Здание было построено из сырцового кирпича. Длинное и прямоугольное по форме, оно было разделено на три равные части. В средней части располагались главный зал и столовая, где собирались люди, а в обоих концах располагались спальни. Юй Цайлин жила в восточном крыле в очень простой комнате, чьи желтые оштукатуренные стены были отполированы до блеска и чистоты. В пол была встроена большая квадратная печь, выглядевшая так, словно она была сделана из глины, и, хотя ее конструкция была простой, она сохраняла достаточно тепла. Хотя Юй Цайлин обычно была спокойной по натуре, то, что последовало за этим, почти заставило ее упасть в обморок от страха...

В комнате не было ни каркаса кровати, ни стульев, только плоская лакированная деревянная доска, лежащая на полу и занимающая треть комнаты. С одной стороны на ней было расстелено что-то похожее на слой постельного белья, а рядом с ней - несколько круглых подушек для сидения и очень маленький квадратный столик для еды. Юй Цайлин уже видела несколько старых фильмов Акиры Куросавы, и ей казалось, что она находится в таком же пустынном, древнем японском интерьере. Когда она впервые проснулась более десяти дней назад, помимо раскалывающей голову боли, сама эта мысль так напугала ее, что она снова потеряла сознание, желая умереть.

На самом деле она родом из очень маленького городка в Цзяннани. Он располагался в долине, окруженной горами, и имел свой собственный диалект и обычаи. Когда-то он находился так далеко, что местные жители никогда не видели иностранцев, кроме тех двоих, каким-то образом преодолевших горы и реки. Только когда молодые люди, работающие в больших городах за пределами страны, вернулись домой и описали их, они узнали, что это были иностранные захватчики. Это наполнило старого деревенского старосту Ли праведным негодованием, и он велел жителям деревни в следующий раз, когда они столкнутся с ними, давать им сладкий картофель, батат и редьку, начиненные крысиным ядом. К сожалению, чужеземные дьяволы больше не появлялись, и крысиный яд так и не был использован.

Только после основания Китайской Народной Республики, когда правительство прорубило путь через горы, проложило дороги, построило мосты и туннели, ее деревня постепенно превратилась в маленький горный городок.

- Юная госпожа, пришло время принять ваше лекарство. - В комнату вошла женщина средних лет с грубым деревянным подносом. Повернувшись к маленькой девочке, держащей в руках толстую стопку ткани, она сказала: - А Мэй, опусти занавеску. На улице холодно.

Юй Цайлин поспешно пришла в себя и села прямо (на самом деле, правильнее будет сказать опустилась на колени). Женщина поставила поднос на стол. На подносе стояли две чаши, одна большая, другая - маленькая. В большой чаше был горячий лечебный суп, а в маленькой чаше лежали три маленьких кусочка засахаренных фруктов. Юй Цайлин молча подняла глиняную чашу и выпила все за один присест, горечь супа наполнила ее рот. Пить его было ещё труднее, чем дихлофос. Впрочем, она никогда раньше не пила дихлофос.

После этого она взяла кусочек засахаренного фрукта, положила его в рот и медленно пососала, внимательно разглядывая женщину, стоящую на коленях напротив нее. Эта женщина попросила Юй Цайлин называть ее Нин, но Юй Цайлин не привыкла называть других одним словом – это напомнило ей термин, которым парикмахерша в их городском мультикомплексе кокетливо называла её, словно подзывая одного из своих любовников, – но поскольку она была незнакома с местными обычаями, она всё равно не осмеливалась обращаться к ней как-то иначе. Два дня назад она слышала, как А Мэй рассказывала о том, что соседского ребенка, который бредил из-за кошмара, шаман заставил выпить сожженный талисман, растворенный в горячей воде, и тот едва спасся. Поэтому она могла только проглотить свои слова в страхе и назвать женщину Нин.

У этой тётушки Нин было волевое квадратное лицо с торжественным и уважительным выражением. В отличие от ее собственных толстых хлопковых юбок, которые ниспадали до пят, Нин была одета в серую льняную короткую куртку, открывавшую брюки от колен и ниже, возможно, потому, что так ей было легче работать. Что касается десятилетней девочки рядом с ней, А Мэй, то ее одежда была еще проще. На ней было короткое ватное пальто, и она бегала по двору, полностью обнажив свои плотные брюки из хлопка.

Более десяти дней назад Юй Цайлин лежала на матрасе в полубессознательном состоянии, ее веки, казалось, весили тысячи фунтов, когда она услышала пронзительный женский голос, ругающий кого-то: «Ты глупая и некомпетентная старуха! Ты совершенно пренебрегла заданием, которое дала тебе наша госпожа. Если что-то случится с молодой хозяйкой, скормить тебя собакам будет недостаточно!» Затем одна девушка прошептала: «В то время это ты велела мне игнорировать ее, независимо от того, как она кричала, ругалась или выходила из себя, потому что она здесь в наказание за свои ошибки, чтобы подавить свой гнев. Кто бы мог подумать, что она заболеет лихорадкой…» Женщина с пронзительным голосом воскликнула: «Возмутительно! Даже если она совершила проступок, она всё равно дочь хозяина. Как ты можешь пренебрегать ею?»

...Юй Цайлин почувствовала головокружение и снова легла, но только для того, чтобы осознать, что кто-то кормит ее целебным супом. В то время ее воля к жизни была очень сильной, поэтому она сделала всё возможное, чтобы проглотить его. В своем оцепенении она услышала пронзительный женский смех, и его обладательница сказала: «...Я не буду скрывать это от тебя, но это стало горячей темой, и к этому нельзя относиться легкомысленно. Ты очень умная. Теперь, когда она так больна, никто не хочет брать на себя ответственность, поэтому ты прибежала ко мне...»

Затем раздался медленный и нежный голос женщины по имени Нин, которая с улыбкой сказала: «Если бы молодая госпожа не заболела так сильно, я бы не получила эту работу. Я просто надеюсь, что домочадцы хозяина запомнят меня и обеспечат хорошее будущее моим А Мэй и А Лян». После этого послышался звон медных монет друг о друга, и женщина с пронзительным голосом удовлетворенно сказала: «Хорошо, раз ты признаешь эту работу своей, тогда делай ее хорошо». С этими словами она ушла.

Несмотря на лихорадку, Юй Цайлин, у которой был почти идеальный результат в логическом мышлении, смогла сделать вывод, что она была дочерью древнего дворянского рода, которую наказали за какой-то проступок. Предыдущий человек, ответственный за уход за молодой барышней, плохо справлялся со своей работой. Юная барышня слегла с высокой температурой, и поэтому Нин взялась выходить её.

Когда она впервые встретила Нин, Юй Цайлин попыталась использовать свои чрезвычайно поверхностные знания о древних временах, чтобы разобраться во всём. Она надеялась, что у нее окажутся косы маньчжурской династии или на ней будет одет откровенный костюм эпохи Тан – она совершенно не возражала бы выйти замуж за наполовину бритого (маньчжурского) мужчину или терпеть зимнюю стужу (потому что одежда в древности была такой толстой и теплой)! – но, хоть убей, она не могла понять, к какому периоду относится эта одежда. В результате Юй Цайлин впала в уныние на три дня. Только на четвертый день, после того как она оправилась от болезни и последовала за А Мэй, чтобы посмотреть свадебную процессию, она внезапно почувствовала, что ее настроение улучшилось. Естественно, А Мэй не могла понять, почему обычно подавленная молодая госпожа казалась тогда необъяснимо веселой.

Тётушка Нин тоже оценивающе смотрела на Юй Цайлин. Чтобы помочь ей оправиться от болезни, они приготовили много целебного отвара, который даже сама Нин находила трудным пить. Но молодая госпожа, за исключением того, что невольно выплевывала его в первый раз, всегда пила отвар без жалоб, ее челюсть была твердой, а губы поджаты в решительной и волевой манере. Как бы то ни было, Нин была сдержанна по натуре, но она не ожидала, что эта молодая госпожа окажется еще более сдержанной. Если не считать обмена несколькими словами с А Мэй, она большую часть дня молчала. Это было совершенно не похоже на то, как ее описывали другие. Это привело Нин в некоторое замешательство.

После того, как Юй Цайлин выпила лекарственный отвар, круглолицая А Мэй прижалась к ней и застенчиво сказала: «Юная госпожа, на улице хорошо и тепло. Давай выйдем и поиграем». Юй Цайлин тоже устала весь день стоять на коленях и кивнула в знак согласия. Тётушка Нин, улыбнулась и сказала: «Хорошо бы понежиться на солнышке, но сегодня охранников здесь нет, так что не уходите далеко. Попроси А Ляна приглядеть за вами».

Юй Цайлин бросила на Нин странный взгляд. Обычно эта женщина была сдержанной, но сегодня она не только сказала больше нескольких слов, но и фактически позволила ей выйти поиграть в компании не совсем взрослого мальчика.

А Мэй скорчила рожицу своей матери, прежде чем немедленно помочь Юй Цайлин надеть пару хлопчатобумажных туфель на толстой подошве с приподнятыми носками и завернуть ее в толстый плащ, а затем, счастливо взявшись за руки, обе девочки отправились на улицу.

Выйдя из дома, Юй Цайлин глубоко вздохнула, и холодный ледяной воздух ударил ей в лицо. Жгучий жар внутри нее рассеялся, и она наполнилась чистым, свежим, холодным воздухом. Подняв голову к небу в этой северной сельской местности, она поняла, что голубое небо и белые облака, о которых она узнала в школе, не были ложью. Глядя на высокое и широкое небо над головой, чистое и прозрачное, как ледяная вода, Юй Цайлин чувствовала себя совершенно счастливой и беззаботной.

Она обернулась, чтобы посмотреть на маленький дворик. Его окружала широкая бамбуковая изгородь. Хотя это был небольшой загородный дом, у него была высокая крыша, а три его комнаты были высокими и широкими, без малейшего намека на простоту. Такой высокий и просторный дом совсем не походил на те, что строят в японской сельской местности.

Юй Цайлин удовлетворенно кивнула. С маленькой А Мэй с одной стороны и прыгающим семилетним или восьмилетним мальчиком с другой, они как раз собирались покинуть двор, когда она увидела приближающихся издалека двух всадников, закутанных в снег и пыль. Остроглазая А Мэй внезапно сказала: «Это А Фу... и А Сюн*». Затем, высвободив руку, она повысила голос и закричала: «А Фу! А Сюн!»

* А Фу - отец, А Сюн - старший брат.

Когда два всадника подъехали ко входу во внутренний двор, они аккуратно осадили своих лошадей и спешились. Увидев Юй Цайлин, мужчина средних лет, склонил голову, сжав кулаки перед собой, и улыбнулся, сказав: «Юная барышня». Юноша лет семнадцати-восемнадцати, стоявший позади него, последовал его примеру аналогичным образом.

Юй Цайлин кивнула, затем подняла голову и, улыбаясь, сказала: «Фу И, ты вернулся». Мужчина средних лет поднял свое бородатое лицо, широко улыбаясь, и сказал: «Юная госпожа, вы вышли на прогулку? Я только что проходил мимо святилища, посвященного речному богу. Вы должны пойти и посмотреть». Затем, повернувшись к своему сыну, он сказал: «Дэн, сходи с ними». После мягкого ответа «Хорошо», молодой человек передал поводья своей лошади отцу, затем последовал за Юй Цайлин и ее группой. Снег хрустел под их ногами.

Фу И был мужем Нин. Ранее Юй Цайлин слышала, как два охранника называли его лидером Фу, поэтому она последовала их примеру и назвала его лидером Фу, но это напугало мужчину до полусмерти, и он настоял, чтобы она никогда не называла его так, несмотря ни на что. Когда она увидела его в первый раз, он казался близким с Нин, и она подумала, что он ее любовник. Только выслушав кое-какие сплетни, она узнала, что он был ее законным мужем.

Покинув двор, они в течение десяти минут направлялись на запад, прежде чем услышали звук текущей воды из ручья и гомон от скопления людей. Перед ними возник небольшой ручей шириной около десяти метров. В самом мелком месте вода была около полуметра и такая прозрачная, что можно было видеть дно. В самом глубоком месте она была глубиной около трех-четырех метров. Хотя это был небольшой ручей, он был обильным, с нескончаемым запасом рыбы и креветок в течение всего года, обеспечивая средства к существованию жителей деревни. На берегу, недалеко вверх по течению, трое старейшин этой маленькой деревни призвали жителей построить небольшое святилище, чтобы поклоняться богам гор, лесов и ручьев, искать их защиты и молиться об изобилии.

Как только она увидела впереди святилище, А Мэй нетерпеливо потянула Юй Цайлин вперед. Достав две связки монет, А Мэй купила у старого шамана у входа бамбуковую трубочку с палочками благовоний, затем купила какие-то фрукты, которые Юй Цайлин не смогла идентифицировать, у девушки, торговавшей вразнос из корзины. Увидев красивое лицо Фу Дэна, продавщица бросила ему мандарин, одарив его улыбкой, и лицо Фу Дэна сразу же стало краснее апельсина. Однако А Мэй улыбнулась и сказала: «Мой брат собирается жениться!» Юй Цайлин поддразнивающе протянула: «Раз он тебе нравится, почему ты все еще берешь с нас деньги за фрукты?» Девушка весело ответила: «Хотя он и красив, мне всё равно нужно ставить еду на стол». Это рассмешило жителей деревни и группу Юй Цайлин.

Так называемое святилище представляло собой, по сути, здание с двумя комнатами, одна из которых выходила окнами на фасад, другая - на задний двор. Жители деревни несколько раз видели Юй Цайлин и ее группу. Всё, что они знали, это то, что она была дочерью знатной семьи, живущей неподалеку, поэтому они расступились, попросив их войти. Передняя комната была наполнена дымом от благовоний. На высокой платформе стояло несколько гротескных и свирепых на вид статуй. Гуаньинь не была похожа на Гуаньинь, Иисус не был похож на Иисуса. У ног статуй было даже несколько пятен крови. Рядом с ними стоял большой деревянный таз, в котором лежали от трех до пяти цыплят и уток, все еще бившихся в предсмертных судорогах, и трепыхавших ногами. Юй Цайлин в сотый раз покачала головой. В то время, когда статуи богов были такими пугающими, а методы поклонения такими примитивными и грубыми, как верующие проникались духом поклонения и имели эмоциональную связь? Она хотела бы научить этих шаманов делать несколько статуй добрых богов, класть на алтарь цветы и золотых рыбок и устраивать шоу с пением гимнов и чтением Священных писаний. Это обеспечило бы процветающий бизнес с постоянным потоком денег*.

* китайское двустишие, которое буквально переводится как «процветающий бизнес за всеми четырьмя морями, с деньгами, текущими через все три реки».

Но это, очевидно, было лишь ее собственное мнение. Женщины, дети и старики здесь чувствовали себя вполне комфортно. Они либо стояли на коленях, либо торжественно стояли, сложив руки перед собой, а их губы шевелились в безмолвной молитве. А Мэй быстро протянула ей несколько палочек благовоний и потянула ее вниз, чтобы опуститься на колени рядом с ней на соломенную циновку.

Юй Цайлин вздохнула с некоторым волнением. Последний раз, когда она поклонялась в своей прошлой жизни, это было, когда она отправилась покорять гору с тремя соседками по комнате. Четыре юные барышни благоговейно склонились перед статуей Саньцинского Будды. Сестра «текстовое сообщение» молилась о полной стипендии в конце семестра. Сестра-блогерша молилась о соседском парне, в которого она была влюблена, чтобы он порвал со своей девушкой и сошелся с ней. Сестра QQ* надеялась на возможность стажировки в компании NZND. Что касается ее самой, то она молилась о том, чтобы ее 11-страничная заявка на вступление в Партию** была успешной. Ее дядя сказал, что если ей удастся вступить в Партию, он подарит ей ноутбук.

* QQ — наиболее распространённый в Китае сервис мгновенного обмена сообщениями.

** предположительно, у членов коммунистической партии Китая будут хорошие перспективы трудоустройства.

После нескольких повторяющихся молитв все четверо встали, хором прочитали Амитабха-сутру и радостно пошли играть, никто из них не обращал внимания на старую женщину, стоявшую на коленях рядом с ними, на лице которой было странное выражение.

После молитвы Юй Цайлин воткнула в горшок свои палочки благовоний и тихо вздохнула. С ее точки зрения, неясно, была ли реализована ее молитва из прошлой жизни. Тогда ее праведная и мужественная жизнь оборвалась. Если бы всё не закончилось так, была бы она принята в Партию?! Она также задавалась вопросом, сбудутся ли желания ее соседок по комнате. Она действительно ненавидела свое невезение. Что ж, приготовленные утки уже улетели*, поэтому она была категорична в своем отказе, когда А Мэй попросила ее пройти в главную комнату, чтобы послушать, как шаман объясняет последние предзнаменования.

* китайская фраза, похожая на «поезд ушёл» - означает упущенную возможность.

В последний раз, когда она столкнулась с этим шаманом, он обманом заставил ее провести какое-то колдовство, чтобы избавиться от демонов и духов. Он, вероятно, слышал, что она была дочерью знатной семьи, которую изгнали ее старейшины. Ба! Должно быть, он считал ее дурой. Даже если бы она была богата, она предпочла бы учиться у своего равнодушного отца-нувориша «спасать ветер и пыль»*, а не полагаться на богов. В конце концов, «спасение ветра и пыли» может способствовать гармоничному обществу.

* шутка, в центре которой находится проститутка и ее бордель. В вольном переводе это означает «вызывать смех у тех, кто находится в борделях», так что, как я предполагаю, в данном контексте автор намекает на оплату услуг проституток.

- Все говорят, что шаман внутри очень силен, - сказала А Мэй, дергая Юй Цайлин за рукав.

Выражение лица Юй Цайлин было серьезным, когда она ответила:

- Если бы он действительно был таким могущественным, то все важные люди стремились бы заполучить его себе. Тогда зачем ему торчать в этом маленьком месте?

На самом деле, после того, как бизнес ее легкомысленного отца начал набирать обороты, он начал верить в такие сверхъестественные вещи, но главное - найти нечто настоящее и ценное, чтобы в конечном итоге не поставить свои деньги не на того бога.

- Трудно сказать. Моя мать рассказала нам, что Бессмертный Ян, который однажды предсказал судьбу Его Величества, отказался быть чиновником. Сейчас он живет в уединении в сельской местности, каждый день ловит рыбу, одетый в меха, - А Мэй, казалось, была хорошо осведомлена о таких вещах.

Фу Дэн не был удовлетворен этим объяснением и сказал:

- Этот Бессмертный Янь на самом деле был конфуцианским мастером, который несколько десятилетий назад был первоклассным ученым. Гадание было просто его развлечением, и он не был шаманом.

В ответ А Мэй скорчила гримасу и сказала, что собирается поиграть у ручья. Это очень обрадовало А Ляна, и брат с сестрой потащили Юй Цайлин за собой из храма, направляясь к ручью.

У водоема собралось много детей и подростков, которые шумно смеялись и шутили. В то время народные обычаи были просты, и их игра ограничивалась либо тем, что они перебрасывали камни через воду, либо бросали вызов леденящей душу воде, чтобы прикоснуться к нескольким маленьким крабам и креветкам. Самое большее, они заходили в ручей, чтобы поиграть, используя самодельные высокие сабо. Увидев А Мэй и А Лян, играющих на берегу, Юй Цайлин сделала несколько шагов назад, огляделась, затем заметила большой и сухой валун, стоящий на солнце. Когда она подошла и села на него, рядом с ней молча устроился Фу Дэн.

Юй Цайлин взглянула на него. Эта женщина, Нин, была сдержанна и никогда не говорила ни слова, если в этом не было необходимости. Из троих детей только Фу Дэн был больше всего похож на нее – другими словами, ей будет так же трудно расспрашивать его о своей нынешней ситуации. А Мэй и А Лян были еще слишком молоды, чтобы быть сдержанными, но если она спросит слишком много, это может встревожить их мать.

Юй Цайлин не потребовалось много дней, чтобы обнаружить, что это общество было очень суеверным.

После того, как она оправилась от своей болезни, Нин пригласила двух шаманов петь и танцевать, восхваляя богов. Она также оборудовала новую кухню во внутреннем дворе, принесла в жертву ягненка и предложила богу кухни несколько тарелок с фруктами. Два дня назад, когда шел сильный снег, Нин торжественно предложила два кувшина зимнего вина; Юй Цайлин не знала, то ли для того, чтобы снег прекратился, то ли для того, чтобы он пошел сильнее. Накануне, когда густой снег постепенно растаял, обнажив грибы и растения, Нин с радостью пожертвовала парой цыплят и уток. Хотя Юй Цайлин никогда раньше не видела, чтобы кто-то приносил в жертву людей, она не осмеливалась просто задавать вопросы тут и там, за исключением того, что самое печальное - она даже не знала имени человека, в чьем теле она обитала.

Откуда-то впереди донеслись звуки смеха и крики А Мэй. Это звучало так, будто какой-то мальчик издевался над А Ляном. Чтобы отомстить за своего брата, А Мэй подобрала в траве кусок не растаявшего льда и засунула его мальчику за шиворот, заставив его прыгать, как креветку, а окружающие дети смеялись над ним.

Юй Цайлин тоже улыбнулась. На самом деле, она была очень благодарна семье Нин.

Более десяти дней назад, хотя она была слаба, она могла сказать, что окружающая обстановка была не очень хорошей. Она лежала на очень твердой доске с очень тонкой хлопковой ватой вместо набивки. Во всей комнате было холодно и сыро, а воздух был наполнен очень неприятным запахом. Однако с момента приезда Нин вся ее одежда и постельное белье были заменены на теплые и плотные качественные материалы. Она также нашла нескольких деревенских женщин и с их помощью с большим трудом перенесла большую печь, так что теперь в комнате было тепло и уютно. Убрав комнату несколько раз, Нин даже окурила пространство, дюйм за дюймом, полынью, осмотрев ее после, чтобы убедиться, что там не осталось никаких насекомых. После этого она обложила печь дровами и использовала для приготовления лечебного супа, чтобы вернуть здоровье Юй Цайлин. По мере того как Юй Цайлин день ото дня становилось лучше, сама Нин худела и уставала все больше.

Но такую опасную для жизни болезнь было не так-то просто вылечить, особенно в древние времена, когда уровень медицинского обслуживания был таким низким. Хотя Юй Цайлин была в хорошем настроении в тот день, она все равно иногда чувствовала одышку, и она не могла идти быстро, обходясь только медленной прогулкой. Чтобы поднять ей настроение, Нин нашла повозку, запряженную волами, и попросила двух охранников возить ее и А Мэй на прогулки по сельской местности.

Хотя Юй Цайлин не очень хорошо разбиралась в древних обычаях, она знала, что слуги знатных семей были более высокого ранга. У такой необычайно честной и осторожной женщины, как Нин, служившей здесь, в сельской местности, должно быть, была какая-то проблема.

Что ж, поскольку она уже была здесь, ей оставалось извлечь из этого максимум пользы. Человек должен остаться в живых, прежде чем он сможет начать думать о том, как жить хорошо. И только когда человек вынужден покинуть свой дом, он чувствует холод и одиночество. Юй Цайлин была эгоцентрична и практична по натуре. Она не могла позволить себе быть сентиментальной, не тогда, когда она даже не могла понять, как выжить в этот самый момент.