МГА: Человек-Паук дружелюбный студент по обмену Глава 14.8

Шото вскипел, оскалив зубы. Этот титул. Это прозвище, которое висело над головой Шото столько, сколько он себя помнил. То, что заставило этого человека растить его, едва зная, что у него есть братья и сестры.

То, что заставило его мать…

Глаз Шото горел, призрачные воспоминания пронзали его насквозь. Но даже в этом случае он не доставил мужчине, стоявшему перед ним, удовольствия понять, что он отреагировал на его слова.

- Я вхожу в пятерку лучших по всем предметам, - отметил Шото.

- Но ты недостаточно хорош, когда дело доходит до оценки причуд, - возразил Энджи, - или ваших тренировочных битв. Как мой сын, ты должен быть номером один.

- Сейчас начало года, - сказал Шото, но даже он знал, что это слабый аргумент.

- Это не оправдание, и ты это знаешь! – рявкнул Старатель. - Что это, черт возьми, такое?! - спросил он, размахивая листком в руке. – Ты со своей двойной причудой проигрываешь простому «Пауку» и иностранцу в придачу! Действительно ли твое восстание стоит того, чтобы проигрывать причуде насекомого? Проигрывать пустому месту? Этому… Питеру Паркеру? - он выплюнул это имя, как проклятие.

Закрыв глаза, Шото мысленно сосчитал до пяти.

Это помогло. Почти.

- Какой бы отчет ты ни получил, в нем должно быть упомянуто, что я был без своего партнера, которого нейтрализовали первым, и я был против этого Паука и его партнера в одиночку...

- Оправдания! – Герой Номер Два взревел. – Ты - Тодороки, мой сын, целые армии имеют равные шансы, когда дело доходит до битвы! Все твои учителя прокомментировали твой отказ использовать левую сторону! Возможно, ты и добивался успеха, используя свою правую сторону, но рано или поздно ты столкнешься с кирпичной стеной, как показала твоя битва с этим твоим одноклассником-иностранцем на Боевом испытании.

- Они не упоминали об этом при мне, - огрызнулся Шото, стиснув зубы.

Энджи фыркнул:

- Кучка трусов. Ты их ученик, и если ты делаешь что-то настолько глупое, что даже они замечают, они должны сообщить тебе. По крайней мере, у твоего классного руководителя достаточно здравого смысла. По его словам, твой бунт мешает твоему росту во всех сферах. Если ты этим будешь пользоваться, то не станет причин, по которым ты не сможешь быть лучшим в своем классе, если не во всей школе.

Энджи превратил отчет в пепел, позволив пеплу упасть на пол, все это время пристально глядя на Шото.

Долгое мгновение никто из них не произносил ни слова. Шото не моргнул под пристальным взглядом, несмотря на силу, которой обладал его отец, на него это не действовало. Просто усталый, озлобленный старик, который не смог достичь ранга Героя Номер Один, проецирует свое желание на ребенка.

И что было еще хуже, именно в такие моменты он действительно выглядел так, словно гордился Шото. Тот факт, что он мог встретиться с ним взглядом, больше не отступая, вызвало некоторую гордость в глазах Энджи. Оказывается, у его сына есть хребет.

- Однако с приближением фестиваля у тебя есть возможность исправить свои ошибки.

Шото закатил глаза, поворачиваясь обратно к столбам.

- Мне не нужно, чтобы ты говорил мне побеждать. Я собирался сделать это, несмотря ни на что.

- И я не ожидаю ничего меньшего, - сказал старик, - я просмотрел твоих конкурентов, на твоем пути должно быть мало препятствий. Однако мероприятия фестиваля призваны препятствовать и бросать вызов всем причудам, даже таким, как твоя. Так что пока, - Шото оглянулся и увидел какие-то бумаги, - у тебя есть домашнее задание.

Шото мельком взглянул на бумаги, но только для того, чтобы потом спокойно перевести взгляд на героя перед собой.

- И что это?

- Предыдущие мероприятия фестиваля, - объяснил Энджи. - Тебе лучше ознакомиться с тем, что может произойти, чтобы подготовиться как следует.

- Я думал, ты хотел, чтобы я победил сам? - спросил безэмоционально Шото.

- Я сказал, что не ожидаю от тебя ничего меньшего, чем победа, - раздраженно пояснил старик. - Но даже я не действую вслепую. Поступать так - глупо.

Глаза Шото сузились, а Энджи только ухмыльнулся.

- Считай это подарком, одним из многих, которые я тебе подарил.

Наступил момент абсолютной тишины, Шото протянул руку и взял предложенную стопку бумаги левой рукой. Он увидел обложку, датированную событиями того времени, когда сам Энджи учился в UА в качестве студента.

Подарок, как он это назвал.

Затем Шото уставился на отца, прежде чем приказать своей левой стороне сжечь бумаги дотла. Пылающий взгляд Энджи усилился, минутная гордость за решимость Шото улетучилась, как ветер.

- Мне не нужны твои подарки, - заявил Шото, тряся рукой и отбрасывая пепел. - Точно так же, как мне не нужен ты.

- Значит, ты растрачиваешь его так же, как и все остальные, - усмехнулся Энджи, его голос едва сдерживался, в то время как его зеленые глаза горели тихой яростью.

Он обернулся в дверях, его огонь обжигал пальцы:

- Фестиваль - это последний раз, когда тебе будет позволено продолжить это твое маленькое восстание, я ясно выразился? Если ты продолжишь это дальше… ты не захочешь видеть последствия.

Шото не ответил, но они оба знали, что он не сдастся. Герой профи ушел, хлопнув раздвижной дверью и оставив Шото одного. Он услышал тяжелые шаги Старателя, когда тот покидал дом, даже не потрудившись попрощаться со своей собственной дочерью. Вот и всё, скатертью дорожка.

Секунду он был спокоен, затем с ворчанием набросился на ближайшего манекена.

Слабый лед, он должен быть плотнее, он должен быть лучше. Так должно быть. Он не смог доказать ему.

Его льда будет достаточно, Шото дал себе обещание. Он собирался выиграть фестиваль, независимо от того, кто стоит на его пути.

И он сделает это без этой причуды.

Она ему не нужна. Шото покажет Старателю, что ему не нужно присутствовать в его жизни. Шото справится сам.

Просто для того, чтобы он мог показать, насколько ничтожными были для него жалкие желания этого старика.

Если ему придется растоптать своих сокурсников, чтобы сделать это…

- Да будет так, - прошипел Шото и выстрелил ледяным копьем, пронзив несколько манекенов, лицо его было хмурым. Он пошел спать.

Если бы кто-нибудь видел, как он уходил, он бы заметил, что выражение его глаз было таким же, как у Старателя, кипящим от саморазрушительной ярости.

Окончание главы