонку. Тот напрягся, почему-то посмотрев на меня, и я кивком подтвердил. Подойдя ближе, барон поднял руку и над нами повисла полупрозрачная полусфера, отсекающая свет и звуки окружающего мира.

Глядя на фон Колера, я ожидал самого худшего. Но вдруг с изумлением понял, что передо мной сейчас стоит самый настоящий усталый старик.

— Максимилиан Иванович, а сколько вам лет? — неожиданно для самого себя поинтересовался я. Профессор не ответил, но криво усмехнувшись выпрямился и старческая безнадега в его позе, осанке и мимике пропала.

— Алексей Петрович, вы сейчас хотите встретиться с Мустафой, чтобы он вывел вас на Демидова, а тот помог вам избавиться от меня в своем окружении? — ровным голосом произнес барон.

— Если честно были такие мысли, — кивнул я.

— И вы собрались это делать, не переговорив перед этим со мной, — удивленно поднял бровь фон Колер.

— Я не думаю, что господин ротмистр прилетит сюда моментально, как волшебник в голубом вертолете, — пожал я в ответ плечами. — И после того как я попросил бы Мустафу организовать мне встречу с ротмистром, обязательно обсудил бы с вами все волнующие меня вопросы.

— Волшебник в голубом вертолете, — хмыкнул профессор. — А если бы, гипотетически, мы бы с вами откровенно обсудили все острые вопросы и нашли взаимовыгодные компромиссы? О чем бы вы тогда говорили с господином ротмистром?

— За время визита в протекторат у меня набралось материала достаточно, чтобы сформировать немалое количество волнующих вопросов помимо вашего ультиматума, Максимилиан Иванович.

— Вам не понравился мой ультиматум?

— Мне не нравится, когда у меня отсутствует даже иллюзия самостоятельности. Я прекрасно понимаю, что вы можете здесь и сейчас сровнять с землей все имение Анны Николаевны, но даже с осознанием этого не собираюсь ходить у вас на короткой веревочке, господин барон.

Про «здесь и сейчас сровнять с землей» я конечно польстил, но сделал это сознательно. В разговоре с серьезным противником всегда лучше перехвалить, чем принижать его способности. Любое необдуманное «одним полком за два часа» всегда заканчивается катастрофой, это аксиома.

— Ах вот оно что… — неожиданно полностью успокоился профессор. — Вы просто быстро повзрослели, Алексей Петрович.

— Весьма вероятно, Максимилиан Иванович.

— Демидов уже практически здесь. Менее чем через четверть часа он, как вы выразились, «прилетит в голубом вертолете».

— Это связано с тем, каким образом я покинул протекторат?

— Опосредственно. Дело в том, что командовавший специальным отрядом штабс-капитан Измайлов сразу по пересечении границы был самым настоящим образом спрятан своим непосредственным начальством. Межведомственные разборки, не думаю, что это сильно необходимая сейчас вам информация, — отреагировал на мой взгляд барон, — и у господина Демидова сейчас нет той информации, которой вы поделились со мной. Нет информации о ваших методах убеждения командовавшего группой офицера, я имею ввиду.

Фон Колер помолчал несколько секунд, давая мне возможность обдумать услышанное, после продолжил:

— Алексей Петрович. Сейчас только я, и может быть еще Анна Николаевна, ваши настоящие союзники. И покровительство герцогини Мекленбург, на которое вы рассчитываете, можно рассматривать больше как опасность, а не как благо для вас. Это я заявляю вам, продолжая наш так неожиданно прервавшийся честный разговор.

Герцогиня Елена Владимировна Мекленбург, значит. Учтем, — подумал я про себя. Вслух же спросил:

— И даже после произошедшего демарша с моей стороны мы с вами сможем поддерживать наши деловые… союзнические отношения на прежнем уровне?

— Несомненно, — кивнул барон.

— Вы меня убедили, Максимилиан Иванович. В разговоре с господином ротмистром сейчас я точно не буду ратовать за то, чтобы он поспособствовал исключению вас из моего круга общения.

— Рад, что вы отказались столь благоразумным юношей.

— Благодаря вашей откровенности, Максимилиан Иванович.

— На том стоим, Алексей Петрович, на том стоим, — кивнул фон Колер и поднял руку, готовясь снять защиту.

— Нюансы предстоящего разговора с господином ротмистром, как и его возможные вопросы, думаю нам стоит обсудить в иной обстановке, — ответил он на мой вопросительный взгляд, все же снимая завесу полога.

«Оу» — только и проговорил я беззвучно, оглядываясь по сторонам.

— Анна Николаевна, с Алексеем Петровичем мы пришли к полному взаимопониманию, — сохраняя полное спокойствие, произнес фон Колер.

Княгиня едва заметно шевельнула рукой и вооруженная, облаченная в доспехи пятерка бойцов разошлась по сторонам, исчезая за углом. Поймав горящий огнем взгляд я благодарно кивнул. Анна Николаевна показательно этого не заметила, отворачиваясь и направляясь по своим весьма важным делам. Вот только кисти рук ее по-прежнему были подернуты маревом горячего воздуха. Ну, я еще не родственник, но уже актив рода — можно подытожить отношение княгини.

Господи, как я устал от всего этого. А еще ведь с Демидовым разговаривать, тщательно выверяя каждое слово, жест, интонацию. Кроме того, надо решить с ним вопрос вознаграждения за мое участие в турнире — та еще война предстоит, с этой темы я просто не слезу. Так что сейчас — кто бы мог подумать? — я уже мечтаю о том моменте, когда просто пойду в школу.

Первый учебный день совсем скоро, и совсем скоро я смогу с чистой совестью минимум половину дня маяться дурью — знания, доставшиеся в наследство от Олега, мне это наверняка позволят. Главное — мысленно предостерег я сам себя, не ошибиться со школой как в прошлый раз, когда поездку в протекторат я воспринял как сафари, которым можно насладиться, убежав на время от проблем.

Окончание главы