к "Салемов удел"

И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли;

и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей;

когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле.

― Книга Бытия, глава 4.

Пролог

"Эссе Сейшина"

    Деревня окружена смертью…

    Построенная вдоль горного ручья и окруженная с трех сторон в замкнутый треугольник из пихтового леса, она напоминает острие копья.

    Пихта схожа с криптомерией, такая же красивая, но только ниже и толще. Если криптомерию по форме можно сравнивать с острием ножа, то пихта похожа на огонь фитиля. Она имеет очертания пламени, утолщающегося к краю огонька.

    Крепкие ветви растут из ровного ствола, крона конусовидная, а листья представляют собой простые хвоинки, расположенные спирально. В общем-то, ничем не примечательное дерево.

    И все же именно лес, состоящий исключительно из этих пихт, окружает деревню смертью. Они вместе с горным хребтом являются границей, огораживающей деревню с каждой стороны, и делающей её словно не от мира сего; они ― Хиган, другой берег.

    Хоть пихты и возвышаются с высоты в сорок метров над деревней с другого берега, продолжительность их жизни составляет всего сто пятьдесят-двести лет. Это деревья опустошения. Если другая зелень пытается распространяться, ее вырубают, чтобы освободить место для еще большего количества пихт, что господствуют в лесу.

    Эти деревья возведены для мертвых, прикованных к горным склонам рядом с деревней. Изначально деревенским жителям древесина пихтового леса была необходима для изготовления сотоб, а позднее она также стала использоваться для производства гробов. Труд во благо мертвых был целью деревни с самого её зарождения.

    И в этом пихтовом лесу, наиболее подходящем для страны мертвых, размещены могильные дощечки.

    Мертвых до сих пор хоронят в деревне. У каждого из жителей есть свой участок, и именно там будут похоронены их останки. Здесь нет надгробий, вместо них на месте упокоения усопших стоят сотобы. В тридцать третью годовщину поминовения умерших, сотобы убирают и сажают пихту. Посадили и забыли. Мертвые уже вернулись в горы, так что там не осталось ничего живого.

    Лес, состоящий исключительно из пихт, сами пихты, уничтоженные ради мертвых – это, несомненно, земля смерти. Окруженная с трех сторон деревьями, деревня замкнута внутри самой смерти.

    На самом деле, области этой деревни были изолированы еще с момента ее постройки. Первыми поселенцами была группа лесорубов, не имеющая ни кровных, ни территориальных связей, пришедшая расчистить участок под деревню.

    Возможно, именно по этой причине все дела решаются внутри деревни, избегая вмешательства тех, кто живет за ее пределами. Влияние извне ограничено, как и объездная дорога через южную окраину деревни, через которую единственно возможно пройти и продолжить путь. Поскольку никто там не останавливается, деревня остается изолированной даже несмотря на то, что дорога соединяет её с маленькими и большими городами.

    Тем не менее, горная деревня таинственным образом не пострадала от депопуляции за последние годы. Население не растет и не уменьшается. Конечно, были семьи, которые постепенно переезжали из более отдаленной части деревни, но это число компенсируется ростом в южной части города. В горной деревне всегда много пожилых людей, но когда старики уходят в леса, откуда-то появляется молодежь.

    Глядя на ее продолжительное, пусть и тривиальное, существование, можно подумать, что деревня никогда не перестанет существовать, подобно хокора. Какой бы заброшенной она ни казалась, как и символ веры, который заставляет человека останавливаться у этого маленького святилища, вспомненного случайно, пульс деревни не прервется.

    Если это так, то флегматичность излишне спокойной горной деревни может быть преднамеренной. Даже мост между берегами, окруженный с трех сторон смертью, надежно изолирован от остального мира.

    Здесь люди трудятся во имя смерти и молятся за умерших.

    На самом деле это именно то, чем деревня была с самого своего зарождения.

* * *

    О первом появлении вспышек, предположительно пожара, в северо-западном горном районе города Мизобе, сообщили в пожарную часть 8 ноября около 3:00 утра.

    Температура составляла 9,6 ℃, уровень влажности - 62,3%, скорость ветра - 12,8 метра в секунду, и было предупреждение о засушливой погоде, поэтому не было ничего неожиданного в срабатывании пожарной сигнализации.

    С телефонной трубкой, прижатой к уху, Ёсино быстро отбросил журнал, который читал, и поспешил к выходу из участка.

    Северное отделение пожаро-спасательной службы располагалось в районе горных хребтов, окутанных тьмой. В течение дня позднеосеннее ясное небо, вероятно, будет фоном для зеленых просторов гор. Есино видел это так часто, что мог оживить в памяти вечнозеленые холмистые склоны, мягко перекрывавшие друг друга, и переходящие в смесь ярких осенних расцветок; это были привычные для Ёсино горы.

    Теперь эти горы были завесой, отделяющей ночное небо от бесчисленной россыпи огней, и расположившейся внизу, как угольно-черная тень. Подобно звездам, упавшим с неба, тут и там виднелись маленькие огоньки. Но всегда ли они были там? Это до сих пор остаётся неясным.

    ― Нори-сан, ты что-нибудь видишь?

    Ёсино обернулся на голос взволнованного коллеги.

    ― Нет.

    Ветер был достаточно холодным, чтобы пробирать до костей. Он дул с гор в сторону города. Настигнутый сухим бризом, который проник под воротник, Ёсино рассеянно поправил униформу и долго не отводил взгляда от гор.

    Горы северной части Мизобе составляли около двух третей городской местности. Большая часть населения жила в оставшейся трети, находящейся в городской черте, однако в горах были рассредоточены несколько небольших деревень, считавшихся частью города. Вопрос состоял в том, был ли свет, принимаемый за огонь, пожаром в одном из этих населенных пунктов.

    Честно говоря, было бы отлично, окажись он взаправду в деревне. Все районы, разбросанные среди гор, были изолированы, а старые дома обычно располагались в узких долинах, близко друг к другу. В каждой деревне была своя пожарная команда, знавшая об опасности, грозившей в засушливую погоду. У неё обязательно должны были быть вода и человеческие ресурсы, чтобы справиться с бедствием. Она могла бы бороться с огнем.

    …Было бы намного страшнее, окажись огонь в горах.

    Ёжась от ветра, Ёсино пристально вглядывался в черные горные хребты. Особо высоких гор там не было. Они чередовались небольшими подъемами и спадами. Это были горы, идеально подходящие для пеших прогулок, но на редкость негодящиеся для проезда транспорта. Деревья, посаженные ради древесины, были в основном японскими кедрами и кипарисами, а подлесок был настолько сухим, что при прикосновении к нему хрустел. Как только в горах возникало воспламенение, была высока вероятность, что оно перерастет в огромный пожар. Ёсино вспомнил масштабные возгорания в Окаяме и Хиросиме тем летом.

    «Пожалуйста, пусть это будет обычный бытовой пожар».

    Словно прочтя его мысленные мольбы, коллега сказал:

 ― Очень надеюсь, что пожар не лесной.

    Ёсино согласно кивнул. Облизав подлесок, огонь распространялся ужасающе быстро. Как только пожар охватывал широкий склон, он разносился ветром со скоростью тринадцать метров в секунду, мчась вверх и вниз по горам и поглощая изолированные деревни по всей северной стороне. И более того, этот ветер будто намеренно нацелившись, дул на Мизобе.

    Ёсино не покидало назойливое предчувствие, когда он смотрел на горы, еще выше подняв воротник и весь дрожа.

    Через южный горный район пролегала автострада. Районы, некогда бывшие лишь рисовыми полями, благодаря дорожной развязке теперь быстро развивались. Жилой квартал, построенный над полями, занял всю равнину и продолжал распространяться на север. Теперь даже горные склоны расчистили, а город и горы слились воедино.

    «Пожалуйста…» ― молился он про себя, ни к кому конкретно не обращаясь. И вдруг его мысли прервал сигнал тревоги. Ёсино в испуге повернулся в сторону участка. В этот самый момент из офиса выскочил молодой сотрудник.

    ― Я разглядел с вышки! Это в Сотобе!

    Пожарная машина пронеслась через квартал вдоль реки Оми, к горным хребтам, распростершимся на север от Мизобе. Хотя пока не поступало никаких тревожных сообщений. В горах по-прежнему царствовала глубокая тьма, и за её пределами ничего нельзя было разглядеть.

    Под ночным небом цвета индиго раскинулись черные склоны. В тишине предрассветного шоссе на пожарную машину налетел внезапный порыв ветра, будто решившись задуть, как только она окажется за пределами городских улиц. Но успел встретиться лишь с её тенью.

    Казавшаяся спокойной ночь, казавшиеся однообразными горы - оба по-своему испытывали его терпение. Дорога петляла и поворачивала вдоль реки и горных хребтов. Здесь не было слишком крутой гряды, а жажда рыть туннели и выравнивать горы со временем иссякла. В результате, даже направляясь в сторону северных деревень, вы были бы вынуждены через какое-то время повернуть на юг. Между тем, распространявшийся огонь это не заботило. Пожары просто рвались вперед вместе с ветром.

    При одной мысли об этом каждый изгиб дороги вызывал у Ёсино боль в животе. С пассажирского сиденья машины, едущей вдоль горы, он, наконец, увидел освещение скоростной автомагистрали. Свет ярко сиял впереди, пересекая вершину долины.

    На северной стороне горы, которая возвышалась над долиной, находилась Сотоба. Бывшая Сотоба. Или то, что предполагалось быть ей. В долине реки находилось около четырехсот домов. Население составляло чуть более 1300 человек, это была самая большая деревня из всех, находящихся в горных хребтах.

    ― Пока ничего не видно.

    Ёсино кивнул в ответ на голос своего молодого коллеги.

    ― С рассветом мы могли бы, по крайней мере, увидеть дым, но... ― ответил Ёсино, когда его осенило.

    До того, как поступил звонок, он как раз читал журнал, который оставил один из членов бригады ― Маэда ―, умерший всего лишь в прошлом месяце. Маэда жил в Сотобе. Ёсино вспомнил, как тот принес журнал, хвастаясь, что один из авторов был из его деревни. Это случилось около полугода назад. Маэда сказал, что это эссе, написанное о Сотобе, и, казалось, получал удовольствие, когда открыл его на загодя помеченной странице, чтобы подтвердить свои слова. Ёсино случайно недавно взял этот журнал с задней части полки.

    Неужели Маэда умер от болезни? Он должен был быть примерно того же возраста, что и Ёсино, если не моложе. Его семья пришла за личными вещами, забрав всё, кроме журнала, оставшегося в глубине полок.

    Сам не зная, зачем вспомнил об этом, Ёсино снова сосредоточился на рации. Похоже, штаб-квартира тоже еще не знала никаких подробностей. Они не только были не в курсе событий на месте происшествия, а даже не знали точно, где именно произошел пожар.

    Ёсино спросил одного из членов бригады на пассажирском сиденье:

― Всё ещё нет никаких известий от пожарной команды Сотобы?

    Все пожарные посмотрели в сторону рации.

    ― Похоже, на посту никого нет.

    ― Не может быть!

    Было предупреждение о засухе. Пожар мог вспыхнуть в любой момент. Каждой пожарной команде было рекомендовано быть начеку, поэтому кто-то обязан был находиться на станции.

    ― А их бригадир?

    ― Наш офис пытался дозвониться ему домой, но никто не ответил.

    ― Я так и думал... ― Ёсино слегка раздраженно цокнул языком.

    Строго говоря, пожарный департамент и пожарная бригада были отдельными объединениями, которые работали бок о бок. Пожарный департамент всего лишь давал инструкции. Но он не был единым целым с бригадой, так что слаженно, как две руки одного тела, они не работали.

    ― Уж не думаете ли Вы, что участок и дом шефа уже охвачены пламенем?

    Ёсино нахмурил брови, услышав вопрос своего молодого коллеги, не уверенный, были ли это страх или шутка. Если бы всё зашло так далеко, они должны были бы получить известие из Сотобы заранее. Несмотря на это, он не мог удержаться от мысли о наихудшем. Что если не было возможности установить связь при таком хаосе?

    Они проехали еще один поворот. После пересечения еще одного хребта с северной стороны показалось поле. Перед глазами показался мост, соединяющий с национальной автомагистралью. За ней, освещенной как днем, виднелась тёмная гора, позади которой всё было погружено в хаос. В темноте на их пути встречались точки красного света: рассеянные, светящиеся искры.

    Ёсино и вся группа в машине завопили. Они поняли, что случилось самое худшее. Это был не простой бытовой пожар. Без сомнения, этот пожар был лесной. Благодаря хорошо освещенной скоростной автомагистрали, по количеству источников огней, они могли точно сказать, что он был необычайного масштаба.

    ― Не может этого быть ... ― пробормотал кто-то.

Пожарный, сидевший на пассажирском сиденье, судорожно докладывал об увиденном. Им требовалось подкрепление. При таких размерах пожара и ветре, текущая ситуация была не тем, с чем могла справиться одна бригада.

    Правильнее было бы выразить в днях, как много времени потребуется, чтобы его потушить. Сколько площади горной деревни будет уничтожено огнем, и сколько последует жертв?

    Сжав кулак, лежащий на коленях, Ёсино увидел фары приближающейся машины. Он приказал водителю притормозить, широко махнув рукой в направлении автомобиля.

    Это был ничем не примечательный фургон. Сблизившись, обе машины остановились у разделительной полосы. Ёсино открыл дверь и наполовину высунулся наружу. Водитель фургона опустил стекло.

    ― Эй, ты прибыл из Сотобы? ― голос Ёсино раздался на ветру.

Он не видел в воздухе ничего похожего на пепел или дым, но там витал отчетливый запах гари пожарища.

    Водитель равнодушно покивал в ответ на вопрос Ёсино. На вид ему было лет двадцать-тридцать. При слабом освещении выражение лица разглядеть было трудно, но, похоже, он не был в каком-либо замешательстве. Однако лицо и одежда его были перепачканными, как будто вывалялся в грязи. На мгновение Ёсино показалось, что вместо грязи были брызги крови. Но, возможно, это просто игра света делала ее похожей на кровь. Наверно, так оно и было.

    ― Что случилось с Сотобой? Вы что-нибудь знаете?

    Голос водителя, возможно из-за усталости, был тих и лишен эмоций, но донесся с ветром:

― Там лесной пожар. Он начался в северных горах и дошел до деревни.

    ― Насколько большой? ― Ёсино застонал от досады.

    ― Ужасный. Угольки падают, как снегопад.

    Это был поистине наихудший сценарий.

    ― И куда только смотрел пожарный участок Сотобы? ― выругался кто-то.

Остальные пожарные докладывали в штаб-квартиру. Ёсино жестом поблагодарил водителя. Тот поехал дальше. Закрывая дверь пожарной машины и провожая взглядом отъезжающий фургон, Ёсино судорожно сглотнул.

    На заднем сиденье машины находился гроб. Пусть всего на мгновение, но очень отчетливое, его вид приковал к себе взгляд Ёсино. Безусловно, это был всего лишь простой деревянный гроб. Изображение полностью выжглось на сетчатке его глаз; заднее сиденье было полностью откинуто, чтобы соответствовать размеру гроба, а одна половина ящика, с маленьким окошком с двойными дверцами, украшенными кистями, была обернута какой-то тканью.

    С разинутым ртом Ёсино проводил машину взглядом. На мгновение ему подумалось, уж не погнаться ли за ними и не крикнуть ли им, чтобы они остановились, но его плечи быстро расслабились. Да, гроб. В этом не было ничего странного.

    Деревня Сотоба изначально была основана для создания сотоб и гробов. Судя по внешнему виду водителя, ситуация выглядела явно хаотичной. Возможно, он просто схватил все, что попалось под руку в своем магазине, в том числе гроб, и упаковал, какие успел, ценности при побеге. Или, может быть, гроб был заранее упакован в машину для доставки.

    Ёсино все еще чувствовал себя как-то некомфортно, но сейчас не время слишком глубоко в это погружаться. Более важным, чем фургон с гробом, для него было то, что в Сотобе много небольших частных деревообрабатывающих предприятий и лесопилок.

    Пожарная машина снова двинулась на север по национальному шоссе. Она проехала под эстакадой скоростной автомагистрали, свернула на единственный поворот вдоль горного ручья и постепенно поднималась все выше, пока в поле зрения не показалась деревня Сотоба.

    Если смотреть на неё прямо, то с северной стороны деревня уже была охвачена пламенем. Ёсино мог сказать, что красное пламя полностью охватило территорию под посаженными человеком лесами. Причина, по которой горные хребты казались черными, заключалась в том, что они находились в тени, освещенные с другой стороны горы. Источник пожара, должно быть, находился дальше к северу, в Сотобе, и другая сторона горы, возможно, уже горела.

    Резкий запах дыма ворвался внутрь пожарной машины. Перед испуганными глазами людей пламя возвышалось над горной глыбой. Пихты повалились в огонь. Здания на северном склоне уже были охвачены пожарищем, а фары машин, покидающих территорию, дрейфовали блуждающими огоньками.

    Падали искры. Нет, это было не так же слабо и мягко, как можно описать словом "падение". Было больше похоже на метель, раздуваемую свирепыми ветрами.

    Ситуация оказалась ужаснее, чем они себе представляли, и Ёсино слышал, как его коллеги повысили голоса и застонали. Как можно представить, что способен предпринять один-единственный грузовик с насосом, мчащийся на место происшествия?

    Конечно, они вообще ничего не могли поделать.

    Эта катастрофа была кончиной, а не началом чего-то. Прошлым летом все незримо к этому вело; тут была кульминация из цепи разных событий.

    Нет, согласно некоторым, всё началось еще до этого - в прошлом году, а возможно, даже и раньше. Так или иначе, неизбежная катастрофа произошла летом, на рассвете 24 июля.

    Было предопределено судьбой, что в тот день деревня, известная как Сотоба, изолированная тысячью гектарами горного леса, будет благодаря ему же и уничтожена.

Примечания:

1. "к Салемов удел" ― дань уважения к роману "Salem's Lot" (также известного под названием "Жребий") Стивена Кинга, который вдохновил Фуюми Оно на написание ранобэ "Shiki".

2. Шики ― воскресший мертвец, обладающий паранормальной силой.

«Ши» ― труп, «ки» ― о́ни, огр или демон. Поскольку термин выдуман одним из персонажей ранобэ, переводить его нецелесообразно.

3. Криптомерия ― дерево, ошибочно называемое «японским кедром». Иглы отличаются от пихтовых большей остротой.

4. Хиган ― «другой берег» или «рай чистой земли». В японских буддийских преданиях есть река Санзу, эквивалент реки Стикс, которую человек пересекает, чтобы попасть в загробную жизнь, и платящий за переправу пошлину в шесть монет. Хиган ― это берег просветления. Ему противоположен Сиган ― «земной мир».

5. Сотоба (卒塔婆) ― ритуальная деревянная табличка, устанавливаемая на могиле, содержащая посмертное имя, определяемое буддийским священником на основе жизни человека, и буддийскую сутру. Бывает различной высоты: от роста ребенка до роста взрослого человека.

Пример: style="margin-left:0cm;margin-right:0cm;"> 

6. Сотоба (外場) ― деревня. Первый кандзи означает «извне», второй ― «место» или «поле».

7. Хокора ― небольшие святилища, размерами от собачьей будки до небольшого сарая. В то время как главные боги или духи обычно обитают в больших святилищах, хокора, как правило, предназначена для второстепенных, местных или народных богов. Они могут располагаться на обочинах дорог или на территории святилищ, созданных для более значимых богов. Существует множество вариаций, основанных на размещении бога или богов; общие черты включают каменные фигуры, такие как Дзидзо или большие камни с различными значениями. Также иногда бывают ящики для денежных пожертвований или подношения вещей, еды, напитков и т. д., которые могут быть размещены вокруг хокоры.

Пример: style="margin-left:0cm;margin-right:0cm;"> 

8. В синтоизме горы почитались, как священное место, где живут ками (японские божества синто) и куда удаляются души мертвых.