Глаза резко распахиваются, в легких не хватает воздуха, отчего дыхание становится глубоким и прерывистым, словно ты задыхаешься, и помочь тебе невозможно.

Совсем рядом, в паре шагов, кто-то обеспокоенно раздает указания, говорит что-то еще, но слов не разобрать.

Пелена застилает сознание, и, когда первые лучи предрассветного солнца мягко касаются лица, глаза вновь закрываются, а разум проваливается в глубокий сон, которому нет конца.

***

— Главное, не делай глупостей, договорились?

— Да.

***

Питер просыпается на больничной койке со слезами на глазах. Откуда? И почему? Он не может вспомнить. Смутное чувство печали и тоски уходит на второй план, когда появляется боль.

— Наконец-то! Неужели очнулся… — мужчина лет пятидесяти в белом халате подходит ближе к Паркеру, но тот инстинктивно дергается в противоположную сторону, — спокойно. Все нормально. Все уже позади, — он спокойно, ласково улыбается, всем своим видом давая понять, что Питеру ничего не угрожает.

Когда парень пытается что-то сказать, слова застревают у него в горле, а наружу выходит лишь тихий, чуть слышный, хрип.

— Тише, тише, мальчик, не все сразу. Ты только очнулся, тебе еще нужно время на восстановление, — врач протягивает парню стакан воды, взятый с ближайшего столика.

Руки дрожат, пальцы совсем не слушаются. Стакан падает. — Ничего страшного, случается, — доктор все также по-доброму, но уже с заметным волнением улыбается, глядя на парня. Он вызывает в палату медсестру, дабы та сменила промокшее покрывало. Тем временем мужчина снова наливает воду, подходит к койке и, крепко беря ладонь парня в свою,

помогает ему взять стакан, — тише. Не спеши, — совместными усилиями, Паркер подносит стакан к губам, а затем, поддерживая его второй ладонью, с жадностью выпивает жидкость до дна, начиная покашливать, — куда же ты спешишь. Вода от тебя не убежит в любом случае.

В палату входит медсестра, быстро укрывает парня новым покрывалом и также скоро удаляется, оставив в палате только легкий, слабо ощутимый запах… Кажется, лаванды.

Тем временем врач фиксирует показатели приборов, время от времени методично постукивая ручкой о свой блокнот.

— Что… Со мной? — Паркер говорит тихо, почти не слышно, с хрипом, но доктор все понимает. Поворачиваясь к Питеру, мужчина старается улыбаться, но выходит не очень. За окном смеркается, врач выглядит уже порядком уставшим, а потому притворство ему дается нелегко.

— Укус ядовитого паука. Ты был в коме. Почти четыре года, — на последних словах парень замирает, смотря в одну точку и теряя возможность дышать. Только через минуту, когда воздуха в легких уже не остается, он наконец начинает дышать, но каждый вдох дается с трудом.

Молчавший до этого доктор подходит ближе и, всматриваясь в глаза пациента, спрашивает:

— Скажи, ты все помнишь? Нет провалов в памяти? Твое имя?

— Питер. Паркер, — все также тяжело дыша, тихо отвечает парень.

— Имена родственников? Друзей?

— Тетя Мэй. Родителей… Нет, — парень начинает кашлять, и доктор заботливо протягивает ему очередной стакан воды. На этот раз парень берет его уже крепче.

— Ладно, на сегодня все. Отдохни пока, — доктор, уходя, выключает свет, оставляя Паркера одного наедине со своими мыслями в тусклом свете прикроватной лампы.

Ночью он спит плохо. Несколько раз парень просыпается то в холодном поту, то в слезах, но когда пытается вспомнить свои сны, это не дает никаких результатов.

Спокойно спит он лишь под утро, до того момента, пока сквозь сон не ощущает на себе чей-то взгляд.